Читать интересную книгу Дело Дантона. Сценическая хроника. - Станислава Пшибышевская

РОБЕСПЬЕР (обычным голосом). Лео.

ЭЛЕОНОРА (непринужденно поворачивается). Да?

РОБЕСПЬЕР (протягивает к ней руку; другая остается на лбу). Прости меня. Я теряю рассудок.

ЭЛЕОНОРА (пожимает протянутую руку с веселой улыбкой). О Максим, на твоем месте я бы превратилась в сущего дьявола. Но послушай, ты умышленно моришь себя голодом?.. (Она задает этот вопрос будничным тоном, без иронии.)

РОБЕСПЬЕР (сдвигает брови в болезненном усилии припомнить). Я морю себя голодом?..

ЭЛЕОНОРА (с полуулыбкой). Всего лишь со вчерашнего полудня.

РОБЕСПЬЕР (ошеломленно, уронив руки). Святые угодники! (Поднимается.) А я-то думал, что со мной такое!..

ЭЛЕОНОРА (бежит к двери). Сейчас будет бульон.

Зовет за дверью кого-то внизу. Робеспьер стоит, опираясь о dressing-table, беспомощно и медленно вытирает лоб тыльной стороной ладони, потом так же бесцельно прижимает к нему обе руки с отчаянно искаженным лицом, чуть не плача, как человек, который слишком долго мучился. При появлении подруги берет себя в руки, но это удается ему плохо; последнее она игнорирует с несколько безжалостным тактом.

Пока ты пьешь, тебе приготовят что-нибудь еще. Почему ты стоишь? Сядь.

РОБЕСПЬЕР (машинальными движениями надевает жилет). Спасибо. Я больше ничего не хочу. (Явно нуждается в отдыхе.)

ЭЛЕОНОРА. Хорошо. Я ей скажу.

Стоит возле края стола посреди комнаты, пока Робеспьер, взбешенный своей слабостью, смачивает лицо одеколоном; потом оборачивается и поправляет прическу перед зеркалом. Наконец решается.

Максим… дело Дантона принимает дурной оборот?

Он поворачивается к ней очень медленно, застывает в пугающей неподвижнености. Элеонора опускает глаза. Почти шепотом.

Ну скажи мне, Максим.

РОБЕСПЬЕР (глядя на нее безо всякого выражения). С чего ты взяла? Ведь газеты…

ЭЛЕОНОРА (тяжко пожимает плечами). Газеты! Это газетам-то верить! (Краткая пауза. Он ждет, как изваяние; наконец она поднимает глаза.) Максим, никогда еще в час опасности, в пору тягчайших кризисов, никогда ты не выглядел так, как теперь.

РОБЕСПЬЕР (снова поворачивается к зеркалу с недоброй, сухой усмешкой). Что ж, коли ты судишь о политической ситуации по моему внешнему виду!

ЭЛЕОНОРА (как бы обращаясь к себе). Но ведь это самый верный способ.

РОБЕСПЬЕР (оборачивается внезапно и стремительно. Бледен, лицо слегка подергивается. Приглушенным голосом). Лео… мое терпение сегодня на исходе. Пожалуйста, не дразни меня.

ЭЛЕОНОРА (вдруг подходит к нему. Маскирует тревогу под ясной, насмешливой улыбкой). А ты пожалей меня. Сам знаешь, что такое тревога… (Хватает его за плечи.) Да что с тобой такое?!

РОБЕСПЬЕР (глядя в пол). Этот процесс – рискованная дуэль, однако я почти уверен в победе. Пока Конвент не теряет головы, пока у меня есть власть над клубом, до тех пор мне не о чем беспокоиться.

ЭЛЕОНОРА (уронив руки, смотрит в стену). Как ты меня утешил… (Стук в дверь. Подбегает к двери, забирает поднос, продолжает.) Этого достаточно. Больше ничего не надо.

РОБЕСПЬЕР (подходит к столу в центре комнаты, но не садится). Спасибо тебе. (Смотрят друг на друга, оба спокойны.)

ЭЛЕОНОРА (не выдерживает, наполовину шепотом). В таком случае откуда это выражение… отчаяния?

РОБЕСПЬЕР (даже вздрогнул. Гневно сдвигает брови; тут же берет себя в руки). У меня есть свои заботы, дорогое дитя. (Берет чашку с бульоном в обе руки, однако не поднимает, поскольку слишком горячо.)

ЭЛЕОНОРА (горько улыбнувшись одними губами). В самом деле?! А разве у тебя был хоть один свободный от забот час, сколько я тебя знаю?! (Горячее и тише.) Год тому назад ты целую долгую неделю был на волосок от гильотины… и ты не смотрел на мир так… (Еще тише.) Как…затравленный.

РОБЕСПЬЕР (с почти веселым смехом). Бог мой! Гильотина! (Поднимает чашку и дует на бульон.)

ЭЛЕОНОРА (теперь мягко). Максим, ударь меня, если хочешь. Но я с места не сдвинусь, пока ты мне не скажешь.

РОБЕСПЬЕР (вздыхает с наигранным терпением; облокачивается на стол, широко расставив руки). Женщина, мне ничто не угрожает. Ничто. Только… (Опускает голову. В этом состоянии слабости и депрессии он не в силах сопротивляться искушению поделиться с кем-нибудь другим китайской пыткой, которую он испытывает от одной мысли. Монотонно.) Дело Дантона – это дилемма. Если мы проиграем, то всей Революции конец. А если выиграем… то, вероятно, тоже. Пять лет борьбы, страданий, бесчисленных жертв… все – прахом…

Склонившись над столом с вытянутой шеей, некоторое время смотрит в бесконечность перед собой. Дышит медленно; его спокойное лицо выражает концентрацию, напряжение и восхищенный ужас – поразительное выражение, присущее ему на последнем портрете в профиль. Наконец, спокойно закрывает глаза и выпрямляется.

Мне не следует этого говорить. (Поднимает чашку и пьет. Отставляет ее в сторону. Веки и ноздри у него вздрагивают. С почти набожным выражением.) Я возвращаюсь к жизни.

ЭЛЕОНОРА (внимательно разглядывает его). Подобные мысли – типичный признак изнеможения, Максим.

Глубоко вздохнув, Робеспьер продолжает пить.

РОБЕСПЬЕР (вытирает рот. Голосом восставшего из мертвых). Будем надеяться, что ты права… хотя… Как бы там ни было, пока этот бес не мешает мне работать, то и невелика беда. (Смотрит на часы и присвистывает.) Надо торопиться. Сердечное тебе спасибо; мне значительно лучше. (Берет приготовленный галстук, ловко обматывает им шею.)

ЭЛЕОНОРА (проверяет состояние приготовленных манжет). В клуб?

РОБЕСПЬЕР (завязывает галстук). Да. (Надевает фрак.)

ЭЛЕОНОРА (с любопытством). Послушай, это правда, что как раз сейчас председательствует Лежандр?

РОБЕСПЬЕР (пристегивает жабо перед зеркалом). Ммм… (Закончив, прикрепляет манжеты.)

ЭЛЕОНОРА. Но тебе хотя бы не создают трудностей?

РОБЕСПЬЕР (занят правой манжетой). Вот уже три дня, как никто не создает мне трудностей – пока я на них смотрю. (Стук в дверь. Не поднимая глаз.) Войдите.

ЭЛЕОНОРА. Значит, до завтра, Максим.

Прощаются кивком. В дверях Элеонора расходится с Барером и Фукье.

БАРЕР и ФУКЬЕ. Добрый день.

РОБЕСПЬЕР (застегивает последнюю пуговицу. Не поднимает глаз). Здравствуйте. Ну что там? (Наконец отрывает глаза от рукава и смотрит на посетителей. Пожимают друг другу руки.) О, это вы, Фукье? Если не ошибаюсь, мы впервые встречаемся в частном порядке. (Утвердительный кивок обвинителя.) Присаживайтесь.

Садятся. Он стоит перед ними, оглядывая свои чулки и башмаки. Обнаруживает пятно прямо над коленом, берет щетку и счищает его, продолжая говорить.

Барер, рад вас видеть. Пожалуйста, шепните Комитету безопасности, чтобы обратили особое внимание на тюрьмы. Арест Дантона должен был подействовать на других как тревожный набат. Без сомнения, они организовываются и составляют заговоры. А нам только не хватало восстания политических заключенных в столице.

БАРЕР (робко). Вы полагаете?..

РОБЕСПЬЕР (выпрямляется). Еще как полагаю.

Барер широко раскрывает глаза, скорее удивленный, нежели задетый таким тоном. Робеспьер нетерпеливо садится, подперев руками голову, которую держит прямо.

Зачем вы пришли?

ФУКЬЕ. Робеспьер, этот процесс принял опасный оборот. Дантон приводит галереи в неистовство. Вместо того чтобы отвечать на обвинения, он сыплет громкими фразами и нападает на правительство. И это действует, Робеспьер! Он уже настолько уверен в публике, что сегодня посмел вызвать своих обвинителей на суд общественного мнения. Ход сегодняшнего заседания был до того… беспокоен, что если так и дальше пойдет…

РОБЕСПЬЕР (не шевелясь). Если так и дальше пойдет, друг мой, то назавтра Франция, со всех сторон оцепленная войсками, проснется без правительства и со столицей, занятой врагом.

ФУКЬЕ (с силой). Итак, Робеспьер?!

РОБЕСПЬЕР (облокотился на стол, наклонившись над ним. Говорит спокойно, как будто о чем-то очевидном). Итак, Фукье, три дня истекли сегодня; завтра Дантон должен умереть.