Это, разумеется, была чушь. Выставить Маски против Никсона — то же самое что отправить трехпалого ленивца завоевывать территорию росомахи. Большой Эд был адекватным сенатором — или, по крайней мере, казался таковым, пока не начал объяснять свою «ошибку» по войне во Вьетнаме, — но с самого начала было безумием думать, что его можно выставить против тех кровожадных головорезов, которых Никсон и Джон Митчелл могли натравить на него. Они бы заставили его пронзительно визжать, стоя на коленях, ближе к закату в День труда. Если бы я вел кампанию против Маски, я бы заплатил за показ на национальном телевидении некоего анонимного урода, который объявил бы, что 22 года назад он и Эд провели лето, работая проститутками в публичном доме для гомосексуалистов где-нибудь в Северном Вудсе. И все. Этого было бы достаточно.
* * *
— Все, у нас все схвачено.
— Что?
— Да, делегаты у нас есть. Все, что мы должны сейчас делать, — это держаться и не допускать ошибок.
— Ну… Господи, Фрэнк, все это сбивает с толку. На самом деле я звонил, чтобы спросить, принял ли Макговерн какое-то решение, будет он или не будет поддерживать Хамфри, если дело дойдет до этого.
— Не дойдет. Это сейчас не обсуждается. Не думай об этом. Мы победим в первом туре голосования.
— Хм-мм… Ну, я так понимаю, что по-любому нет смысла спрашивать тебя насчет другой вещи…
— Какой именно?
— Ну, о том, что Макговерн займет пост вице-президента в связке с Тедом Кеннеди.
— Что? Я никогда этого не говорил!
— Нет? Ну… Мы, вообще-то, были довольно сильно обкурены…
— Мы?
— Да, Веннер тоже был там. Помнишь? И он совершенно уверен, что именно это ты и сказал. (Пауза.)
— Он уверен, да?
— Да… Но, конечно, мы могли ошибиться. (Пауза.)
— Нет-нет… Подожди минутку. Я помню вопрос… Но, черт возьми, я сказал, что это только лишь предположение.
— Что?
— Ну, насчет Кеннеди. Я думаю, я сказал, что не могу говорить за Джорджа, но по моим ощущениям он не согласится на второе место…
— Ни с кем, кроме Кеннеди, верно? (Пауза.)
— Ну… Да, но это просто мысли вслух. Сенатор считает, что нет никакого смысла даже говорить об этом. (Пауза.) Как я уже сказал, у нас сейчас есть делегаты. Мы победим. Я уверен в этом.
— Хорошо, я надеюсь, что ты окажешься прав. (Пауза.) Но если что-то пойдет не так… Если вы не сможете победить в первом туре и съезд зайдет в тупик… Тогда, если Кеннеди вступит в борьбу, Макговерн мог бы рассмотреть…
— Да-да, я думаю, что такое возможно… Но я же сказал тебе, черт возьми! У нас все схвачено.
— Я понимаю… Но какого черта? Я просто хватаюсь за свободные концы, просто пытаюсь нащупать что-то, чтобы заполнить пустоты, ты же понимаешь, да?
— Да. Я сам так раньше делал. (Пауза.) Слушай, ты себя чувствуешь получше?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… Может быть, я не должен говорить об этом, но в Висконсине ты выглядел очень неважно.
— Я был болен, Фрэнк, очень болен, и, кроме того, я наглотался антибиотиков. Ко мне в отель каждый день приходили врачи делать уколы.
— Что за уколы?
— Господи, да все, что у них было: пенициллин, B12, кортизон, вытяжка из мха… Врач отеля не готов был пойти на это, поэтому я позвонил в медицинское сообщество и попросил их пройтись по своему списку и найти того, кто не будет со мной спорить. Потребовалось полдня, но они, наконец, прислали ко мне человека со всем, что требовалось… Правда, набирая шприцы, он продолжал качать головой. «Я не знаю, почему вы хотите, чтобы я вколол в вас все эти лекарства, дружище, — сказал он. — Это ни черта не поможет справиться с вашей простудой, но если у вас есть какие-то паразиты в организме, это, разумеется, устроит им настоящий ад». Затем он сделал мне девять уколов. Наличные на бочку. Никаких чеков, никакой квитанции. Я даже не знаю, как его зовут.
— Ну… Может, тебе нужно немного отдохнуть, Хантер. У меня такое чувство, что ты не очень заботишься о своем здоровье.
— Ты прав. Мое здоровье стремительно ухудшается — но до Майами я с этим справлюсь. А потом… Посмотрим, как пойдет. Возможно, я захочу, чтобы меня отправили на принудительное лечение.
Из телефонного разговора с Фрэнком Манкевичем
15 апреля 1972 года
* * *
Большинству будет трудно принять то, что к середине апреля Джордж Макговерн фактически застолбил за собой выдвижение от Демократической партии, тем более что это утверждение исходит от Фрэнка Манкевича, ловкого «политического директора» кампании Макговерна.
Откровенность с прессой — и с кем бы то ни было еще, если на то пошло, — не то качество, которое большинство кандидатов в президенты хотят видеть в своих подчиненных. Опытные профессиональные лжецы пользуются в политике, как и в рекламном бизнесе, большим спросом… И основная функция пресс-секретаря любого кандидата заключается в том, чтобы пресса не получала ничего, кроме «позитивных новостей». В конце концов, нет никакого смысла созывать пресс-конференцию, чтобы объявить, что никто из сотрудников в этом месяце не получит зарплату, потому что трое или четверо ваших крупнейших спонсоров только что позвонили и сказали, что выходят из игры, потеряв надежду на победу.
Если с вами случится что-то подобное, быстро заприте все двери и отправьте пресс-секретаря начать шептать не для печати, что координатор кампании вашего оппонента в Калифорнии только что позвонил и попросился на работу.
Такого рода хитрости — обычное дело в ходе большинства кампаний. Предполагается, что все это понимают — даже журналисты, которым едва удается сохранять невозмутимость, когда они выдают всю эту информацию на первую полосу издания, опровергая предыдущие заявления: СЕНАТОР МЕЙС ОТРИЦАЕТ РАСПРОСТРАНИВШИЕСЯ СЛУХИ, ПРОГНОЗИРУЯ СВОЮ ПОЛНУЮ ПОБЕДУ ВО ВСЕХ ШТАТАХ… А затем следует пояснение:
Человек, которого называли главным аутсайдером нашего времени, сегодня опроверг слухи о том, что почти все, кроме одного из его спонсоров, прекратили финансирование покупки эфирного времени в СМИ и заработной платы сотрудников того, что некоторые наблюдатели называют «безнадежной кампанией». Сенатор Отто «Слим» Мейс, находящийся под следствием по 12 обвинениям в уклонении от уплаты налогов, сообщил журналистам на специальной пресс-конференции, прошедшей в полдень в холле отеля «Эйс», что на самом деле у него «столько денег, что он не знает, «что с ними делать» и что телефон в его штаб-квартире уже несколько дней разрывается от звонков «чрезвычайно важных людей», которые в настоящее время работают на его противника, но хотят уйти от него и начать работать на сенатора Мейса.
«Само собой разумеется, я не могу в данный момент говорить свободно и называть какие-то имена, — объяснил сенатор. — Но я планирую нанять многих из них, после чего мы устремимся вперед, к победе».
* * *
Лучшим примером подобного освещения нынешней кампании были новости из лагеря Маски. В последние недели правда была настолько горькой, что некоторые журналисты изо всех сил старались дать беднягам передышку и не снимать с них больше стружки, чем это было необходимо.
Один из немногих забавных моментов в ходе кампании перед предварительными выборами во Флориде произошел, когда один из руководителей штаба Маски в штате, Крис Харт, появился на встрече с представителями других кандидатов, чтобы объяснить, почему Большой Эд отказывается принять участие в теледебатах. «Мне дали инструкции, — сказал он, — согласно которым сенатор не должен снова оказаться в ситуации, когда ему придется быстро думать».
К вечеру того же дня каждый журналист в Майами смеялся над грубым ляпом Харта, но никто не опубликовал его слова, и ни один из тележурналистов не упомянул об этом в эфире. Даже я не использовал их, хотя услышал об этом в Вашингтоне в то самое время, когда собирал свой багаж, чтобы вернуться во Флориду.
Помню, я подумал, что нужно позвонить Харту и спросить его, на самом ли деле он сказанул такое, но, пока я добрался туда, драйв уже пропал. Маски явно находился в тяжелом положении, а Харт довольно прилично отнесся ко мне, когда я появился в их штаб-квартире, чтобы подписаться на эту ужасную поездку на «Саншайн спешиал»… Поэтому я решил: «Какого черта?! Пусть это покоится с миром».
У других журналистов, возможно, были другие причины не использовать цитату Харта, но сказать наверняка не могу, потому что никогда не спрашивал их об этом. Оглядываясь назад, я думаю, что к тому времени было уже очевидно: кампания Маски обречена, и никто не захотел напрасно мучить уцелевших, поскольку в этом уже не было никакого смысла.
Около недели спустя из окружения Маски просочилась еще одна безобразная история, но и она не попала в печать — или, если попала, то я этого не видел.