бы не Каир, я давно бы сдох… Ты помнишь Каира?
— Лысый мужик, который нас подвозил? Он твой друг?
— Больше, чем друг. Он моя правая рука, — я улыбаюсь, вспомнив бету. — Благодаря ему я прошёл курс терапии и приехал в Падалки на реабилитацию.
— А что сейчас с той девушкой и твоим конкурентом?
— Скажем… Их больше не существует. Как и клуба, где я впервые попробовал Плей.
Геля молчит. Её пальчики замирают в моих волосах, а я не дышу.
— Ты страшный человек, дядь…
Хочу сказать, что не человек я, но вовремя понимаю — нельзя. Пока нельзя. Если сейчас признаться Ангелинке, она решит — никакой я не бывший, а вполне себе действующий наркоман. Правду надо принимать дозами. Как наркотик.
— Тебя тянет сейчас? — шепчет моя истинная. — Как это называется?.. Употребить.
— Меня к тебе тянет, — целую её колени. Они пахнут розой. — Ты все мои мысли заняла. Ты, кнопка… Мой ангел-хранитель.
Геля молчит, а я считаю секунды. Время, как острая бритва, полосует по канатам нервов. Хочется выть… Ответь мне, кнопка. Ответь!
— Поехали домой. Я тебе блинчиков фаршированных приготовила, — её слова будто обухом по голове меня бьют.
Блинчиков фаршированных… Блинчиков!
Я ржу ангелочку в коленки, а из глаз катятся слёзы. Геля понимает, почему это со мной происходит. Она прижимается губами к моему виску, целует и молчит.
Из меня выходят остатки ада.
* * *
В окне машины неспешно плывёт город, который я ненавижу. Или не ненавижу? Раньше у меня была сотня мелких причин злиться на Падалки, а теперь есть одна большая причина его полюбить.
Я провожаю глазами вывеску магазина и перевожу взгляд на Рамиля — серьёзный и сосредоточенный за рулём. Верю — он больше никогда не притронется к дури. И нет — я вовсе не наивная и с «шариками» в моей голове всё нормально. Просто я знаю, как это важно, когда в тебя верят. Тогда можно горы свернуть — справиться со всем на свете.
На лобовое капает дождь, дворники их смахивают, а я залипаю. В голове у меня сотня мыслей и одновременно ни одной. Я чувствую облегчение, но мне неспокойно. Рамиль говорил на берегу так, словно у нас с ним всё серьёзно. Надежда на неодиночество крепнет. Но это очень опасно.
Я боюсь ошибиться, нафантазировать, приплести к его словам то, чего на самом деле нет. Боюсь…
Впрочем, я всю жизнь чего-то боюсь. Привычка уже.
Приезжаем домой, и я иду к себе за кулинарным шедевром. Выхожу из квартиры с блюдом, а сосед мой стоит у своей двери и улыбается.
— Чего? — на всякий случай нюхаю блины.
— Дай-ка сюда, кнопка, — забирает у меня тарелку. — Проходи, — пропускает меня в квартиру.
Загадочный какой…
Захожу, и у меня случается когнитивный диссонанс. Ожидание не совпадает с реальностью.
Что стало с Наташкиной разгромленной однушкой?!
В прихожей появилась полочка для обуви, над ней зеркало с ключницей. Щёлкаю выключателем в кухне — на столе чайник, у стены холодильник, а на окне занавески и горшок с фиалкой. Открываю шкафчик, разглядываю новую посуду. Стильная — чёрная, матовая, без рисунка. У дяди есть вкус.
Я поворачиваюсь к Рамилю — он стоит в махровом халате и тапочках, навалившись на дверной косяк, и жуёт блин. Весь из себя домашний. Когда только переодеться успел?
— Комнату смотрела уже? — он хитро щурится.
Иду глядеть, что изменилось в зале.
Всё. Новенький диван разложен и застелен красивым постельным бельём — сойдёт за полноценную двуспальную кровать. Рядом кресло-мешок и стеклянный журнальный стол, а на полу пушистый коврик. Рамиль даже картину на стену повесил.
— Круто! — я улыбаюсь, потому что тут реально стало круто.
— Тебе правда нравится? — он тоже улыбается.
Выглядит бородатый дядька с этой улыбкой мило и немного наивно.
— Правда. Стало уютно.
— Тогда иди собирай вещи, — командует. — Сюда переезжаешь.
Я замираю с приоткрытым ртом. Кто переезжает? Я?!
— Ты съехаться предлагаешь? — мямлю, краснею и очень хочу спросить, что будет через полгода, когда кончится срок аренды.
Хочу, но не спрашиваю — боюсь услышать ответ.
— Догадливая, — Рамиль подмигивает мне и с аппетитом доедает блинчик. — Вкусно, кстати! Спасибо.
— На здоровье, — опускаю глаза, сверлю взглядом пол и не знаю что ответить. — Можно мне подумать?
Господи, боже ты мой! Что я несу?! Геля, хватит корчить из себя невесту, которой только что сделали предложение. И вообще… Ната вернётся, узнает и такое устроит!
— Нельзя подумать, — уверенно заявляет Рамиль, обнимает меня за талию и ведёт в прихожую.
— Дядь, погоди… — торможу, а не тормозится.
— Давай, быстрее, кнопка, — Рамиль поворачивает ключ в замке, — потом диван тестировать будем.
Он издевается!
Я хочу напомнить ему, что Наташка хозяйка этой хаты, но из подъезда доносятся мужские голоса, и мы замираем у двери.
— Тихо, — он прижимает указательный палец к моим губам, прислушивается, а потом припадает к глазку.
Я тоже прислушиваюсь, становится не по себе. На площадке происходит что-то нехорошее, нервное.
— Кто там? — шепчу, осторожно касаясь пальцами напряжённой спины Рамиля.
— Глянь. Знаешь их?
Смотрю в глазок, и мне становится нехорошо. У двери двадцать пятой квартиры стоят двое «шкафчиков». Долбят по железяке кулаками, так что она, кажется, сейчас слетит с петель, и зовут Наташку.
— Знаю, — я делаю шаг назад. — Они знакомые моей сестры.
Этим мужикам Ната когда-то заплатила, чтобы они Жеку прижали. Полубандиты. А может, бандиты… Зачем сейчас пришли? Что им нужно?
— Сваришь мне кофе? — будничным тоном спрашивает дядя.
— Угу… — нервно сглатываю.
— Иди, — кивает на дверь кухни.
И я иду, а Рамиль поправляет пояс махрового халата и выходит в подъезд.
Глава 18
— Здорова, мужики! — гаркаю на весь подъезд.
Ко мне оборачиваются два тела. Пацаны не по возрасту — по призванию. Таких пассажиров в девяностые кидали на передовую, где пули свистят. Я думал, они как мамонты вымерли. Но это Падалки…
— Чо хотел? — лысый тип суёт руки в карманы джинсов.
— Я? — скалюсь. — Отдохнуть хотел. Устал очень.
— Так иди, отдыхай! — быкует второй, не понимая намёка. — Чо ты выперся?! — наклоняется корпусом, шею вытягивает.
Гусь, сука.
Разворачиваюсь, чтобы зайти домой. На минуточку.
Чтобы вести диалог с чмошниками нужны аргументы. Есть у меня на балконе отличный аргумент — кусок армированной трубы. С ним разговор пойдёт бодрее. Уверен.
— Стой! Слышь!
Стою, слышу. У меня с губ не сходит улыбка.
— Наташку знаешь?
— Не, не знаю, — кошу под дурака, смотрю, что будет.
— Пи*дишь, — лысый гость сплёвывает на пол. — Эта хата тоже её, — показывает взглядом на дверь, из которой я пару минут назад