— У меня есть доктор, который все сделает законным образом. Это лучше, чем обращаться черт знает к кому. Все будет нормально, тебя положат в одну из лучших больниц. Там, правда, тоже не все просто: тебя должны осмотреть и психиатры, и гинекологи, и только потом ты получишь разрешение на чистку. Обойдется не меньше, чем в полторы тысячи, но того стоит. Самый чистый, простой и надежный способ. Я понимаю, Кэрри, до чего тебе все это противно — а кому нет? Но тут есть два важных обстоятельства: ты не желаешь впутывать в это мать и, если ты не избавишься от ребенка, ставь крест на своем будущем. С Мелом Шепердом или без оного.
Как все просто, думала Кэрри. Практично. Разумно. Действительно: иметь ребенка ей непозволительно. Это мечта, а мечты не всегда сбываются. Ну почему? Почему?
— Ева Парадайз! — вскричал Рекс, завидев ее.
Рекс был один в агентстве, Чарлин еще не вернулась с обеда.
— Боже мой, я полдня ищу тебя! Чуть с ума не сошел! Ты что, никогда не проверяешь свой автоответчик?
— Извините, — залепетала Ева, — просто я тут…
— Беги на собеседование! Просто сию минуту, слышишь? Ева не дослушала, схватила бумажку с адресом и помчалась. Она уже была самой настоящей моделью. Она бросила все, чем раньше подрабатывала, и жила в постоянной круговерти собеседований, проверок результатов, примерок и прочего. Рекс послал ее на пробу коммерческой рекламы мыла. Фирма заказала по отдельной кинопробе для каждой кандидатуры. Ева уже набралась опыта, научилась быть раскованной и милой перед объективом и была уверена, что все пройдет хорошо.
Приводя себя в порядок после съемки, Ева подняла глаза и увидела, что ей подмигивает Стэн Уолтерс, продюсер агентства — ясно, реклама досталась ей!
Из дневника Кэрри
15 декабря. Вчера Мел вернулся — авиалинией через полюс. Сегодня он позвонил из Калифорнии и сказал:
— Даю тебе слово, что сделаю операцию. Дай мне только получить развод, и потом у нас будет сколько угодно детей. Но в данный момент — ты понимаешь, что все губишь?
— Да, но все же…
Ну, на что я еще надеялась?
— Если адвокаты Маргарет разнюхают эту историю — я пропал! Неужели ты не отдаешь себе отчета в том, насколько серьезными могут быть для меня последствия? Тебе никогда не приходилось разводиться с разделом имущества. Ты просто обязана подумать и обо мне, а я и так по уши в проблемах!
— Мел, — сказала я, — никто ничего не узнает.
— Я не могу это принять, — твердо заявил Мел. — Еще раз тебе говорю: если ты оставишь ребенка, мы больше не увидимся!
Последовала пауза.
— Ты меня слышишь, Кэрри? Я больше не в силах спорить. Или ты делаешь, что я сказал, или это конец наших отношений!
Пока он говорил, я вдруг почувствовала, что моя жизнь висит на волоске. Мысль о том, что я лишаюсь ребенка… У меня нет слов выразить мои чувства! Но как я могу воспитать его, если Мел от меня откажется? И что за жизнь ожидает меня без Мела? Разве я могу упрекать его за недоверие, если ему врачи годами внушали, что у него не может быть детей? Его нынешнее поведение вполне логично. Как я могу убедить его, что все именно так, как я говорю?
— Мел, — сказала я, — ты на сто процентов уверен, что все будет, как ты обещаешь? Ты сделаешь операцию, мы поженимся, у нас будут дети? Мне невыносимо больно остаться ни с чем! Я не уверена, смогу ли пойти на аборт. Мне будто собственное сердце предстоит вырвать!
— Я понимаю, я все понимаю! Клянусь, все будет хорошо, радость моя!
— Я могу решиться на операцию только с этим условием.
— Верь мне, — сказал Мел, — верь, и все будет хорошо. И он повесил трубку.
«Да не будет твое сердце в тревоге, но, да и не знает оно страха» — эти слова звучат во мне. Я в капкане. Я хочу только одного — заснуть и ни о чем не думать. Боже милосердный, спаси меня, сделай так, чтобы все поскорей кончилось, мне же не вынести этого кошмара! Мне и дня больше не прожить — но я должна! Должна!
16 декабря. Скоро Рождество. Предпраздничное настроение повсюду в городе — но только не в сердце моем. Какой холод! Машины ползут по улицам со скоростью улиток, плотные толпы ползут по тротуарам, уровень грохота колеблется от девяноста до ста двадцати децибел, внутри меня что-то скулит: на помощь, на помощь! Сердце вот-вот разорвется. Господи, ну дай мне это счастье, дай мне еще немножко порадоваться мысли о моем ребенке!
Сердце мое рвется на части, оно познало радость жизни, ликует оттого, что стало инструментом Господня творчества, оно не желает расставаться со звеном, соединяющим дух и материю. И оно сжимается, отталкивается от страшной угрозы будущего, от знания неизбежности того, что предстоит: медицинские осмотры, разговоры с докторами, а потом — больница.
Я иду по Пятой авеню, мимо колокольчиков и вереска, мимо цветов и разноцветных лампочек, мимо оркестров Армии спасения. Дальше — туман. Блестящие машины замирают, урчат, ревут, гудят, загораживают мне путь. Вокруг лица, лица и лица, усталые и замученные, их владельцы несут пакеты, шлепают по слякоти, толкаются, пробираются, спешат. Высоко над головами голые древесные ветки, и холод, холод везде.
Неужели действительно приближается Рождество? Любовь в сердцах, в человеках благоволение, а я, куда ни гляну, вижу только смерть и тлен…
17 декабря. Доктор, о котором говорила Чарлин, направил меня к двум гинекологам, потом к двум психиатрам, те дали свои заключения, и все приобрело законный облик. Мне было велено сказать психиатрам, что я покончу с собой, если не сделаю аборт. Расплачивалась я со всеми наличностью, потратила несколько сот долларов. Предстоит еще оплатить счет из больницы — от семи сотен до тысячи. Доктор объяснил, что в больнице рассмотрят мои медицинские документы, примут решение, а потом мне скажут, когда и куда являться. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что делаю.
Долорес говорит:
— Делаешь единственно правильное дело. А что еще ты могла бы предпринять? Кэрри, ты не можешь родить этого ребенка! Не бойся, тебя кладут в прекрасную больницу, там все будет по науке и без всякой боли.
Я слушаю Долорес и думаю: но я же теряю ребенка, разве нет? Впрочем, об этом думать нельзя, не положено, запрещено. Об этом думать нельзя.
— Ты меня извини, — продолжает Долорес, — что я не могу проводить тебя в больницу, но я договорилась тут с одним, мы поедем в Монтего-бэй, и я не хочу упустить своего шанса. Действительно, может оказаться живец! Ты пойми, Кэрри…
— Что ты, Долорес! Все в порядке, не нужно меня провожать!
Глава X
Ева правильно истолковала подмигивание Стэна Уолтерса — работа досталась ей. Подумать только, коммерческая реклама мыла! Ева ног под собой не чуяла. Рекс ей давно говорил, что лучше всего оплачивается реклама лекарственных средств, сигарет и мыла — именно в этом порядке. Ей перепало мыло! Это о чем-то говорит!