возвращается обратно через минуту и несет в руках бинт, бутылочку с какой — то прозрачной жидкостью, напоминающей перекись водорода, и несколько лейкопластырей.
— Раздевайся и садись на диван, — приказным тоном говорит тот.
— Что, прям полностью? — удивленно спрашивает Тина.
— Нет, Тина. Толстовки и кроссовок будет достаточно.
— Окей.
Она судорожно стягивает с плеч ненужную одежду, затем обувь, и быстрым шагом направляется к кожаному дивану, следом усаживаясь на него спиной к Ноа. Тину переполняет эйфория, радость, предвкушение, потому что сейчас произойдет то, о чем так долго мечтала — сейчас она лишится кошмаров и резких приступов, которые не предугадать. Тина, конечно, не подозревает, что виновником приступов является не только Глен, но и синдром СДВГ, вот только сказать об этом никто не может. Просто об этом знают лишь те, кого сейчас рядом нет. Ну и Ноа знает, только будет молчать до последнего, сохраняя тайну о процедуре в стенах «Амнезии». Ибо запретительный приказ никто не отменял. Никто не отменял наказание за распространение информации объекту, что подвергся амнезии, и не важно, кем он приходится тебе: родственником, другом, любовником. Никто не отменял аконитовый ошейник на трое суток в качестве штрафа за длинный язык.
***
Тина ждет. Молча сидит и ожидает боли. Ей не страшно, лишь только губы подрагивают, а так всё в порядке. В полном. Ноа стоит позади, смачивает бинты раствором перекиси, затем выливает немного жидкости себе на ладони и тщательно растирает, будто пытается выжечь с кожи всё, что способно навредить. Ноа не сможет причинить ей боль, Тина в этом не сомневается. Точнее, сейчас будет больно, но боль осознанная, та самая, о которой умоляешь.
— Приготовься, — Ноа проводит влажным бинтом по шее, от затылка и чуть ниже, затем прикасается когтями где — то посередине и глубоко вздыхает: — Не дергайся.
— Хорошо, хорошо, только не тяни, — тараторит Тина, начиная дрожать всем телом, вопреки просьбам.
— И заткнись, — новое напутствие. — И не дергайся, говорю же. Мне нужно выцепить именно воспоминания Глена, а это очень сложно.
— Да, прости, я постараюсь, — она глубоко вздыхает, закрывает глаза и борется с волнением. — Начинай.
Ноа углубляет острые когти под кожу — Тина разрезает криками пространство. Она замолкает лишь на секунду, а потом начинает кряхтеть, зажмуриваясь и впиваясь пальцами в обивку дивана. Потом снова кричит, снова замолкает и старается заткнуться окончательно, чтобы не привлекать лишнее внимание. Острая боль пронзает голову, словно штыком; поселяется внутри, наводит свои порядки, но на удивление Тины, она приносит странное душевное облегчение. Боль, как спасение от гнили, что скопилась внутри. Сердце начинает биться ровно, мысли проясняются, ощущения становятся терпимыми, можно даже открыть глаза, чтобы тут же услышать волчий рык — грозный, обозленный.
Когти исчезают из шеи, даря еще большую легкость и трезвость мыслей, как будто ты выпил сразу несколько доз Аддерола. Ноа за её спиной резко падает на колени, и когда Тина оборачивается назад, то видит перед собой нечто ужасающее — обращенного оборотня. Ноа скребет когтями дорогой паркет, его уши заострены, а с клыков капает густая слюна; тот бормочет что — то непонятное — сложно разобрать, — а потом поворачивается к Тине и прожигает её алой радужкой глаз.
Она застывает на месте, боясь делать следующий вдох, потому что Ноа выглядит устрашающе. Ноа выглядит опасно, и Тина не знает, как вести себя с бешеным волком. А тот совершенно точно в бешенстве — видно по оскалу.
— Ноа? Эй, милый, ну ты что? Всё хорошо, видишь? Я в порядке, — начинает свою тираду Тина, пытаясь успокоить Ноа и вернуть ему привычный вид. — Глена больше нет, я в этом уверена.
Имя, прозвучавшее из её уст, срывает у Ноа всевозможные тормоза. Подорвавшись с места, тот вылетает за двери, не дав Тине даже сообразить о следующем действии. Она лишь выпучивает глаза, предрекая надвигающуюся катастрофу, открывает рот, потом захлопывает его обратно и через секунду уже бежит за Ноа во двор. Если посмотреть по сторонам, то видно лишь удаляющуюся фигуру на темной трассе, что уходит в центр города. Что он увидел? Или почувствовал? Волки, должно быть, видят воспоминания, которые забирают, но где связь? Тина не может свести концы с концами, да и времени на это нет — нужно спешить, нужно догнать, нужно предотвратить беду. Ноа сейчас опасен для остальных, тут нет сомнений. И убегает он явно не в магазин за мороженым.
Тина пытается думать как можно быстрее, как можно продуктивнее — благо в голове, после долгого перерыва, становится чисто и свежо. Память еще не вернулась полностью, зато мысли теперь собираются воедино. Без чужаков под черепной коробкой думается гораздо лучше. Она снова оглядывается по сторонам, замечая закрытый гараж, и срывается обратно в дом. Дверь в пристройку находит быстро.
Тина подбегает к черной «БМВ», заглядывает в открытое окно и убеждается, что ключи в зажигании. Отлично. Прошло от силы полминуты, она успеет, обязательно успеет — дорога ведет только в одном направлении, поэтому Тина надеется догнать Ноа спустя несколько миль отсюда. Она ни разу не гонялась за обращенными волками, так что понятия не имеет, насколько сейчас права в рассуждениях и мелких подсчетах.
Замерев лишь на секунду, Тина бежит к дверям гаража и нажимает кнопку открытия створки. Медленно. Почему она поднимается так медленно? Возвращается к машине, садится за руль и заводит мотор, непрерывно смотря в зеркало заднего вида. Ну же, быстрее, еще быстрее. Выжимая сцепление, врубает заднюю передачу, и следом нажимает на педаль газа — колеса скрипят о бетонный пол.
Тина выруливает на проезжую часть, освещаемую дорожными фонарями, быстро переключает скорость и срывается в нужном направлении. Кажется, что прошла уже целая вечность, но подсчет идет на минуты, хотя этого тоже может быть достаточно, чтобы не успеть. Только вот к чему не успеть? К мясорубке? К массовому убийству? Тина даже не подозревает, куда именно убежал Ноа, просто едет по дороге, тихо молясь всем богам.
И боги слышат её, только не в том, что она просит сейчас, а в том, что просила раньше.
На пассажирском кресле лежит листок бумаги, а внизу на нем виднеется печать Городского суда Гарден Хиллс. Над ровно пропечатанными строчками заглавными буквами просматриваются два слова: «ЗАПРЕТИТЕЛЬНЫЙ ПРИКАЗ». Почему у Тины всегда так? Или всё, или ничего? Нужно следить за дорогой, необходимо всматриваться в ускользающий за горизонтом асфальт, чтобы выцепить взглядом знакомую фигуру, но взгляд так и устремляется вправо.
Любопытство всегда было сильнее Тины. Всегда доставляло проблемы одним лишь своим