разбойников тоже хватает, но и все эти рыцари тоже не брезгуют торговцев на прочность проверить.
— Интересная у вас жизнь, со знатью империи вон общаетесь. — Протянула я.
— Да уж пережили бы, и без таких интересностей. — Хохотнул возница и продолжил рассказывать мне об устройстве порта. — Вот там дальше Дальний док. Тут уже народ со скарбом, или с товаром. Есть ещё и людская переправа. Место в каюте уже и простой человек позволить может. Ты-то Дальних доков, наверное, и не видела никогда?
Из-за поворота действительно сначала показались самые настоящие паруса. А потом, когда наш фургон в свою очередь обогнул небольшой холм, я увидела десятки, наверное даже сотню самых настоящих крылатых кораблей. Они парили над небесной бездной, удерживаемые десятками толстых тросов у выпирающих далеко за границы острова причалов. Мачты многих уже были скрыты под волнами парусов, жадно ловивших ветер. Крики команд, звон палубных сигнальных колоколов, крики птиц…
И только ряд крыльев вместо вëсел, да лопасти с парусами, чем-то напоминающие мельничные ветряки, за кормой, отличали их от тех, что бороздили моря и океаны в моём родном мире в средние века.
Захлебнувшись в эмоциях, я вскочила с места и жадно рассматривала корабли. Пока случайно зацепившийся взгляд не отозвался болью в груди.
В стороне от бьющей ключом портовой жизни стоял явно покинутый корабль. Мачты его почернели, словно после пожара, паруса непонятного цвета висели лохмотьями, бортовые крылья торчали обломанными костями… Но запустение и следы, наверное, пережитой бури, не смогли лишить этот корабль гордой красоты и какого-то ощущаемого величия. Его борта напоминали застывшую пену на гребне волны, нос всё равно гордо стремился вперёд, встречать окованной бронёй грудью небесные шторма.
— Герцогиня! — вырвался из груди крик узнавания.
Словно откликаясь на знакомый голос или услышав своё имя, недвижимый до этого корабль покачнулся по воле ветра.
— Флагман воздушного флота Орландских, — прозвучал голос бастарда за моей спиной. — Впервые он ушёл в небеса, когда ваш отец привез, свою невесту, вашу мать, тогда ещё только свою нареченную. Именно в честь этого события этот корабль и получил своё имя. Когда… В ту ночь сюда тоже пришли легионеры.
— Бедный, бедный и глупый принц. — С горькой улыбкой ответила я. — Так боялся всего лишь имени, тени… Так старался унизить, уничтожить, стереть даже память об Орландских. А что в итоге?
Я рассмеялась, показывая на подхваченный ветром явно самодельный флаг на одной из мачт. Флаг с изображением четырёхлистника.
— Принц Валлиард восстановил ваш титул и вернул ваше наследство. Этот корабль принадлежит вам. — На моей памяти Винард впервые говорил со мной так вежливо.
— Я над своей-то жизнью не властна, а ты мне говоришь о решении чьей-то судьбы, пусть и корабля. — Не могла я оторвать взгляда от корабля вопреки своим словам. — Здесь, без свободы, он просто погибнет.
— Ты говоришь так, словно этот корабль живой. — Влез в наш разговор Лир.
— Он и есть живой. Наполненный памятью. И не только о том пути, что успел пройти. Он несёт на себе часть того следа, что оставили после себя мои родители и брат. Как бы ни старался принц Валлиард, как бы не грозил всеми карами, казнил, пытал… — мне казалось, что сейчас из меня рвутся наружу совсем не мои слова. А голос настоящей Элейны. — Нашёлся же тот отчаянный, что вывесил ещё совсем недавно запрещённый герб моего рода? А значит, помнили не о той лжи, что вылил на память об Орландских принц, а о том, что было на самом деле. О застроенных островах, для тех, кто лишился крова. О помощи сиротам и пострадавшим от дракона, всем тем, кто лишился вообще всего, что ценно в жизни. О защите от поборов и бесконечных репрессий. О спокойной жизни в тени Изумрудного острова. О справедливости. Обо всём том, что никогда не заботило императоров. Принц так и не смог победить моего отца. И никогда не сможет. Просто потому, что имя герцога Орландского для всего народа навсегда связано с надеждой. И если живыми мои отец и брат были просто людьми, хоть и аристократами, то после гибели они стали героями. Сражаться с их образом в памяти людей всё равно, что пытаться победить ветер.
Глава 24
— Жестокие слова, леди Элейна. — Сказал Винард, глядя куда-то мне за спину.
— По части жестокости у меня был хороший учитель. — Ответила я, оборачиваясь.
В принципе ничего неожиданного я не увидела. Просто у перекладины, к которой крепился щит-перегородка, сейчас отодвинутый в сторону, сидел Тень. Как всегда в своей привычной манере, замерев и не двигаясь, словно находился в глубоком сне или и вовсе был статуей.
Не увидев ничего интересного, я вернулась к рассматриванию доков.
— А это что? — спросила я возницу, когда дорога пошла вдоль высоченных каменных стен.
— Да это Военный док. Отсюда армейские отправляются. По гарнизонам, крепостям или прибывают обратно. Чтоб куда-нибудь услали бессменно, это постараться нужно. — Ответил возница.
— Корабли с заключёнными на рудные шахты тоже из Военных доков отправляются. Карательные отряды. Мятежники, конечно, те, кто выжил после пыток, допросов и прочих наказаний, высылаются на дальние острова. Чаще всего на верную смерть, потому что их просто выкидывают на почти непригодные для жизни острова на окраинах Империи. — Добавил Лир. — Если они конечно не опасны.
— Не опасные мятежники? — переспросила я.
— Конечно. Вот допустим… Помнишь, восстание гончаров? — спросил Лир.
— А было восстание? Люди просто возмутились повышению и без того почти неподъëмного налога. — Припомнила я какие-то обрывки из воспоминаний Элейны.
— Да ты что? Они подрывали авторитет императора и основы правления. Кто-то осмелился поинтересоваться, а не рехнулся ли часом наш принц? Другой и вовсе отказался платить. Так и сказал, как я этот сбор платить буду? — продолжал Лир. — Как же не было бунта? Самые что ни наесть бунтовщики и мятежники! Пусть радуются, если просто четвертуют! — разошёлся Лир. — А вот у этих негодяев есть жëны, родители, дети… Вот они и есть, не опасные мятежники. То есть мятежники они однозначно, жили же под одной крышей с бунтарëм, но пока сделать ничего не могут. По слабости, по малолетству. Ну не будет же наш храбрый принц опасаться младенцев? Вот их и отправляют.
— Ты чего разбушевался? — спросила я, удивившись настолько непохожему на обычное поведение Лира выступлению.
— Да так, накипело. Вот пар и вырвался. — Пробубнил Лир. — Но надо отдать должное. От такой отправки можно откупиться. Не всем конечно. Но имена тех, кого могут выкупить вывешивают на столбе на площади. Дорого конечно, но зато