не наблюдается. Только бомж спит в углу. Спит и воняет. Успела насладиться ароматом, больше что-то не хочется. Выхожу на крыльцо, вдыхаю свежий ночной воздух и обнимаю себя за плечи.
С — совесть. Она поедом меня ест. Вот прямо сейчас!
Поход в ментовку в понедельник отменяется — это факт. Ната точно не хочет, чтобы её нашли. Двести тысяч она тем бандитам должна… Это космос, а не сумма! Только хату продавать, чтобы рассчитаться. Но такое хозяйка должна решать, а Наташка решать не спешит, она прячется.
Мне что делать?
Если я не пойду в полицию, то туда рано или поздно отправятся коллеги Наты. Все прекрасно понимают — не выйти на работу без веской причины она не могла. У нас в Падалках за хорошее место мёртвой хваткой держатся, а постовая медсестра в терапии — это очень хорошее место.
— Получи, распишись, — Рамиль появляется на крыльце и сует мне в руку свёрнутый в трубочку рентгеновский снимок. — Беспокойная душа, — целует в висок.
— Ты в порядке? — я в таких фотографиях не понимаю ничего и смотрю на дядю с надеждой.
— Простой ушиб.
— Обошлось, — выдыхаю.
Смотрю лист с рекомендациями — обезболивающие таблетки и мазь от синяков. Это всё есть у меня в аптечке. Нормально.
— Ну, ты чего опять? — дядя обнимает меня за талию, и мы идём к машине. — Хмурая какая-то. Перелома нет, можно расслабиться, — открывает передо мной дверь.
— Всё хорошо, не обращай внимания, — бурчу и сажусь в машину.
Рамиль напрягается, а я давно напряжена, и расслабиться не выходит. Два часа ночи, а моей совести припекло пожрать. Думаю про Нату, про бандюков этих и вполглаза посматриваю на дядю. Он мог бы решить эту проблему, но не станет. Или?..
— Рамиль, — кладу ладошку ему на колено, — как думаешь, те двое ещё придут?
— Не придут, — он рулит в сторону дома. — И я не думаю, я уверен.
Не спрашиваю почему. Это не важно на самом деле.
— А… Ты мог бы сделать так, чтобы… Ну, чтобы они совсем отстали?.. От Наташки.
Дядя даёт по тормозам, и я едва не целую лобовое стекло. Мы стоим в соседнем дворе прямо посреди дороги. Я держусь за пластиковую автомобильную панель и смотрю на Рамиля ошалелыми глазами. У него желваки играют.
Ой…
— Вернуть за неё двести косарей или прикопать пацанчиков под ближайшим кустом? — цедит сквозь зубы, а у меня мурашки по ляжкам скачут.
— Я не знаю, как такие дела решаются, — шепчу, горло сковало от волнения.
— Хорошо, что не знаешь, кнопка… — он тянется в карман куртки, достаёт пачку сигарет и нервно крутит ручку, открывая окно. — Ради твоей Наташки я ничего делать не собираюсь. И тебе не советую.
— Дядь… — отвожу глаза, мне неловко.
— Не дядькай, — затягивается глубоко и выдыхает дым в открытое стекло. — Сука, бросать же собирался! — разочарованно смотрит на тлеющую в пальцах сигарету.
— Ну не могу я иначе! — повышаю голос, прижимая ладошку к груди. — Ната гадина — да. Но она моя сестра.
— Сестра… — Рамиль зло щурится. — Эта сестра тебя покалечила и даже после этого руки распускать не перестала. Злее надо быть, кнопка.
— Злее? — поворачиваю к нему голову, смотрю упрямо. — И кем я буду тогда?
— Я скорее твою Нату под кустом похороню, чем стану ей помогать. Это понятно?
— Понятно, — киваю и отворачиваюсь. — Ляпнула, не подумав. Прости.
Дядя вздыхает тяжело и разочарованно, и в этом вздохе я слышу — ни хрена ты не поняла, кнопка.
Поняла. Но и меня можно понять.
Я должна была попытаться. Я попыталась. Всё.
* * *
Курю на балконе — х*р бросил. Нервы.
Кнопка спит на не тестированном диване. К себе она меня не подпустила. У неё тоже нервы. Переживает за сестру, места себе не находит.
А я? Я имею непосредственное отношение к исчезновению Наты, но признаться ангелочку не спешу.
Затягиваюсь, выпускаю дым из лёгких — вот дрянь-то бл*дь! Тушу бычок в пепельнице и крошу туда же оставшиеся в пачке сигареты.
Каир прислал сегодня смс с отчётом. Шакур был счастлив получить от меня подарок.
И что теперь делать? Вопро-о-ос…
Вернуть Наталью «на родину» не проблема, но у меня от этой идеи изжога. С другой стороны, если Геля продолжит в том же духе… Я даже думать об этом не хочу. Мы с моим ангелом-хранителем только начали сближаться, и такой мороз от неё.
И из-за кого, бл*?!
Из-за стервы, которая её покалечила. Сестра… Вертел я эту сестру на одном месте.
Достаю из кармана телефон, набираю Каира. Слушаю гудки, наслаждаюсь видом — предрассветные сумерки над Падалками.
— Да, альфа, — сонно выдыхает в трубку бета.
— В гости к Шакуру хочу съездить. Подбросишь?
— Когда за вами приехать? — Каир оживает.
— Через пару часов. Успеешь?
— Понял, буду.
Завершаю звонок и продолжаю любоваться облезлым урбанизмом. Что-то проблем вырисовывается многовато. И это я ещё кнопке про себя не всё рассказал и про парность нашу.
Глава 20
Просыпаюсь я от густого кофейного аромата. Сажусь на диване и с наслаждением вдыхаю запах бодрости. Хорошо… Если не вспоминать о кошмарах, которые меня мучили. Ната снилась. Тянула ко мне руки, просила о помощи. Умоляла даже.
Отвратительно я спала сегодня! А ещё отшила Рамиля. Не хотелось мне секса. Совсем. Совесть — гадина — весь настрой интимный убила.
Вздыхаю и топаю в кухню извиняться.
Рамиль стоит у плиты — следит за утренним напитком в турке. Я почти физически ощущаю радиоактивный фон от него.
— Дядь, прости, — прижимаюсь сзади, трусь щекой о мощную спину
Рамиль напряжён, суров и сосредоточен. Не на мне.
— Не подлизывайся, — ворчит. — Приеду, выдеру. Со штрафными.
— Откуда приедешь?
Молчит. Обиженный бородатый мужик — это мило. Немножко.
Приходится пользоваться запрещённым приёмом — я запускаю руки под резинку его спортивок. Едва мои пальцы касаются напряжённого члена, Рамиль вздрагивает и кофе выплёскивается на плитку.
— Бл*! — дядя, как всегда, ёмко выражает эмоции.
Но тут я с ним полностью согласна — забываю о коварстве, берусь за тряпку. Мой косяк, мне и устранять. А Рамиль пользуется моментом и смывается в комнату.
Я бросаю тряпку и хромаю за ним, но замираю на пороге зала. Круглыми глазами смотрю на дядю. РОн рубашку белоснежную наглаженную надел и брюки со стрелками.
М-м-м… как интересно. У меня разок «голова заболела», а он уже лыжи намылил!
— Ты куда? — я напрягаюсь, и сильно.
— По делам, — Рамиль поливает шею туалетной водой.
— Переодевайся, — припечатываю к его груди домашние штаны. — Ты никуда не пойдёшь.