остановкой, и не думаю, что я — последняя из всех, которые предстоит пережить.
За этой мыслью, наконец, пришло и осознание того, почему грязный клочок бумаги никак не хотел выходить из моей головы. Конечно, я знала, что люди страдают и умирают миллионами изо дня в день, но, пожалуй, никогда не задумывалась об этом по-настоящему. Меня всегда волновало лишь то, как пережить сегодняшний день и отомстить своим врагам в завтрашнем. Заботу о других я предпочитала перекладывать на Ната, не видя в этом ничего плохого. По правде говоря, я и сейчас не вижу. Однако отчего-то в ту ясную и тихую июльской ночь заботу об этом мальчике, о Ричи Джонсе, я решила взять на себя.
Ты спрашиваешь, за что нам всё это? А разве не очевидно? Мы расплачиваемся за собственную слабость. Слабость, которую так долго скрывали под тонкой пеленой показательной силы. В погоне за величием, славой, уважением и признанием мы давно позабыли о том, каково это — жить, наслаждаясь каждым чёртовым днём. Возможно, именно поэтому сама жизнь в её первоначальной и истинной форме решила напомнить, ради чего наши сердца бьются на самом деле. Вот только выбрала она для этого самый жестокий способ из всех возможных.
Мы заслужили наказание — это правда. Наказание за то, что наши души гнили так долго. Но не такое. Произошедшее с нами — скорее злая шутка, чем плата по счетам. Ты слышишь меня, Ричи Джонс? Всё это — забава судьбы и не более. Такой участи мы точно не заслужили, это ошибка! И я её сотру. Пусть обещание вычистить это отвратное пятно на обложке нашей истории будет моим тебе подарком на так никогда и не наступившее восемнадцатилетие.
Не сложно догадаться, что после всего этого сон меня настойчиво игнорировал. Я долго вертелась со стороны в сторону в надежде, что чудо всё-таки произойдёт, однако в итоге это принесло лишь противоположный результат, и в моих глазах исчезли даже самые малые крупицы сонливости. Всё оттого, что не переставала думать, как только что дала умершему и совершенно мне незнакомому человеку обещание, сдержать которое сложнее, чем отрастить крылья. И это при том, что за много лет странствий я никому и никогда(кроме Ната, конечно же) не давала никаких обещаний. Неужели его ежедневные проповеди о защите человечества и сострадании к ближним наконец-то возымели эффект? Неужели я действительно всё больше и больше становлюсь на него похожей? И означает ли это, что однажды стану такой же наивной, как и сам он?
Ну, нет, этого просто не может быть. Я — Ада Норин, а вовсе не Нат Орсон. Я — не он и никогда им не стану. Всё потому, что, в отличие от него, отлично понимаю: крошечный шанс на победу существует, лишь пока я остаюсь эгоисткой.
Размышляя обо всём этом, краем уха я услышала, как по общему коридору кто-то еле слышно, почти что бесшумно, идёт. Само собой, я не придала этому особого значения. А с чего бы? Вик довольно часто возвращался к себе после полуночи, так как любил любоваться звёздами, читая что-то интересное, а у Аки (стараниями Пандоры) вообще никогда не было графика. Насторожилась я лишь тогда, когда поняла, что этот «кто-то» остановился возле моей, первой из всех, двери и не думает идти дальше.
Выработанный за многие годы странствий и сражений инстинкт выживания помог мне вовремянапрячься и обострить все пять чувств чуть ли не до точки кипения. Что-то определённо было не так. Просунув правую руку под подушку, я крепко обвила ею рукоять кинжала из заговорённой стали, что, как обычно, спокойно лежал под перьями. В голове же пробежала секундная мысль о том, что сжимаю я его слишком сильно, и, скорее всего, на ладони обязательно останутся небольшие следы.
В итоге, услышав скрип, к которому уже успела привыкнуть, каждый день открывая и закрывая дверь собственной комнаты, я не сильно удивилась. От старости дверной замок сломался пару недель тому назад и починить его, по словам Вика, не представлялось возможным. «Время этой рухляди подошло к концу, и я не думаю, что тут можно что-либо сделать», — сказал он тогда. Вик посоветовал заказать новый замок, но я всё никак не находила для этого времени. Да и не показалось мне это таким уж большим делом: открыть замок для специалиста никогда не было проблемой. Именно поэтому, дабы быть уверенной в собственном тылу, прятать все компрометирующие меня вещи в особое место я начала, ещё когда он работал.
Но сейчас я действительно жалела о том, что вовремя не починила эту чёртову рухлядь. Ведь, возможно, работай она как надо, сейчас мне удалось бы избежать никому не нужных проблем.
Несмотря на то, что вокруг была сплошная тьма, яотлично видела (или скорее чувствовала), как тёмная фигура заглядывает в комнату, проверяя, спит ли служанка по имени Ада Норин. На секунду мне даже привиделось, будто тяжёлое дыхание гостя стало материальным и видимым, но, пожалуй, это было скорее фантазией, чем правдой.
Подумав, что я сплю, незнакомец медленно и осторожнодвинулся дальше, благоразумно решив не закрывать за собой дверь (видимо, посчитал нужным оставить путь к отступлению). Лежа неподвижно, я в спешке анализировала ситуацию. В том, что стоящий позади меня эксиль пришёл сюда пустить кровь, я даже не сомневалась. Возможно, мне следовало обернуться, подать голос или же закричать (по крайней мере, большинство сделало бы именно это, будучи на моём месте) — но подобную идею пришлось откинуть практически сразу же. Незнакомец позади был вторым после меня, кто сегодня прошёл по коридору личной прислуги, а это означало, что Вик, мой единственный здешний друг, ещё не вернулся, и звать на помощь будет только себе дороже. Скорее всего, от испуга гость или гостья прирежет меня раньше, чем кто-то отзовётся на крик. Выходит, бой — мой единственный вариант.
Не стану врать: одна эта мысль отозвалась радостным звоном в ушах и дрожью по всему телу. Каких же трудов стоило притворяться невинным ангелом практически полтора месяца. Волку не гоже быть овечкой, даже если этого требуют обстоятельства. И даже если я ищу отговорки — пусть. Подходи поближе. Ещё ближе. Ещё. Дай мне увидеть ужас в твоих глазах, когда ты наконец-то поймёшь, кто в этой комнате настоящая жертва.
Я не видела, но чувствовала, как незнакомец остановился возле моей кровати. Небольшой свист и блеск белоснежных когтей пронзили ночную тьму, словно меч, всаженный глубоко в плоть человека. Ещё пару секунд — и моя жизнь