После нескольких неудачных попыток оказать помощь Мэгги отказалась от этой затеи и уже больше не пыталась вмешиваться. Толку от нее все равно было мало — только путалась у всех под ногами. Однако вскоре и она нашла себе занятие по душе. Мэгги принялась готовить, и теперь у всех, кто работал в шахте, каждый день на столе были самые разнообразные блюда. Тут был и вареный горох, который она каждый день носила в огромном котелке, и свежевыпеченный еще теплый хлеб в виде длинных продолговатых трубочек, и жареный рис с подливкой из помидоров, огурцов и заправленный красным жгучим перцем, и печеные бобы с аппетитно пахнущими кусочками свинины, и густой душистый сироп, и хрустящие, прожаренные до коричневатого оттенка пирожки с начинкой из консервированных персиков, и жареные яблоки темно-красного цвета, приготовленные по специальному рецепту в высокой узкой кастрюльке с длинной ручкой.
Женщины молча ели все, что готовила Мэгги. По выражениям их лиц трудно было судить, нравится им еда или нет. Мэгги никогда не слышала из их уст ни похвалы, ни упрека.
Мэгги стряпала у печи. Поглощенная делом, она машинально перебирала в памяти события последних месяцев. Ей еще повезло, что тетушка Сисси не оставила им шахту где-нибудь на Клондайке. Не так давно все газеты писали о крупной забастовке на золотых приисках Доусона. За одну ночь все промысловые городки по берегам реки Клондайк вдруг взбудоражило. Поднялись сотни тысяч людей из Канады, Англии, Германии, Франции, Турции и даже из далекой Австралии.
Мэгги услышала, как кто-то вошел, и обернулась. Гордон осторожно прикрыл за собой дверь и кивнул Мэгги.
— Привет.
— Привет. Ну что, видел Батте Феспермана?
— Нет, его сегодня что-то не видно.
Мэгги улыбнулась. Они постоянно встречали друг друга этой шуткой. С некоторых пор в их отношениях произошли значительные перемены. Все стало намного проще. Гордон уже не так робел и смущался в ее присутствии, охотно столовался у Мэгги, и они неплохо проводили время вдвоем.
— Золото нашел?
— Так, мелочишка.
Гордон налил воды в рукомойник и начал умываться. Фыркая и брызгаясь во все стороны, он набирал полные пригоршни и плескал в лицо, смывая пыль.
— Как здорово пахнет!
— Да какой там… — запротестовала она. — Как говорила моя мама: на безрыбье и рак рыба. Неплохо было бы свежего мясца…
Она уже и не помнила, когда у них последний раз было свежее мясо. За последние несколько недель у них на столе только пару раз появлялись кролики и дичь, — то, что принесли старатели из соседних шахт. С овощами в городке были перебои, а о фруктах — и говорить нечего. Лишь иногда удавалось достать в лавке консервированных персиков, но это случалось очень редко. Мэгги решила, что летом будущего года обзаведется огородиком, и даже не огородиком, а большим огородом, и весь урожай спрячет на зиму.
Заметив, что Гордон слепо водит рукой по умывальнику, Гордон догадалась и, сняв с гвоздя полотенце, вложила ему в руку. Он поднял голову и улыбнулся:
— Спасибо. Я посмотрю, что можно сделать.
За последнее время Гордон заметно поправился, и на лице его появился здоровый румянец, а бледные впалые щеки и серые круги под глазами исчезли без следа.
— Ты думаешь, что-нибудь получится?
Мэгги представила, что бы она этакое приготовила из свежего оленьего мяса или упитанной дикой утки.
— Я знаешь что подумала? Хорошо, что тетушка Сисси не завещала нам шахту где-нибудь в Доусоне, — говорила Мэгги, снимая крышку и помешивая жиденький бульончик из потрохов. — Ты слышал, что там творилось?
— Да, говорят, там черт знает что творилось.
Гордон сел, усилием воли преодолевая желание посмотреть в ее сторону. Он и так был на взводе. Когда она помешивала бульон, у него в душе все переворачивалось. Он видел перед собой только стройную фигурку девушки и, затаив дыхание, следил за изящными движениями ее бедер. Сердце его бешено колотилось, и плоть загоралась смутным желанием.
С появлением Мэгги жизнь Гордона вошла в нормальную колею. У него появилась какая-никакая крыша над головой, он стал регулярно есть три раза в день. Наконец, золота, которое приносила шахта, было достаточно, чтобы откупиться от Муни. Работы в шахте было много, и Гордон давно уже не заглядывал в игорные дома и притоны. Все эти перемены его радовали, и меньше всего ему хотелось каких бы то ни было осложнений. Гордону казалось, что, появись в его жизни женщина, все с таким трудом построенное здание душевного покоя и равновесия вдруг рухнет и все опять пойдет кувырком.
Мэгги вынула из печи противень с готовым печеньем и бедром захлопнула дверцу.
Т.Г. умышленно отвернулся и стал смотреть в другую сторону.
Мэгги поставила противень на стол и рукой откинула выбившуюся на лоб прядь волос.
— Ты знаешь, что сегодня в лавке говорили?
Помимо воли он посмотрел в ее сторону, и в ту же секунду словно электрический заряд пробежал по всему его телу. Что-то стянуло чуть ниже пояса, напряглось и затвердело. Брюки зашевелились и вздыбились. Гордону стало вдруг тесно и неуютно.
— Что говорили? — беспечно спросил он, стараясь не выдать своего волнения.
— В Доусоне цена на кайла и лопаты подскочила до двадцати пяти долларов за штуку, гвозди идут по десять долларов за фунт, мешок муки стоит семьдесят пять долларов, баночка помидоров — восемь долларов. Соль вообще на вес золота. Да что там соль — яйцо два доллара штука. Представляешь? Как они там живут? Ума не приложу! Меня бы при таких ценах и на день не хватило.
— Почему бы не поднимать цены, если шахтеры платят! Чеппи Хеллерман рассказывал, что им приходится свининой мулов кормить, потому что сено подскочило до пятисот долларов за меру.
— Кто это кормит мулов свининой?
— Старатели.
Цены действительно подскочили баснословно, но Мэгги уже перестала удивляться.
— Как там Чеппи поживает? — спросила она.
Мэгги давно не видела старика старателя в городке.
— Он взял участок где-то неподалеку от Черри Крик. Поговаривают, что уже нашел пару довольно крупных самородков.
Передавая ему печенье, Мэгги ненароком коснулась ладонью руки Гордона. Их взгляды встретились.
— Есть еще смородиновое варенье, если хочешь.
— Нет. Спасибо. Подожду, когда ты снова пирожки испечешь.
Гордону сейчас было не до смородинового варенья.
Мэгги, как завороженная, смотрела ему в глаза и не могла оторвать взгляд. Дыхание ее постепенно учащалось, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Я, наверное, пойду позову Вильсона, а то печенье остынет, — нерешительно начала она.