Кэйси с силой послала мяч на левую половину поля, и Джеффри приветствовал ее удачный удар радостным восклицанием. Подруги по команде окружили ее. Он держался в стороне, не желая мешать им. Она посмотрела поверх их голов и встретилась взглядом с Джеффри. Он улыбнулся и махнул ей рукой. Она улыбнулась в ответ, и он даже издали увидел в ее глазах надежду.
— А теперь мы собираемся разжечь костер и полакомиться сдобными булочками с какао, — сказала сестра Джозефина.
— Я понимаю, — откликнулся Джеффри, не отрывая взгляда от Кэйси. — Скажите, что я позвоню ей после окончания праздника, хорошо?
— Конечно. Желаю вам приятной поездки.
До него донеслись разочарованные возгласы девочек, когда он зашагал обратно к своему пикапу, а потом спокойный голос сестры Джозефины, которая объясняла им, что он непременно должен уехать. Оглянувшись назад в последний раз, он увидел светло-голубой шарф Кэйси. Она и три девочки направлялись к месту, где должен был быть костер. «Нет, — подумал он. — Еще ничего не кончено». Он увидит Кэйси снова, чего бы это ему ни стоило.
9
На следующий вечер телефон зазвонил в то время, когда Кэйси, сестры Джоан и Джозефина и приехавший на праздник преподобный Алистер Грэй пили чай. Сестра Джоан подняла трубку в своем отдельном кабинетике. Она вернулась сияющая.
— Кэйси, тебя, — возвестила она. — Это Джеффри.
Кэйси вскочила с места, чуть не опрокинув поднос с чашками. У нее так дрожали руки, как будто она только что перенесла нервное потрясение. Ей удалось выдавить из себя какие-то извинения, и она чуть ли не бегом бросилась к телефону.
— Какой Джеффри? — поинтересовался отец.
— Колдуэлл, — ответила сестра Джоан.
— Внук Сэса Рэсбоуна, — добавила сестра Джозефина.
— А, тот худощавый темноволосый мальчик, который тратил деньги, выданные ему на церковные пожертвования, на жвачку и билеты на бейсбол.
— Он теперь работает в Голливуде, — сказала сестра Джозефина.
— Неудивительно.
Кэйси плотно притворила за собой дверь. Как всякий хороший политический и государственный деятель, ее отец помнил всех и каждого. Она взяла в руки тяжелую черную трубку телефона.
— Алло… Джеффри?
— Кэйси, дорогая, я уже скучаю.
Один звук его голоса подействовал на нее успокаивающе.
— Я рада, что ты позвонил. Я тоже соскучилась. Я… Ну, как там Калифорния?
— Не могу тебе ответить за весь штат в целом, но в Лос-Анджелесе так же жарко и душно, как было, когда я уезжал. — Его голос дрогнул. — И в тысячу раз более одиноко. Как прошел праздник?
— Ужасно, но все хорошо провели время. Мой папа загнал в лунки три мяча.
— Яблоко от яблони недалеко падает.
— Нет, я попала всего два раза, один мяч отправила за пределы поля. В то время мои мысли были примерно за три тысячи миль отсюда.
— Мои тоже. — Его голос звучал ровно, но мягкая интонация придавала особое значение самым обычным словам. — Та встреча, на которой я должен был присутствовать, определенно не стоила того, чтобы покидать тебя, Кэйси. Ты меня простила?
Она улыбнулась в трубку, чувствуя, как волна облегчения захлестывает ее.
— Джеффри, если бы Питер Магинн велел мне вернуться в Вашингтон, мне бы тоже пришлось это сделать. Я все понимаю. И я рада, что ты позвонил.
— Неужели ты думала, что я не позвоню?
— Мне и это приходило в голову. — Ее голос сорвался, и она вдруг увидела окружавшие ее обшарпанные стены, небольшое распятие на одной из них, старую простую мебель, давно вышедшую из моды. А потом постаралась представить Джеффри там, в Лос-Анджелесе.
— Джеффри, я… мы оба знаем, что будет легче именно сейчас поставить все точки над «и».
— И назвать все происшедшее «бурным летним романом»?
Его вопрос ранил еще больше потому, что интонация, с которой он это произнес, оставалась такой же ровной и мягкой.
Слова словно застревали у нее в горле, но она заставила себя говорить.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Да, — ответил он, тяжело вздохнув. — К несчастью, я знаю, что ты имеешь в виду. Ты этого хочешь, Кэйси? Просто повесить трубку и забыть обо всем, что было между нами?
— Я никогда не смогу этого забыть.
— И я не смогу. Так что не будем снова затрагивать эту тему, хорошо? Давай лучше подумаем, что бы нам предпринять.
— Ты этого хочешь? — тоже спросила она все еще неуверенно.
— Конечно, хочу.
— Серьезно?
— Женщина, если бы я был сейчас рядом, ты бы уже барахталась в реке! — энергично воскликнул он.
— Мой отец нас не одобрит. Он говорит, что ты тратил деньги, выданные тебе на церковные пожертвования, на жвачку и билеты на бейсбол.
— Он забыл упомянуть комиксы, — добавил Джеффри.
— К своему стыду, — фыркнула Кэйси, — должна признаться, что свои я однажды потратила на резиновых пауков. Отец уличил меня и преподал очень долгий и нудный урок на тему церковных финансов… Почему ты не сказал мне, что знаком с ним?
— Я и не знал, что знаком. Я помню высокого достойного джентльмена, но я как-то не догадывался, что это был твой отец. Боюсь, мы не очень-то часто заглядывали в церковь, хотя моя мама изредка водила меня туда, чтобы угодить Сильвии. А потом мы уехали в Александрию, когда мне было семь лет, а еще позднее переселились в Калифорнию, когда мне было десять, — он кашлянул в трубку. — Подумать только, Кэйси, если бы мы пробыли в Александрии чуть дольше, я бы мог увидеть тебя в пеленках…
— Хочешь, чтобы я начала называть тебя стариканом Колдуэллом? — спросила она, смеясь. — Джеффри, ты даже не представляешь, какой счастливой ты меня сделал.
Он понизил голос и произнес с интонацией соблазнителя:
— Я мог бы сделать тебя еще счастливее, если бы был сейчас рядом. Кэйси, ты единственная женщина, которую я хочу. Запомни это, ладно?
— Даже если я увижу твое фото в иллюстрированном журнале…
— Только не думай, что мое отсутствие означает безразличие к тебе. Это не так, Кэйси, ты мне совсем не безразлична! О черт, мне звонят по другому телефону. Ты уверена, что не сможешь оставить своих учениц и прилететь сюда на пару недель?
— Не знаю. — Ее сердце забилось сильнее, а руки снова задрожали. Она ему небезразлична, он сейчас должен повесить трубку, он хочет, чтобы она к нему приехала… Она была в таком смятении! — Я может… Я не знаю.
— Подумай об этом, Кэйси!
— Джеффри…
— Все нормально, дорогая. Успокойся и подумай. Я не настаиваю, ты понимаешь. Если не можешь — значит, не можешь. Я не обижусь на тебя, так же как ты не обиделась на меня за мой внезапный отъезд. Ведь это неважно, правда? У нас впереди вся жизнь вместе, я уверен в этом, Кэйси. Кэйси, я люблю тебя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});