— Дорогая, если я прямо сейчас не смогу осязать тебя всю, я просто сгорю. Ты же не хочешь остаться с горсткой бесполезного пепла в руке?
Она покачала головой и прошептала:
— Нет.
Они бросились друг другу в объятия и стали целоваться жадно, страстно, ищуще, как будто хотели сами себе доказать, что все это явь, а не сон.
— Я все время спрашивала себя, будет ли это еще когда-нибудь, — прошептала она наконец. — Джеффри, я так скучала по тебе…
Он поцеловал ее снова и, почувствовав на своей щеке горячие слезы, отстранился, чтобы понять, чьи они — его или ее. Он слегка отклонил ее голову и кончиками пальцев дотронулся до уголков глаз. Из них-то и текли горячие ручьи. Она спрятала лицо, зарывшись в его плечо.
— Без тебя просто ад кромешный, Джеффри, — прошептала она. — Какой-то ад!
— Кэйси, Кэйси…
Его голос сорвался, и они так крепко обняли друг друга, как будто боялись, что кто-нибудь из них вдруг исчезнет, растворится в воздухе и уже никогда не появится вновь.
— Я люблю тебя, Кэйси, — выдохнул он ей в волосы, — я люблю тебя…
Она подняла голову, ища что-то глазами. Он ли произнес вслух эти слова? Или они сами возникли в ее мозгу, потому что она так отчаянно хотела их услышать?
Он нежно улыбнулся, прочитав ее мысли, и погладил по волосам.
— Я люблю тебя, Кэйси, — повторил он. — Я был ужасно несчастен без тебя. Я так тосковал, что тебя нет рядом. Две недели я ни черта не мог делать. Я даже не мог выглянуть в окно, чтобы твое лицо не встало перед моими глазами.
Он глубоко вздохнул и задержал дыхание. Затем по всему его телу пробежала дрожь, и он улыбнулся ей игривой улыбкой. Прежде чем она успела ответить тем же, он подхватил ее на руки и закружил по комнате. Проведенные в пути два дня не остудили его возбуждения. Ему хотелось двигаться, внезапно он почувствовал небывалый прилив энергии. Он засмеялся, потому что любил ее и был с ней рядом, и все просто должно было быть прекрасно. Наконец-то кончились эти две недели одиночества. Он не хотел думать о завтрашнем дне или послезавтрашнем — только о сегодняшнем дне… ночи…
Все в той же эйфории он отнес ее в спальню и положил на кровать, застланную стеганым одеялом в мелкий голубенький цветочек. Оно удивительно гармонировало со всей обстановкой крохотной уютной комнаты. «И с самой Кэйси», — подумал он, улыбаясь ей.
— Ты не произнесла ни слова, — прошептал он, дотрагиваясь до ямочки у нее на подбородке. — Или мне это только показалось?
— Нет, — ласково прошептала Кэйси.
Через несколько мгновений он сбросил с себя одежду, раскидав ее по всей комнате, и направился к ней. В том, что он страстно желает ее, не было ни малейшего сомнения. Она лежала не двигаясь и наблюдала за ним. С благоговением и нежностью, такими несовместимыми с огнем в глазах, он раздел ее, сопровождая снятие каждой вещи ласками. Затем он вытянулся рядом с ней и, положив ладонь на изгиб ее шеи, едва касаясь нежной кожи, медленно заскользил ею вниз по ее телу — вдоль ложбинки между грудей к плоскому животу. Она дышала ровно и чуть слышно, будто загипнотизированная его пристальным взглядом и изучающими легкими движениями.
Потом он сел, и теперь обе его руки исследовали линии ее талии и бедер, ног, а когда он добрался до ступней, то склонился над ними и принялся их целовать. Она видела его гладкую загорелую спину, широкие, мускулистые плечи, пока он постепенно прокладывал поцелуями обратный путь — к мягкой и нежной промежности. Его поцелуи стали настолько нежными и томительными, что она невольно раздвинула ноги, и он проник языком в теплую и влажную глубину ее естества. Она ощущала его движения, его жар внутри себя, пока эти сладостно мучительные ласки не стали почти невыносимыми, и она, изогнувшись под ним всем телом и запустив пальцы в его густые волосы, издала стон, как бы умоляя его о большем, о полном и абсолютном слиянии их тел.
Он поцелуями проложил огненную тропинку выше, вдоль живота, и наконец его губы остановились и сомкнулись вокруг ее затвердевшего соска. Она обвила его обнаженную спину обеими руками и крепко прижала к себе. Он застонал, его дыхание участилось, и она еще острее почувствовала, как отчаянно он желает ее.
— Хватит, — вскричала она, — пожалуйста, довольно!
— Дорогая, что ты со мной делаешь…
Он перевернулся на спину и перетянул ее на себя. Взяв в ладони ее лицо, он коснулся губами ее волос и прошептал:
— Я люблю тебя, Кэйси… Я люблю тебя…
— И я люблю тебя… навсегда.
Он положил руки ей на бедра и, приподняв ее, посадил на себя. Теперь они действительно слились воедино, одновременно вскрикивая от иссушающей страсти, от бесконечности своей любви…
Потом уже Кэйси проложила поцелуями такой же путь по его телу, также осыпав его обжигающими и томительными ласками, пока пощады не запросил он, и снова он привлек ее к себе, и вошел в нее со всей силой своей страсти, и наконец они оба достигли наивысшей степени экстаза.
Кэйси свернулась рядом с ним клубочком, и они заснули, не размыкая объятий, уверенные в том, что какие бы проблемы ни встали перед ними, отныне они будут решать их вместе.
10
В воскресенье вечером Кэйси отвезла Джеффри в аэропорт к местному рейсу до Нью-Йорка. В десять утра в понедельник у него была назначена встреча с продюсером, а у нее — с заместителем президента Консультативной группы своей фирмы. До отпуска Кэйси у них был разговор о ее возможной поездке в Рим в сентябре. Она горько усмехнулась: какая разница в том, что расстояние между ней и Джеффри увеличится еще на несколько тысяч миль?
— Уже скучаешь обо мне? — бодрячески поинтересовался Джеффри, когда она припарковала машину на стоянке.
— Мне так хочется, чтобы ты остался у меня подольше, чтобы мы поехали… — Она нашла в темноте его теплую надежную руку. — Я просто хочу быть с тобой.
…Они провели вместе целый день. Существовало множество мест, куда они могли бы пойти, людей, с кем они могли бы встретиться, дел, которыми можно было бы заняться. Но они вышли из квартиры только один раз, чтобы купить продукты. Ничто и никто не нарушал их покой: ни малолетние правонарушительницы, ни телефонные звонки, ни сестры-монахини. Они были только вдвоем: разговаривали, любили друг друга, просматривали воскресные газеты…
А теперь они попали в круговорот шумного уличного движения, вокруг сияли огни большого города, и Кэйси чувствовала, что Джеффри постепенно отдаляется от нее.
— Я буду звонить так часто, как только смогу, — пообещал он, пожатием руки как бы скрепляя свое обещание. — Я ужасно не люблю писать письма, Кэйси… — Даже в темноте она видела его улыбку. — Я хочу, чтобы ты была в моей жизни, понимаешь? И хочу быть частью твоей жизни. Я не могу мотаться из Лос-Анджелеса туда-сюда и, занимаясь своим делом, в то же время оставаться самим собой. Если бы мог, то сделал бы это. Но не уверен, что имею право просить тебя бросить все, что у тебя сейчас есть, — работу, семью, друзей. Мне кажется, было бы просто нечестно требовать от тебя хотя бы одной из всех этих жертв. Но я хочу быть с тобой, Кэйси. Я люблю тебя. Подумай об этом, ладно? Если ты… — Он прервал фразу на полуслове и тяжело вздохнул. — Просто подумай об этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});