совсем. Но согласилась на план.
Она не должна узнать.
– Я об этом позабочусь. На долю Миели выпало немало грязной работы. Теперь моя очередь.
Я пробую фрукты. Странный сладковатый вкус, как у хурмы, только более острый.
– В любом случае, похоже, ты провела неплохую подготовку. Она была в благодушном настроении. Отличная мысль насчёт сауны.
Это полностью её идея, отвечает корабль. Но хорошо уже то, что она выслушала тебя. Чем скорее это закончится, тем лучше.
– Согласен. Будем надеяться, что впоследствии она нас поблагодарит. Сказать по правде, на это мало надежды. Я и сам не в восторге от плана. Возможно, именно поэтому не воспользовался им в прошлый раз. Но теперь выбора у нас нет.
– Выбор всегда есть, Жан, – говорит Жозефина. – А ты большой специалист делать его неправильно.
На этот раз она не воспользовалась телом Миели, оставшись просто призраком в освещённой земным сиянием каюте – точно такой, какой я её помнил: высокая красивая женщина, которой можно было бы дать не больше сорока, если бы не едва уловимая хрупкость. У меня сжимается сердце.
– Неправильно – это слишком сильно сказано, – отвечаю я. – Я предпочитаю слово «нестандартно». – Я прищуриваюсь. – А я думал, ты скрываешься.
– Уже нет, раз ты разобрался с несчастным Сумангуру, – произносит она и закуривает сигарету. – Мне нравится твоя сентиментальность по отношению к Миели. Это я замечала в тебе и прежде. Ты убеждаешь себя, что заботишься о ком-то, а потом используешь его в качестве инструмента. Вот почему нам так хорошо вместе. Со мной тебе не приходилось себя обманывать.
– Я думал, ты на меня злишься.
– Что ж, наказания сауной в обществе оортианки с тебя пока достаточно. И ты проявил некоторые черты того Жана, которого я знала. Продолжай в том же духе и получишь больше, чем просто свободу. Достань мне камень, и вся Вселенная будет у твоих ног.
– Я принесу тебе камень, но не домашние тапочки, – отзываюсь я. – Я больше не стану твоей комнатной собачкой.
Она смеётся.
– Ты хоть имеешь представление, сколько раз происходил между нами этот разговор? Ничего не меняется, Жан, особенно для таких, как мы. Вечно оставаться собой – вот цена, которую приходится платить за бессмертие. Поэтому мне так нужен камень. Чтобы изменить правила.
Я поднимаю свой бокал.
– Жозефина, дорогая, любовница из тебя куда лучше, чем философ. А теперь прошу прощения, но я собираюсь закончить ужин. А потом мне предстоит долгий путь вне своего тела.
Она улыбается своей змеиной улыбкой.
– И ты будешь не один, Жан, – говорит она. – Я отправляюсь вместе с тобой.
К концу ужина Миели выглядит почти довольной. Она даже что-то напевает себе под нос. Восстановленные статуи медленно танцуют под её мелодию.
– Не могу сказать, что сильно привязался к этому телу, – произносит вор, – но не могла бы ты сказать, что будешь с ним делать в моё отсутствие?
– Уберу с глаз долой, – отвечает Миели.
Остаток ужина проходит в молчании. На десерт она приготовила настоящий шедевр: морошка с паучьим молоком. Это блюдо удерживает от разговоров даже вора.
– Чем ты займёшься, когда всё это закончится? – внезапно спрашивает он.
Миели поднимает голову.
– Пора в путь, – заявляет она.
Она переключается на спаймскейп и даёт команду «Перхонен» подготовить запуск мыслевихря. Им предстоит внедрить сознание вора в сеть коммуникаций Соборности, загрузить его в диск из интеллектуальной материи, тоньше, чем мыльный пузырь, и отправить к Земле впереди «Перхонен».
– Ну ладно. Увидимся на Земле, – говорит вор. – Жди моего сигнала.
– Да пребудут с тобой Куутар и Ильматар, – негромко отзывается Миели.
– Две богини? Это целая команда. Но, думаю, в этой работе их помощь не помешает.
Он закрывает глаза и исчезает. Мыслевихрь, подгоняемый корабельными лазерами, набирает скорость и скрывается в темноте.
16
Таваддуд и Кассар Гомелец
Свободные часы Кассар Гомелец, как обычно, проводит на кухне.
Среди старых членов Совета бытует мнение, что, если бы не семейное дело, Кассар непременно стал бы шеф-поваром в лучшем ресторане Зелёного Осколка. В воздухе висит густой аромат специй, атар заполнен фрагментами рецептов. Джинны-слуги подготавливают отдельные ингредиенты в маленьких горшочках и контейнерах, а сам Кассар огромным ножом нарезает овощи на тонкие ломтики. Его движения поражают своей ловкостью и точностью.
Поначалу он даже не замечает появления дочерей. Затем поднимает голову, откладывает нож и вытирает руки фартуком.
– Отец, – приветствует его Таваддуд и кланяется.
Тело у неё всё ещё болит, но по крайней мере она успела помыться и сменить одежду. Она не меньше получаса решала, что надеть, и наконец остановила свой выбор на простом тёмно-зелёном платье, а на голову повязала белый шарф, оставляющий лицо открытым.
Кассар окидывает её бесстрастным взглядом. Затем отворачивается, собирает овощи с разделочной доски и бросает в большой кипящий котёл.
– Я вижу, моя дочь не пострадала. Это хорошо. А что с нашим гостем? – спрашивает он, не оборачиваясь и изучая содержимое котла.
В каком бы настроении ни пребывал отец Таваддуд, в его голосе всегда присутствует нотка скорби.
– Господин Сумангуру восстанавливается после ранений, – отвечает Дуньязада. – Его Печати не пострадали, несмотря на воздействие дикого кода и выстрелы из бараки.
– Возблагодарим Ауна за эти крохи милости, – говорит Кассар. – Нехорошо было бы погубить посла Соборности в этой безумной гонке над городом.
– Соарецы жалуются на ущерб, нанесённый их рух-кораблям, а господин Салих поднял шум из-за гибели карина и требует… – продолжает Дуни.
– С Соарецами мы разберёмся, – небрежно машет рукой Кассар. – Сейчас нам надо обсудить более важные дела, Таваддуд.
У неё замирает сердце.
– Молодой господин Нувас… убедил меня поручить тебе это неприятное дело. Было ли это решение правильным, ещё стоит определить. Итак. Должен сказать, что меня порадовал твой интерес к делам семейства, но для этого не стоило прибегать к шантажу. Сначала ты должна была обратиться ко мне. И в будущем станешь поступать именно так. Ты поняла?
– Да.
Кассар всё так же стоит к ним спиной и наблюдает за контейнерами, которые сами собой взбалтывают содержимое.
– Ладно, это неважно. Молодой Абу сильно увлечён тобой, и это весьма полезно. Что же тебе удалось выяснить?
Таваддуд делает глубокий вдох. Она всё время думала, что скажет отцу, и без конца подбирала нужные слова.
– Госпожа Алайль умерла из-за одержимости, и тот, кто убил её, охотился за имеющимся у неё Тайным Именем. По этой же причине кто-то из членов Совета пытался уничтожить меня и господина Сумангуру, – докладывает Таваддуд. – И Кающемуся Рамзану доверять нельзя. И ещё… возможно, я знаю джинна, который наслал на Алайль одержимость. Он мог бы привести нас к авторам этого заговора.
– Я имел в виду: что тебе удалось выяснить о нём? О Сумангуру.
Таваддуд изумлённо смотрит на отца. В белом колпаке, с оттопыренными ушами, он мог бы выглядеть комично, если бы выражение его лица не было таким суровым.
– Не понимаю. Я думала, моя задача…
– С помощью этой возможности выведать информацию, которую мы могли бы использовать против Соборности. Вот в чём