нам придется пройти мимо них. Хотя мы не знаем как, мы знаем, что их число выросло.
— Вы хотите использовать альфы для извлечения образцов.
Его молчание отвечает за него, и от мрачного выражения его лица у меня скручивает живот.
— И чтобы заставить Альф подчиниться, ты решил, что если я забеременею, это даст им цель.
— Альфы склонны к саморазрушению в изоляции. У нас было несколько случаев самоубийства среди них. Некоторые позволяют убивать себя либо в результате наказания, голода, либо на тренировках. Некоторые убегают во время рейдов. Было показано, что товарищеские отношения и целеустремленность повышают уступчивость. Наиболее эффективными оказались глубоко укоренившиеся человеческие потребности.
Я знаю это больше, чем кто-либо другой. Узнав о моей сестре, у меня больше нет цели или разума.
— Ты родом из Шолена, верно?
— Да.
— У тебя есть семья?
— Да. Жена и сын.
— Вот почему ты это делаешь? Это твоя цель в твоих маленьких экспериментах над молодыми девушками. Дикарками.
Опустив взгляд, он кивает.
— Если я откажусь, мои жена и сын пострадают. Когда его глаза снова встречаются с моими, в них печаль человека, у которого, возможно, действительно есть душа.
— В какие ужасные времена мы живем, когда любовь — это проклятие, которое можно использовать для ненависти.
Это правда. Каждого человека, которого я любила, я потеряла. И я боюсь, что мои внезапные чувства к Валдису могут означать для нас обоих.
Доктор Эрикссон сидит за своим столом напротив меня, его ручка яростно танцует по листу бумаги. Минуту спустя он захлопывает папку, которая была разложена перед ним, и улыбка растягивает его губы. — Ну, как ты себя сейчас чувствуешь?
— Все еще тошнит. Как и обещал, доктор Тимс прислал записку, освобождающую меня от альфа-клеток. По крайней мере, это даст мне пару дней, чтобы подумать о том, как мне следует обратиться к Валдис. Хотя я чувствую себя с ним в полной безопасности, я не могу позволить себе играть в эту игру, в этот жестокий и порочный заговор, чтобы использовать его чувства ко мне как причину пожертвовать своей жизнью. Выполнять их приказы за его счет.
— Это позор. Валдис очень хотел, чтобы ты вернулась в его камеру. На самом деле, он стал немного воинственным по этому поводу.
— Как же так?
— Отказывается есть. И нам дважды пришлось усмирять его за последние два дня за то, что он набросился.
Я вспоминаю разговор доктора Тимса о том, как они становятся склонными к самоубийству без дружеского общения. Как это было бы отвратительно, если бы он поранился из-за того, что я отказалась его видеть.
—Это всего на несколько дней, я уверена.
— Несколько дней, — вторит он тоном, который выводит меня из себя. Он откидывает голову назад, ноздри раздуваются, как будто он чувствует запах моей лжи в воздухе.
Если бы это было возможно, мой желудок скрутило бы еще сильнее.
— Я когда-нибудь показывал тебе, что случилось с Нилой после ее первой встречи с Кадмусом?
Я не хочу знать, но последствия, которые скрываются за его словами, пробуждают мое любопытство, и я качаю головой.
— Пойдем со мной. Поднимаясь со стула, он выводит меня из своего кабинета и ведет по коридору мимо комнат с большими окнами, где, по-видимому, проводятся хирургические процедуры, поскольку персонал внутри собирается вокруг кроватей, накрытых белыми простынями.
— После ее встречи мы узнали, что у нее началась течка. На самом деле это была ошибка с нашей стороны. После нападения ее вылечили и перевели в другую комнату для наблюдения. Он останавливается перед закрытой дверью и, улыбаясь, поворачивает ручку, чтобы открыть ее.
Пьянящий, сладкий аромат витает в воздухе, вызывая во мне волнение. Мое сердце учащает ритм, когда мы приближаемся к Ниле, которая неподвижно лежит на кровати, рот заклеен белой полоской скотча, руки и ноги стянуты кожаными ремнями, а из ее плоти торчат трубки.
— Мы надеялись снова познакомить ее с Кадмусом после того, как она выздоровеет и у нее спадет течка. Ей сняли швы, но сейчас двадцать шестой день.
— Двадцать шесть дней течки?
Он берет планшет с краю ее кровати и переворачивает страницу.
— Мы дали ей успокоительное, но она просыпается каждые тридцать минут, как по часам, от мучительной боли.
В этот самый момент мой живот пронзает острая боль, и я кладу туда руку, хмуро глядя на нее сверху вниз.
— Почему? Что случилось?
— Наука в лучшем случае приблизительна. Человеческое тело — очень сложная структура, и когда вы с ним возитесь, что ж, оно не всегда играет по правилам науки. Похоже, гормоны, вырабатываемые во время течки, уравновешиваются только химической реакцией, которая происходит при введении мужской спермы. К сожалению, мы не узнали об этом, пока не стало слишком поздно.
— Слишком поздно?
Он откидывает простыню, чтобы показать круглую выпуклость в платье Нилы, там, где должен был быть ее живот.
— Она беременна?
— Нет. То, что ее матка раздулась из-за ложной беременности, — лучшее объяснение, которое у нас есть на данный момент.
— Разве ты не можешь…. Разве ты не можешь ввести ей… сперму?
— Очень хороший вывод, моя дорогая. Да, мы вполне могли бы ввести ей сперму, и, возможно, она почувствовала бы некоторое облегчение. Возможно, даже настоящую беременность. К несчастью для нее, природа этого средства — наука. Мы используем это как возможность наблюдать за циклами течки у наших испытуемых женщин. Чтобы в будущем мы могли модифицировать наши процедуры. Возможно, я не упоминал … Доктор Тимс является ведущим исследователем этого проекта.
Тошнота смешивается с болью в животе, и я наклоняюсь вперед, опираясь рукой о кровать Нилы, чтобы не упасть в обморок. Он солгал мне. Этот ублюдок солгал мне, чтобы у него была еще одна гвинейская свинка для изучения.
Кровать сотрясается, привлекая мое внимание к Ниле, которая, кажется, охвачена припадком. Ее веки широко распахиваются, как будто в ужасе. Приглушенные крики не в состоянии преодолеть барьер у ее рта, и она слегка приподнимает голову с подушки, умоляюще приподнимая брови. Ее живот булькает и ерзает под платьем, пальцы растопырены и сжимаются в кулаки.
Я являюсь свидетелем того, что должно быть ее адом.
— Помогите ей. Пожалуйста, помогите ей!
Наклонив голову, доктор Эрикссон продолжает наблюдать за ней, казалось бы, его не трогают ее мучения. — Это скоро пройдет. Так всегда бывает.
Я тянусь к ее руке, ее вид доводит меня до слез, и когда она откидывает голову назад, вены на ее шее вздуваются, как линии на карте. Барьер у ее рта раздувается от ее крика, но не ломается.
— Мы обнаружили, что эти эпизоды были как разрушительными, так и расстраивающими персонал.
Глядя на нее сверху вниз, я скриплю зубами, жалея, что у меня не хватает смелости схватить что-нибудь в комнате и ударить его ножом прямо здесь. Чтобы доставить Ниле удовольствие наблюдать, как он заливает ее кровью. Еще несколько