Президент был огорчен этим докладом. В честности и старании Ксаверия Христофоровича он не сомневался. Более того, он был уверен, что в Православных дружинах пока что нет и быть не может даже подспудных попыток противодействия его курсу и лично ему. А то, что лидеры этих дружин могут предать его, не моргнув, в момент, а их зомби безропотно пойдут за своими дрессировщиками, он не сомневался a priory. Тут никакого Энгельгардта не надо было. Расстроило его то обстоятельство, что ведомства, казалось бы, всесильного шефа Комиссариата государственного порядка, Чрезвычайного отдела, полицейского департамента и прочая, прочая, прочая не так уж всесильны. Главная и, пожалуй, единственная опора его мощи, стабильности, всевластия, его покоя и уверенности в завтрашнем дне, как оказалось, сама нуждается в подпорках, заплатах. Это умозаключение неизбежно потянуло другое. Если этот столп его могущества сгнил, то что происходит с основанием и этого столпа, и всего строя, того идеального порядка и выверенной системы, строительству которой он посвятил своё служение, свою жизнь? Что происходит с его народом, Отцом которого он справедливо считается? Почему его самые близкие и верные сатрапы так всерьез озабоченно обсуждают проблему пресловутого «Мистера X»? – Нет, все эти продажные телевизионщики, все эти хозяева Сети, проклятые блогеры, твиттеры и прочие – там понятно, запахло хорошим баблом, затеяли новую игру, тотализаторы, викторины, теледуэли – хрен с ними, пусть развлекаются и заодно стригут купоны: он – Лидер на это изначально закрывал глаза, и все они это знали: хавайте, наливайтесь, но не лезьте в политику, не суйте нос в его – Президента дела. С ними понятно, им главное – деньги. Но Хорьков, Энгельгардт, – главное – Энгельгардт, Фиофилакт, Мещерский! – они-то в теме, они-то знают, что всё это ерунда, кем бы ни был Таинственный Незнакомец, он бессилен! Чипы – вот Изобретение Века – Его века. Неужели Энгельгардт не знает про незыблемую мощь чиповой системы? Или эта мощь тоже липа? Если это так, то какие у него шансы воздействовать на нового избранника? – Может, зря он сует голову в петлю и лезет в соратники новому Хозяину?..
Нет, не зря! Что бы ни было с чиповой системой, как ни прогнили все эти долбаные силовики, народ всегда его поддержит. Даже без наводящего ужас на каждого москвитянина Комиссариата государственного порядка, народ пойдет за ним, а не за заезжей выскочкой. Тот, наверняка в заграницах поднаторевший, будет сопли размазывать и жевать. А народ этого не любит. Ему нужен порядок и страх. Другое он не потерпит. И даже если Госпорядок и Чрезвычайный отдел рухнут, страх останется, ибо он в крови нации, он всесилен. Президент свою публику знает.
* * *
Перед последним туром, на который были нацелены все телеканалы страны, все интернет-издания и пресса, оставалось пять претендентов. Теперь все решало народное голосование. Вне зависимости от его исхода, Драбков был доволен. Идея удалась на славу. И дело даже не в тех миллионах, которые привалили к нему за считанные недели и ещё привалят. Дело в том, что теперь его имя на устах каждого москвитянина, да что москвитянина! – сильные мира сего, начиная от замглавы администрации – всесильного Хорькова – нуждаются в нем, заискивают перед ним, льнут к нему. Даже Президент лично пригласил на торжественный ужин в честь годовщины последней инаугурации. Не просто пригласил, но и посадил за один стол с самыми близкими своими соратниками. Николай Павлович сидел между сыном Чубайка и первым замом Главнокомандущего Воздушными Силами Республики виконтом Симеоновым– Пищиком – как говорили, восходящей звездой военной элиты страны. Напротив Драбкова баловала себя тамбовским рулетом, запивая его бокал за бокалом «Вдовы Клико» (немыслимое сочетание, подумал Драбков, но тут же похоронил это опрометчивую мыслишку) жена князя Мещерского, урожденная Столыпина.
Одно обстоятельство портило в последнее время настроение Николаю Павловичу: нигде не было видно журналиста Л. с его больной печенью. Он как бы испарился. Чутье подсказывало Драбкову, что Л. затаился неспроста. Впрочем, это уже ничего не меняло. Он – Драбков был на коне, и никакому Л. было его уже не догнать.
Итак, перед последним субботним туром оставалось пять кандидатов. По мере возрастания зрительские симпатии распределялись таким образом:
На 5-м, последнем, месте – доктор философии, профессор Сиднейского Университета Грегор Кургинян. Его шансы были невелики. Что ни говори – армянин на русском престоле, согласитесь, – нонсенс. При нынешнем раскладе с кавказскими членами НАТО – хуже еврея. Подавляющая часть голосовавших за него стремились своим голосованием показать, что Московия постепенно избавляется от ксенофобии и расизма. Голосовавших – 9 процентов.
На 4-м – доктор математических наук, профессор Колумбийского университета Иван Иванович Бухой. Этот подходил по всем параметрам, устраивал и либералов, и консерваторов. Был православен, но без фанатизма, эрудирован, но прост и, говорят, хорошо умел считать, но, Господи, с такой фамилией в президенты… Голосовавшие за него пытались уверить себя и окружающих, что они выше дурацких предрассудков и Бухой вполне может быть Лидером Московии. Даже символично и самокритично. 11 процентов голосов.
На 3-м, почетном месте находился Олег Николаевич Чернышев, профессор Брауновского университета, социолог, культуролог, историк, имевший к тому же незаконченное высшее техническое образование. Он уже имел реальные шансы на выигрыш, но всё же отставал от двух явных лидеров. За него до последнего тура голосовало примерно 22 процента.
2-е место – руководитель исследовательского центра по изучению тектонических процессов Мирового океана в Университете Ванкувера, лауреат премии Шольца– Гржимайло, профессор Леонид Стратионович Запесоцкий. Седовласый, стройный, одетый по последней моде, он завоевал сердца женской части аудитории, хотя мужчин настораживал своей светскостью, европейскостью и голубоватостью. 28 процентов голосов.
На 1-м месте – бесспорный лидер – Святослав Тимофеевич Сорокин. Типичный русак, светловолосый, грузный, краснолицый, нос картошкой, улыбка добродушная, в плечах – косая сажень. Он также закончил Ленинградский университет, по образованию юрист, работал в КГБ, возглавляя секретный аналитический отдел, в настоящее время являлся советником Президента Венесуэлы и по совместительству профессором университета в Санто-Доминго, где читает на испанском языке специальный курс «Роль спецслужб в крупнейших сражениях Второй мировой войны». Он явно олицетворял собой силу, ум и опыт, необходимые для ответственной государственной деятельности. Более 30 процентов.
Накануне решающего голосования должны были показать фрагменты публичных выступлений всех претендентов, записанные в разное время и в разных обстоятельствах – настырные журналюги накопали в государственных и частных архивах кучу материала, – изложить собранные по крупицам и сведенные воедино их взгляды по различным аспектам, от политических до интимных, ещё раз показать крупным планом лица и в последний раз зачитать всю имеющуюся информацию. Затем давались сутки на размышления, а затем в течение 4 часов можно было звонить, посылать SMS-сообщения, связываться по Интернету, по Скайпу и т. д., чтобы отдать свой голос за того или иного кандидата. Драбков, недолго думая, слизал принцип с American Idol, ничего не меняя и не адаптируя к местным условиям: в данном случае «коррекция» зрительских симпатий была не нужна, неуместна, так как никто, в том числе и сам Драбков, не знал, кто из трех первых претендентов предпочтительнее.
* * *
В четверг вечером, закончив последнюю информационную передачу, показав различные публичные выступления участников «Президент-марафона», объявили день тишины. А в пятницу утром появились сначала робкие неуверенные сообщения, что, кажется, в субботу утром в Московию прибывает один из кандидатов – Олег Николаевич Чернышев.
* * *
Больше всего Чернышев боялся последней ночи и последних часов перед отлетом. Однако внешне всё было пристойно. Ни сцен, ни слез, ни многозначительных вздохов. Впрочем, он и не ожидал от Натальи этих душевных штампов. Дней за десять он мимоходом бросил: «Я, наверное, всё же слетаю в Москву». «Конечно», – так же впроброс ответила она, как будто он собирался на пару дней в Чикаго. Больше они на эту тему не говорили. Затем ближе ко дню отлета она стала собирать его вещи. Он лишь сказал, что можно не жаться, так как ограничений веса для него не будет, он летит первым классом (от личного самолета Чернышев отказался и билет в первом классе оплатил из своего кармана).
Последнюю ночь они спали в одном уровне, как в старые добрые времена уютных деревянных спален, не опуская прозрачную нанозанавесь. Он боялся этой ночи и ждал её, ему нужно было выговориться, всё объяснить ещё раз, просить ждать его, ибо ничего не меняется, они не единожды расставались, пару раз надолго, почти на год, когда он вылетал читать циклы лекций в Европу, и это – лишь очередное приключение, которое, как и все остальные, имеет свое начало и будет иметь свое окончание. Но он молчал. Она тоже молчала, и оба они знали, что не спят, и чувствовали, что не уснут, и каждый говорил молча самые важные слова, но они друг друга не слышали и не понимали.