Мэгги почувствовала страшную слабость. А ведь хотелось в трудную для него минуту стать ему опорой. Но, хрупкая от природы, она не могла преодолеть себя.
— Нет, не знаю, — еле слышно ответила она.
— Клаустрофобия — это боязнь замкнутых пространств.
Она кивнула, не совсем понимая смысл сказанного, и тяжело вздохнула, подумав: «Как бы там ни было, смерть будет еще более ужасной».
Обхватив рукой подбородок, он пояснил:
— Это просто болезнь. От нее не умирают. Я падаю в обморок, когда спускаюсь в шахту, потому что не могу находиться в закрытом со всех сторон месте.
До нее не сразу дошел смысл сказанного. А когда Мэгги наконец поняла, то чуть не задохнулась от счастья.
— И все? И это все? Ты боишься замкнутых пространств?
Гордон быстро посмотрел на нее, и в его взгляде сквозила досада.
— Ты считаешь, этого мало? — обиженно спросил он. Картины прошлого живо промелькнули в его сознании. Он потратил все, что у него было, на шахту. И вдруг выясняется, что он не может в нее спуститься! Это был страшный удар! Гордон впал в отчаяние. Началась черная полоса в его жизни.
— Почему же ты мне раньше не сказал? Чего скрывал? — упрекнула Мэгги. — Я-то думала, что ты боишься привидения и поэтому не спускаешься в шахту.
— Это Батте Феспермана, что ли? — Он от души расхохотался. — Как бы не так!
— Кстати, раз уж мы об этом заговорили, расскажи мне, кто такой этот Батте Фесперман?
Это имя повторялось так часто, что уже успело набить оскомину. Однако толком Мэгги до сих пор ничего не знала о нем.
Т.Г. задумчиво посмотрел в сторону шахты:
— Разное рассказывают. Лет сорок тому назад Батте Фесперман и некто Ардис Джонсон подали заявку на один и тот же участок, то есть на Проклятую Дыру. Похоже, Батте самовольно занял землю, когда Ардис уехал в город за провиантом и за кое-чем еще.
— Что это значит: за кое-чем еще?
— Ну… понимаешь… э-э-э… ну, за этим, — замялся Гордон, избегая ее взгляда.
— Ах это! Понятно-понятно!
— Так вот, когда его вывели на чистую воду, Батте попробовал запугать Ардиса и шерифа и силой оставить за собой шахту, но переиграл немножко и сам взлетел на воздух.
— Каким образом?
— Об этом можно только гадать. Вероятно, промедлил. Говорят, он вовсе не помышлял о самоубийстве, а просто хотел попугать Ардиса.
— Но если Батте умер, то шахта должна была остаться у Ардиса?
— Она и осталась у Ардиса. Да только с тех пор никто не мог в ней работать. В народе говорят, что Батте Фесперман живет в шахте и стережет свое золото.
— Глупости какие! — рассмеялась Мэгги. — Значит, теперь, когда шахту завалило, бедняжка Батте Фесперман обречен на полное одиночество в черной пустоте под землей?
— Хуже, он обречен на вечное одиночество в Проклятой Дыре.
— Как хочешь, а я ни капельки не верю. Враки все это.
— Я тоже не верю, но все остальные-то верят.
Мэгги горько усмехнулась, вспомнив, через что ей пришлось пройти в поисках старателей на шахту. И все из-за какой-то сказки о привидении.
— Людям просто в голову не приходит, что так называемое привидение — это всего-навсего лишь плод чьего-то больного воображения. Глупая легенда, которую передают из поколения в поколение.
— Похоже на то.
— Галиматья какая-то!
Его брови удивленно поползли вверх.
— Полнейшая ерунда! — быстро поправилась Мэгги и тихо добавила в сторону: — В Худи-Ду не мужчины, а одно недоразумение! Тряпки! — и тут же, спохватившись, обратилась к Гордону: — Присутствующие не в счет.
Гордон взял рюкзак, перекинул его через плечо и направился вслед за ней вверх по склону.
— Почему ты так решила?
— Потому что струсили и взвалили свою работу на плечи женщин.
Глава 13
Открытая выработка во многом отличается от разработки россыпей. Старатели, занимающиеся промывкой золотого песка, проводят по десять-двенадцать часов в день, стоя по колено в ледяной воде и черпая песок и гальку со дна специальными лотками. Потом они осторожно вращают и встряхивают наполненные лотки, стараясь держать их таким образом, чтобы вода полностью покрывала грунт. Крупную гальку убирают руками, а песчинки уносятся водой.
Затем в ход пускают широкие деревянные ложки. Ими перемешивают грунт в лотках. Крупные частички золота оседают. Работа продолжается до тех пор, пока галька и песок не вымываются до самого дна.
Если улыбнется удача, то на дне лотка заблестят долгожданные золотые крупинки, если нет, то все начинается сначала. За несколько лет такой работы у старателей начинает ныть спина, руки, ноги… Развивается ревматизм, начинают отекать суставы, дряхлеет и морщится кожа. Однако это не убивает в них жадного стремления разбогатеть в одночасье, и они продолжают свое дело.
Совсем другое дело кварц — это золотоносные жилы, или, как их еще называют, залежи. Встречаются они в основном в природных углублениях и обычно находятся внутри цельной скалистой породы. Иногда, чтобы добыть золото, приходится взрывать монолит.
Когда кварцевый монолит разрушен, — не важно, каким образом, то ли это будет взрыв или обычная добыча с помощью кайла, — куски откатываются на поверхность, где и отделяется золото от скальных образований.
Кварцевые шахты — мечта любого старателя, поскольку именно здесь, в таинственных переходах и тупичках залегает материнская жила.
Такие места исключительно богаты. Золото здесь можно черпать лопатами. В одной жиле может быть сосредоточено больше золота, чем во всех других шахтах вместе взятых.
Именно это и побуждает старателей искать материнскую жилу, которая может сделать их сказочно богатыми. Они редко задумываются над общеизвестной истиной: золото легче найти, чем добыть хотя бы его сотую долю.
Проклятая Дыра была как раз кварцевой шахтой. Вся добытая в шахте порода откатывалась на поверхность, где загружалась в отводной канал, по которому под напором воды переправлялась к подножию горы. Затем начиналась промывка в специальных огромных лотках, иногда разделенных на несколько секций до сотни футов в длину. Лотки размещались таким образом, чтобы в каждую секцию был постоянный доступ проточной воды. Напор водного потока гасится, проходя через специальные бороздчатые лотки с поперечными перекладинами. В них золото и тяжелые частицы оседают и через фальшивое дно попадают в поддоны.
Промывка золота — труд исключительно мужской: тяжелый и изнурительный. Однако это обстоятельство, судя по всему, мало смущало Мосес и ее помощниц. Две женщины с мотыгами и лопатами стояли у лотка, постоянно перемешивая грунт, который поступал по отводному каналу. Две другие перелопачивали горную выемку у самого начала желоба, а потом все вместе они загружали породу на лопастные колеса.