себя лучше, Калитея. Я могу унять боль и заставить тебя чувствовать себя чертовски хорошо. Звук моего имени, слетающего с его языка, неправильный. Это неправильно, и это правильно, и у меня слишком кружится голова от желания, чтобы отличить одно от другого.
— Нет. Слово срывается с моих губ на автопилоте, и я благодарна, потому что мой мозг слишком захвачен ощущением.
—Послушай меня, — шепчу я, чтобы не быть услышанной камерами.
— Они хотят, чтобы ты сделал это. Первого Альфу, который оплодотворит меня, отправляют в туннели внизу.
Он усмехается, просовывая руку мне под трусики, где его пальцы скользят по моей чувствительной и набухшей плоти. Когда я выгибаюсь навстречу ему, извиваясь от его прикосновений, давая ему именно то, чего он хочет, его губы растягиваются в порочной улыбке.
— Какие туннели.
— Там, где они хранят лекарство. Его охраняют примитивные Бешенные. Более жестокие, чем мутации.
Не сводя с меня глаз, он наклоняет голову и оглядывается туда, где, как я предполагаю, в комнате спрятаны камеры.
— Если я забеременею, это даст тебе цель. Это то, чего они хотят. И он выбрал тебя первым на случай, если это не удастся. Я только подозреваю, что это так, но подергивание его глаза говорит мне, что я, возможно, права.
Его глаза смотрят вдаль в безмолвном созерцании, как будто он складывает кусочки запутанной головоломки у себя в голове. Движение его челюсти сопровождается раздуванием ноздрей, и он вытаскивает руку из моих штанов, засовывая пальцы в рот. На одну короткую секунду вспышка экстаза танцует на его лице, рассеивая тьму, которая была до этого.
— Мммм. Жаль, на самом деле. У меня такое чувство, что трахаться с тобой было бы невероятно.
Дыхание вырывается из меня со вздохом облегчения, и когда он отворачивается от меня, я снова могу двигаться легко.
— Охрана! — кричит он, разочарованно опустив плечи и не сводя с меня глаз.
— Уберите эту суку из моей камеры. Сейчас же!
Секунды тикают, прежде чем дверь со щелчком открывается. Медуза даже не удосуживается взглянуть на меня, когда я прохожу мимо нее. На другом конце коридора я замечаю вмятины в двери Кадмуса. По крайней мере, еще трое с тех пор, как я впервые вошла в камеру. Я предполагаю, что именно туда они поместили Валдиса.
Я не знаю, что лучше. Пойти к нему и втянуть его в эту отвратительную игру или пожертвовать собой, оказаться привязанной к кровати, как Нила.
— Я могу открыть дверь, если вы хотите его увидеть. В голосе Медузы слышится небольшая неуверенность, как будто она смирилась с последствиями такого поступка.
Я качаю головой.
— Мне нужно немного прилечь.
— Умная девочка. Умница. Умница. Умница. Умница. Несмотря на улыбку на его лице, гнев явно пробивает брешь в терпении доктора Эрикссона, что видно по резкости его тона.
— Ну, мы не можем отправить тебя к Титусу. Он не приблизится к тебе без благословения Валдиса. Что означает, что ты победила. Ты победишь, и Валдис получит тебя полностью в свое распоряжение.
Нахмурившись, я поднимаю на него взгляд.
— Я выигрываю? Обхватив пальцами спинку стула, я ерзаю в жалкой попытке стряхнуть нарастающий гнев и наклоняюсь вперед.
— Я выигрываю? У меня есть выбор: забеременеть от Альфы, чтобы ты мог использовать его, или быть привязанной к каталке для медленной, мучительной смерти! Но я выигрываю?
— Есть альтернатива скормить тебя живьем «Рейтерам», так что тебе не мешало бы следить за своим тоном.
Я падаю обратно на стул, признавая свое поражение. Как бы я ни крутила эту игру, в конце концов, Калико выигрывает. Калико всегда выигрывает.
— Почему я? Почему я единственная, у кого был успешный переплет?
— Технически, Нила тоже это сделала. Но я подозреваю, что это связано с твоей генетикой. Возможно, какая-то наследственная ДНК связана с химической структурой патогена. Кто знает? Наука настолько нова, что у нас пока нет ответов. Именно это делает ее такой захватывающей!
В этом нет ничего захватывающего, но я не смею разжигать его гнев, говоря ему об этом.
— Калифея… Звук моего имени из его уст звучит странно. Он ни разу не назвал меня иначе, чем «объект», «девушка» или «мой номер».
— Если мы найдем лекарство, мы сможем спасти тысячи людей. Представьте, если бы вашей матери дали доступ к вакцине до того, как она бросилась в объятия этих Бешенных.
В первые дни я совершила ошибку, рассказав ему историю моей матери. Думая, что это поможет мне выглядеть в его глазах более человечным, а не очередным дикарем, которого можно ткнуть пальцем. Я сожалею, что дала ему возможность использовать ее против меня.
— Почему ты так уверен, что лекарство все еще внизу? И если ты так уверен, почему бы тебе просто не заставить его уйти? Зачем проходить через это глупое упражнение, заставляя его заботиться о чем-то?
— Потому что только когда мы заботимся о чем-то, мы хорошо выполняем свою работу. Мы уже посылали Альф ниже раньше.
— Как? Я думала, туннели были перекрыты.
— Главный вход в туннели запечатан, но мы обнаружили вентиляционную шахту, через которую смогли успешно отправить их вниз. Альфы обнаружили, что жить среди Бешенных или быть разорванными ими на части, в зависимости от обстоятельств, было более заманчиво, чем возвращаться в свои камеры. Им не к чему было возвращаться.
— Я не хочу быть причиной, по которой Валдис рискует своей жизнью ради тебя.
— У тебя нет выбора.
— Тогда зачем утруждать себя тем, чтобы оплодотворить меня?
— Это то, чего он хочет. Это то, чего хочет наш вид в целом. Оставить после себя наследие. Дать миру знать, что мы были здесь и что нас видели.
— Валдис хочет ребенка. Мне трудно в это поверить.
— Тогда спроси его. Скрестив пальцы, он наклоняет голову.
— Ты была подготовлена к тому, чтобы выносить ребенка Альфы. Любой из трех, на случай, если вам нужно напомнить об этом. Я просто предполагаю, что вы предпочли бы носить Валдиса, а не два других. Валдис также хорошо осведомлен об этом факте. Поэтому, естественно, он хотел бы, чтобы ты носила его ребенка.
Глава 23
Я лежу на кровати, слезы текут по моим вискам, когда боль сжимает мою матку, как будто выдавливая из меня саму жизнь. Прижимая подушку к лицу, я изо всех сил стараюсь не разбудить других девочек, которые наверняка отправят меня в лазарет, где я приземлюсь на стол доктора Тимса. Мне нужно, чтобы это закончилось. Мне невыносима мысль о том, что эта боль будит меня каждые тридцать минут. Агония разливается по моему животу и спине, заставляя мои бедра двигаться вперед, пока мое тело не образует дугу. Тяжело дыша на подушке, я дышу через нее, но безрезультатно.
Должно быть, это то, что чувствовала моя мать, когда однажды описывала мне роды. В то время я думала, что смерть от рук Райтеров звучит менее болезненно.
Дрожа, как осиновый лист,