— Я не буду платить никакой «наложек», — ровным голосом сказала я, глядя точно в глаза бабы. — Это мои вещи и мое золото. Я их заработала и никому не отдам.
Баба пошла ко мне. Моя рука взлетела словно бы сама собой, резко, как отпущенная пружина. Как и тогда, в детстве, удар удался — главным образом потому, что его не ожидали. Моя противница не упала, но с места я ее сдвинула; раздался жалобно-удивленный всхлип-всхрип.
Я на этом не остановилась и, подойдя вплотную к бабе, отчеканила:
— Запомни раз и навсегда, что меня трогать нельзя. Я не боюсь ни тебя, ни Гадо, ни Хауна, ни ваших богов. Каждый, кто ко мне сунется, получит в морду. В лучшем случае.
Не знаю, слышала ли меня она, ведь полностью погрузилась в переживания о своем носе, зато меня определенно слышали другие декоративки. Я перехватила поудобнее сумку в руках и пошла прямо на толпу с невозмутимым лицом терминатора.
Толпа пропустила меня… Только оказавшись от этих бабищ подальше, я выдохнула и позволила себе испугаться. И, посмотрев на руку, увидела, как стремительно она опухает.
«Адская Ира… — произнесла я про себя. — Только такую Иру этот мир и заслуживает».
Декоративки не осмеливались больше ко мне подойти, и, потирая свою опухшую руку, я понимала, что дело не в моем феерическом хуке, а в том, что я при всех заявила, что плевать хотела на нынешнюю власть — людскую и божественную.
Хмурый тип, рекламирующий товар-декоративок на площади, явился в назначенное время и приказал нам стать в ряд, чтобы разделить на четыре категории от самых лучших, которых можно сбыть дорого, и до самых худших, которых отдают практически за бесценок.
В прошлый раз меня забрали последней, в этот же раз Хмурый сразу обратил на меня внимание. Еще бы: перед ним стояла теперь не измученная избитая девчонка в обносках, снедаемая жаром, а чистая, благоухающая, красиво одетая молодая женщина. Приблизившись, он с удивлением на меня воззрился.
— Новенькая?
Я покачала головой и улыбнулась, наслаждаясь произведенным на ни-ов эффектом. Он меня не узнавал и недоумевал, что я среди декоративок. Раз так, у меня сегодня есть весьма неплохие шансы заполучить богатого хозяина и предстоящий месяц провести в хороших условиях.
— Господ-и-и-ин, о господи-и-и-н, — раздался плаксивый голос бабы. — Эта новая декоративка чуть не убила меня…
Хмурый посмотрел в сторону умирающего лебедя, производящего столь жалостливые звуки, и, обнаружив, что лебедем является здоровенная крепкая женщина средних лет, превратился в удивленного.
— Ливэт? — произнес он, глазам не веря. — Что с твоим лицом?
— Она хотела меня убить, — пожаловалась несчастная, и большинство декоративок горячо подтвердили ее слова. — А я всего-то хотела посмотреть ее сумку…
— Она испугала нас всех! — встряла та бойкая девка, что стащила мой платок. — Вызверилась, как волчица, глазами пыхнула, а потом как даст бедной Ливэт в нос… И говорит такая: «Мне никто не указ, даже боги!»
Хмурый недоверчиво покосился на меня, очевидно размышляя, как такая хрупкая девушка как я могла напугать стольких декоративок, но, заметив припухлость и красноту на моей руке, прищурился.
— Так ты ударила Ливэт? Ты знаешь, какое наказание ждет того, кто портит собственность империи, особенно перед ярмаркой?
— О, господин, — печально вздохнула я, и кротко опустила взгляд, чтобы ни-ов не успел разглядеть, что он так и фонтанирует иронией, — я просто испугалась, когда эта женщина приблизилась, и, резко развернувшись, нечаянно задела ее лицо плечом… Я не хотела ее обидеть…
Декоративки возмутились, но Хмурому такая версия события понравилась куда больше той, которую ему озвучила Ливэт. Это означало, что произошло недоразумение, а на недоразумение можно и глаза закрыть, тем более в такой важный день. Он жестом заставил всех замолчать, и, напомнив грозно, что драки строго запрещены, разделил нас на категории. В этот день в категорию лучших попали семь женщин; после недолгого осмотра нас отправили на ярмарку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Морозец стоял крепкий, на небе — ни облачка. Площадь сверкала под солнцем и, казалось, поскрипывала. Люди темной оживленной массой перемещались по площади. Я спрятала нос в теплый воротник и подумала, что сегодня мне обязательно должно повезти с покупателем, ведь повезло уже дважды — когда я испугала бабу, и когда Хмурый поверил мне.
Нас отвели к возвышению, пересчитали; Хмурый придирчиво оценил каждую декоративку, хорошо ли выглядит, как одета, и, решив, что все лапочки, пригласил распорядителя оценить, какой сегодня товар предлагается благородным ни-ов. Распорядитель Гадо медленно подплыл к нам в своих песцовых мехах.
— Ну-с, сколько сегодня хороших? — лениво спросил он.
— Больше, чем в прошлый раз.
— С кого предлагаешь начать? Ловцы сегодня на ярмарке, они готовы отвалить немало золота за хорошую декоративку. Им обязательно надо угодить.
— Я предлагаю эту, — произнес Хмурый, и указал на меня.
— Х-м-м-м, — задумчиво протянул Гадо и пригляделся ко мне. — Ну-ка покажи лицо, милая…
Я выпростала нос из воротника и взглянула на толстяка. Лукаво взглянула — не сумела удержаться. Тут уж распорядитель меня узнал и от потрясения чуть не упал; двоим телохранителям даже пришлось поддержать бедного толстяку за руки, чтобы его благородие не упало неблагородно при всем народе.
— Эта! — взвизгнул он. — Дикарка?! Ты что, умом повредился, тупица?
Хмурый побелел лицом.
— Эта та самая! — продолжал изливать возмущение Гадо. — Та самая злобная дрянь, которую мы разыгрывали между мэнчи в прошлом месяце!
— Но… — пискнул бедный «продавец», — она… я не узнал…
— Ты должен знать весь товар в лицо! — вскричал раскрасневшийся Гадо. — Почему я сразу узнал ее дикие глазищи, а ты нет? За что я тебе плачу, болван?
— Так вы сами сказали, что в этот раз она идет на продажу и вы хотите сбыть ее подороже!
— Но не в первой партии! Я никогда не рискну продать ее ни-ов! Пусть мэнчи ее покупают! Слышал меня? Продай ее как можно дороже, но продай мэнчи! Только мэнчи!
Хмурый кивнул и покаянно опустил голову, а я вздохнула про себя.
Что мне Лена пожелала? Чтобы меня купил благородный ни-ов и влюбился без памяти? Ха! Гадо не позволит этому случиться… Сказки не будет.
Два часа спустя я убедилась в том, что везение меня покинуло. Когда меня вывели на продажу, благородные ни-ов уже разобрали «высший сорт» декоративок и покинули торги; остались одни мэнчи. Хмурый вывел меня на возвышение, объявил и назвал первую цену. Почти сразу несколько человек вызвались меня купить. Я щурилась, выглядывая их лица и одежду, но покупателей становилось все больше, и вскоре я устала бестолково прочесывать толпу своими близорукими глазами… Хмурый, отлично знающий публику, разогревал ее, повторяя, как заклинание, мои козыри: «молодая», «красивая», «с вещичками».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})