– Воды хочешь? – снова спросил тот, что поразговорчивей.
Лимм опять кивнул. Воду принимать не зазорно: по пустынному укладу, отказать предложившему тебе воды – означает смертельно оскорбить его. Ну, а этих-то за что? Рабами родились, рабами и умрут…
– Держи, – протянул Лимму кожистую посудину второй. Милвер, вроде. А первого как зовут? Не спрашивать же. Впрочем, болтает он за троих, обязательно представится.
– Я Сайл, – не разочаровал тот пустынника, – это вот Милвер, а тебя как звать?
Молчать дальше было бы неуважением. Пришлось буркнуть:
– Лимм.
– Ты откуда?
Вот это уже им знать не обязательно. Лимм отпил, вода оказалась теплая и довольно вкусная. Горьковатая немножко, правда. Хорошо живут раскоряковы слуги.
– Не хочешь отвечать? Тайна, да? А мы из Валега, знаешь где это? В землях Третьего Круга, под мощью Младшего Повелителя Фефна!
Лимм не выдержал, плюнул, благо во рту снова появилась слюна.
– Слышать ничего про ваших раскоряк не хочу! Ясно?
– Ясно, ясно… чего же тут непонятного… Нестерпимо заломило руку. Лимм обхватил обрубок правой ладонью, и только теперь заметил, что рана умело перетянута какими-то тряпками, уже набухшими кровью. Благодарить не хотелось, и он отвернулся к стене.
Ныли ребра. Он лежал и вспоминал, чтобы хоть ненадолго отвлечься от неутихающей боли. Вспоминал свою уютную, пусть и забитую хламом и мусором нору, жаркие объятия Геалы, ее ласковые руки, длинные шелковистые волосы. А еще тот случай на охоте, когда его меткая праща спасла жизнь молодому пареньку… как же его звали? Хайим… Хейм… не вспомнить уже.
Где-то невдалеке послышалось шуршание и дробный топот. Звуки приближались. Лимм оглянулся – Сайл с напарником в страхе вжались в стену, замерли.
Тогда, чтобы его не ровняли с этими трусами, даже случайно, Лимм, опершись на здоровую руку, со стоном поднялся на ноги. Прислонился к шершавому выступу стены, чтобы не свалиться от слабости.
В пещерку влетели два муравья. Один угрожающе навис над троицей в дальнем углу, распахнул жвалы – не шевелитесь, мол. Второй направился к Лимму. Нельзя сказать, что сердце охотника не дрогнуло, но врага он встретил с гордо поднятой головой. Он попытался пнуть тварь ногой, но добился лишь того, что серпы челюстей больно хватанули за лодыжку, дернули – и Лимм снова попался в тиски. Шестиногий развернулся и куда-то понес его.
* * *
Один из мягкотелых вел себя не так, как все остальные. Он единственный, кто пытался сопротивляться во время ментального «допроса». Правда, в его разуме не обнаружилось ничего необычного – примитивные мысли и желания… Одно только смущало: образ всемогущего Повелителя, довлеющий в головах других двуногих, у этого начисто отсутствовал. Восьминоги вызывали у него страх, от их образа так и веяло смертью, но что-то было не так… Может быть, просто попалась больная особь?
Однако этот мягкотелый так до конца и не покорился судьбе и даже искалеченный, безо всякой надежды на победу, продолжал сражаться. Это было удивительно. Кроме того, в этом он оказался не одинок. Три дня назад его солдаты наткнулись в пустыне на маленькие Жилища-норы, где обитали одни двуногие, без хозяев. Эти защищались умело и самоотверженно, как, например, тот мягкотелый в норе у двух одинаковых скал. К нему долго не могли подобраться. Даже когда его, наконец, схватили, двуногий не успокоился, а принялся отбиваться еще яростней. Тоже больной? А может, это бродячие особи, отделившиеся от большой Семьи вместе с младшей самкой? Самка погибла, и они остались одни.
Впрочем, его разведчики и фуражиры, застигнутые дождем или ночным холодом, тоже стараются найти укрытие или, в крайнем случае, вырыть его. И, если придется, защищают свой временный дом, как частичку Жилища, до последнего. Для этого им никакой особой команды не нужно – с таким простым делом они справятся самостоятельно.
Он решил пока не предпринимать ничего в той плодородной долине на севере. Не стоит спешить.
Пусть его новые враги успокоятся, перестанут ждать нападения, потеряют бдительность. И тогда он нападет. Численность и внезапность один раз уже принесли ему победу. А пока что его войска получили новый приказ: исследовать серые скалы на юге. При обнаружении Жилищ враждебной жизни – уничтожить.
ГЛАВА 7.
НОВЫЙ ДОМ.
Возвращаться к Богвару Редар не стал. Похоронив Крегга, он подумывал было поискать в долине Ущелий новую нору. Жить в старой, где все напоминало об Учителе, было невмоготу. Пока же Редар упрямо продолжал опыты с нефтью. Ему казалось, что удачное решение будет лучшим посмертным подарком Креггу. Вдобавок его душу сжигала жажда мести. Он не мог дождаться того дня, когда пылающая кара обрушится на смертоносцев. Пустынник жил этой мечтой и почти ни о чем больше не думал. Разве что о Кире. В редкие часы отдыха он с какой-то щемящей тоской, поражающей его до глубины души, вспоминал лучистые глаза девушки. Случались дни, когда юноша больше всего на свете хотелось увидеть ее вновь. Но потом эксперименты поглощали его целиком и, когда в следующий раз Редар появлялся в пещерном городе, то даже и не пытался отыскать Киру – главное было побыстрее выменять столь необходимые для работы глинянки, спряденные нити для фитилей, горючее масло.
Сама же девушка боялась встречаться с юношей. Она винила себя за то, что накричала на него при их последней встрече. Тогда она обозвала Крегга безумцем – теперь же старый отшельник мертв. А Редар вновь остался один и, наверное, никогда не простит ей тех жестоких слов. Внутренний голос нашептывал Кире, что именно сейчас она нужна ему, что только она может помочь. Но девушка корила себя за неосторожные слова, за причиненную пустыннику боль. Ей хотелось все исправить, но как – она не знала. И все чаще казалось, что Редар больше никогда не захочет с ней разговаривать, даже не взглянет на нее.
Кира совсем перестала смеяться, привычные в пещерах игры, до которых она раньше была большая охотница, теперь ее не привлекали. Подруги перешептывались за ее спиной, особенно усердствовала Ликка, но вслух ничего не говорили. Только стали чаще звать на посиделки, постоянно забегали в гости за какими-то пустяками – в общем, старались отвлечь от грустных мыслей. Кира была им благодарна.
Как это обычно случалось в пещерном городе, решение приняла Айрис. Мучения девушки были стары как мир, просты и понятны. Правительница ясно, словно под лучами яркого полуденного солнца, видела в душе Киры все, что девушка силилась спрятать от себя и окружающих. А как иначе? Будь по-иному, вряд ли бы Айрис смогла сделаться Правительницей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});