вышел. — Натаха там? — шагает вперёд с явным намерением зайти ко мне в квартиру.
— Оп! Разогнался! — торможу его корпусом. — Нет здесь Натахи.
— Она нам бабки должна, — гнусаво быкует смелый дебил. — Отдаст, и мы уйдём.
— Много должна? — спрашиваю лениво.
— Двести тысяч.
Очень жаль… Очень жаль, но деньги Натаха не вернёт. Соболезную.
У неё теперь новая жизнь, полная приключений с оборотнями. Рэкетиры а-ля девяностые такой увлекательной программы даме не обеспечат. Так что я не прогадал, отправив Наталью в качестве подарка Шакуру в лес.
— Слышь, ты отойди, мы в хату зайдём, сами глянем, — пацанчик жестикулирует, раскидывая на блатных аккордах свои хотелки.
Я не разговорчивый и слушать не люблю. Интроверт я.
Кошусь на лысого. Он уже не первый раз тянется под куртку, шарит рукой в районе поясницы. Ствол у него там, что ли?
— Колян, чо ты ему объясняешь?! Бык он тупой!
Выхватывает пистолет и направляет на меня.
От грохота выстрела пол под тапками вибрирует, а душный воздух на площадке пропитывается ароматом серы. Огнестрел. Милота какая. Романтика!
Потираю пострадавший грудак и оттягиваю махровую ткань халата. Бл*ть… Испортили новую вещь. Поднимаю глаза на стрелка, а на нём лица нет. Бледный, как мел, пялится на ступеньку, где валяется отрекошетившая от меня, потом от стены и хрен знает от чего ещё пуля.
— Серый, это чо?..
Серый молчит. Он не скоро сможет разговаривать. Если вообще сможет.
— Рамиль! — ангелочек услышала грохот и рвётся из квартиры в подъезд, но я держу дверь, прикрывая глазок ладонью.
Напряжение растёт.
Халат мне новый испортили!
Я Гелику тоже такой купил, только поменьше. Дядя альфа хотел, чтобы по-молодёжному было… Типа, когда парочка в одинаковые шмотки одевается.
— Ещё кофе свари! — рявкаю Ангелинке через дверь, вкладывая в посыл глубокий смысл. — И не высовывайся!
Слышу, как моя девочка быстро топает вглубь хаты, отрываю руку от двери и падаю на четыре опоры.
Халат рвётся в клочья, тапки улетают к мусоропроводу. Глухой тихий рык — и я волк. Скалю зубастую пасть, медленно наступаю на пацанчиков. Ужас в их глазах неподдельный.
— Валим!
Чо, правда?! Дошло, наконец.
Зубы сводит от желания разобрать этих говнюков на запчасти, но я помню, что говорил по этому поводу мой бета. Косяки за мной уже имеются, лучше не усугублять. А довести гопников до психушки — это не самосуд.
* * *
Кажется, я слышала выстрел. Или?.. Чёрт! Меня трясёт…
Входная дверь скрипит, в коридоре мелькает тень, в ванной включается вода.
Рамиль!
Насколько могу быстро хромаю из кухни в коридор, а там дверь нараспашку. Закрываю её, прислушиваюсь к тому, что происходит в ванной.
— Дядь, — стучусь, — ты в порядке? — ноги не держат, я цепляюсь за стену.
Вода выключается, и Рамиль выходит в коридор в спортивных штанах с голым торсом.
— Эти гандоны мне халат порвали, — он вытирает полотенцем мокрую бороду.
У меня из горла вырывается нервный смешок, а из глаз градом катятся слёзы.
— Зашить? — всхлипываю, подбородок трясётся.
— Ты чего? — он сгребает меня в охапку, держит крепко и горячо дышит в макушку. — Испугалась?
— Стреляли, — рыдаю. — Я подумала…
— Показалось тебе, кнопка, — гладит меня по волосам, успокаивает. — Никто не стрелял.
— У нас тут всякое бывает, — уткнувшись в шерстяную грудь дяди, дышу запахом его тела, и меня отпускает. — А это бандиты были…
— Бандиты? — Рамиль смеётся. — Гопники обычные. Приходили за долгом.
— За каким долгом? — поднимаю голову и, шмыгая носом, смотрю на дядю.
— Сестра твоя им двести косарей торчит.
Сколько?!
Отцепившись от Рамиля, я делаю шаг назад и запускаю пальцы в волосы. В голове гудит — двести тысяч. Огромные деньги! Зачем Ната занимала у этих людей такие деньжищи?! Сумасшедшая женщина. Я понятия не имею, куда сестра спустила столько бабла. Зато, кажется, понимаю, почему Наталья внезапно «потерялась».
— Вот я дура… — выдаю шёпотом и хромаю в кухню.
Наливаю себе кофе и пью залпом. Морщусь — горько, капец.
— Почему дура? — Рамиль стоит на пороге, смотрит на меня внимательным тяжёлым взглядом.
— Понимаешь… я сегодня в полицию ездила. Наты дома уже пять суток нет. Хотела заявление написать.
— Написала? — Рамиль щурится.
— Нет. Мне посоветовали подождать до понедельника… Дядь, Наташка прячется от бандитов, — поднимаю на него глаза.
Он дует щёки, молчит. Молчание какое-то нехорошее.
— Кнопка, тебе без неё легче. Зачем голову греешь?
— В смысле? — у меня брови ползут вверх. — Потому что Наташка — моя сестра, — развожу руками, — человек. Мой единственный родственник.
— С такой роднёй врагов не надо, — ворчит Рамиль и пьёт мой кофе.
Он прав, но…
— Ната не всегда такой была, — сажусь за стол и подпираю щёку кулаком, вспоминая прошлое. — Она после развода озлобилась. Сначала на мужиков, а потом на всех, кроме мужиков. Знаешь, одиночество — это страшно…
— Угу, — кивает. — Вот и я тебе об этом. Иди вещи собирай.
— Ты серьёзно? — не отрываясь, смотрю в глаза Рамилю, хочу понять — зачем я ему.
— Серьёзно. И чтобы я больше не слышал, что мы с тобой просто трахаемся, — он рычит это «просто», а у меня по загривку ползут мурашки. — Не просто.
— Сложно? — сдерживаю нервную улыбку.
— В душу. Как минимум, — допивает кофе, мажет поцелуем мне по губам и кивает на входную дверь. — Бегом давай.
Я глупо улыбаюсь, но дядя её не видит — я иду в прихожую. Хочется пищать и прыгать до потолка от… неодиночества. Для меня это синоним счастья.
* * *
Из-за кипиша в подъезде соседи устроили ночное собрание.
Я переваливаюсь через перила, любопытствую, что происходит на восьмом этаже. Бабки-активистки в ситцевых халатах решают — вызывать ментов или не надо. Я бы на их месте спать пошёл, но под старость лет хочется сериала на ночь. Понимаю.
— Вызовут ментов, — заявляет Гелик, ворочая ключом в замке своей квартиры.
— Думаешь?
— К гадалке не ходи, — кивает. — Весёлая будет ночка.
Это плохо. Я настроен на веселье несколько другого плана — у меня дома диван не тестирован.
— Я сейчас, — подмигиваю ангелочку и спускаюсь по лестнице. — Девушки, здравствуйте…
Бабки перестают шушукаться и впиваются в меня кокетливыми взглядами. Сука, это всегда работает. Столица, провинция — пох*р. Работает! Улыбаюсь.
— Здравствуйте. Вы к кому-то в гости, молодой человек? — интересуется самая бодрая бабуля.
— Я сосед ваш новый из двадцать шестой. Снимаю.
— А-а-а. У Натальи снимаете.
— Да-да, у неё, — киваю. — Можно узнать, что случилось? По какому поводу собрание?
— А вы не слышали?..
Бодрая активистка пересказывает мне всё, что я не просто слышал — пережил. Геля стоит на девятом и многозначительно гнёт бровь, когда бабка говорит про выстрел. Я