ОДИННАДЦАТАЯ
Олин
— Наши дни —
Я побежала.
В ту же секунду, как парень отступил, я бросилась к бесчувственному телу Гила и упала рядом.
— Не смей больше подходить к нам, — прошипела я, кладя голову Гила на колени, мои колени горели от скольжения по гравию, а сердце стучало во все стороны.
Парень потряс ноющими костяшками пальцев от удара по единственному человеку, ради которого я готова была на все.
— Опять это опасное слово, — он ухмыльнулся. — Нас.
— Отъебись, — выплюнула я.
Меня не волновало, что он может попытаться похитить меня снова. Я не остановилась, чтобы подумать о своей безопасности. Все, что меня волновало, — это помочь мальчику, которому всегда помогала. Залатать его раны и залечить травмы. Мальчику, который всегда помогал мне в ответ.
Это была роль, к которой я привыкла.
Этого человека я буду защищать до конца.
— На твоем месте я был бы осторожен, дорогая. — Парень попятился к своей машине. — Те, кто связан с Гилбертом, всегда имеют привычку страдать. — Послав мне воздушный поцелуй и посмотрев на Гила с насмешкой, он усмехнулся: — Мы еще увидимся.
Повернувшись спиной к нам обоим, он с важным видом направился к своему фургону, захлопнул дверцу и уехал, взвизгнув шинами, поднимая пыль и вихрь выхлопных газов.
Я не двигалась до тех пор, пока фургон не исчез в конце подъездной дорожки склада, свернув в поток машин и оставив нас одних.
Ублюдок.
Мой взгляд упал на обмякшее, измазанное кровью лицо Гила.
— Гил. — Убирая с его глаз растрепанные темные волосы, я ожидала, что яростная команда прекратит прикасаться к нему. Прикажет мне уйти. Сердито ругаясь, спросит, почему я ослушалась его. Снова.
Но он не двигался.
И это напугало меня больше, чем любой крик, который он мог издать.
Я погладила его по заросшей щетиной щеке.
— Да ладно тебе. Он ушел. Давай зайдем внутрь.
Ответа по-прежнему не было.
Его тело распростерлось на земле. Одна рука прикрывала его грудь, в то время как другая неуклюже лежала под ним.
— Гилберт… — Я легонько потрясла его за плечо, поглядывая, не видел ли кто-нибудь из работников соседних складов и не может ли помочь нам.
Ни в коем случае я не думала о том, чтобы уйти. Я никогда не смогла бы в здравом уме уйти от Гила, даже если бы он не хотел, чтобы я была в его жизни. Даже если бы он недвусмысленно велел мне держаться подальше.
Я была единственной, кому он доверял ухаживать за ним.
Это, вероятно, не изменилось.
— Ради бога, почему ты позволил ему избить себя? — Оттолкнула его руку, обнажая горло, ища пульс. Я боролась с несчастьем, не в состоянии принять бессмысленное насилие или глупые поступки.
А это было и то, и другое.
Гил был так глуп, что позволил себе такое. Ни одна причина на земле не могла оправдать то, что кто-то избил тебя до потери сознания.
Мой большой палец нашел его пульс, облегчение пронзило меня.
— Почему ты не сопротивлялся, а? — прошептала я, проводя пальцем по его нижней губе, проверяя, дышит ли он еще, не совсем доверяя пульсации крови в его венах. — Это он причинил тебе боль в первый день, когда я пришла сюда?
Я знала, что мои вопросы останутся без ответа, но мой голос, казалось, успокоил его.
Напряжение в его теле исчезло. Его грудь вздымалась и опускалась с глубоким вдохом.
— У тебя какие-то неприятности, Гил? — Я погладила его по плечу, изо всех сил стараясь осторожно разбудить. — В чем ты замешан? Почему ты так решительно настроен заставить меня ненавидеть тебя, в то время как я знаю, что ты не… не искренен.
Если бы я действительно верила в ледяного монстра, которого он изо всех сил изображал, мое сердце не заставило бы меня остаться. Оно примет правду и пойдет дальше. Но Гил что-то скрывал. Что-то страшное и таинственное, и этот груз был слишком тяжел для него.
— Давай, пора просыпаться. — Я наклонилась и смахнула с его лба кусочек гравия. — Пожалуйста, открой глаза.
Он тихо застонал.
Мой желудок скрутило узлом от облегчения.
И снова я почувствовала эту нить. Связывая вместе, делая все возможное, чтобы скрепить свои сломанные концы снова вместе.
Как бы Гилу ни хотелось это отрицать, нас связывала нерушимая цепь.
Так было всегда.
С тех пор как мы стояли в школьном коридоре, и я рассказала ему правду о своих родителях, я была привязана к нему.
Он не осуждал меня.
Не жалел меня.
Лишь только пожал плечами, как будто это не имело значения. Как будто я была достаточно сильна, чтобы выжить без них, потому что теперь он был моим другом.
Тогда он спас меня.
И спас меня сейчас.
Если бы он не вышел, я, вероятно, была бы с кляпом во рту и связана в задней части фургона, направляющегося черт знает куда.
Он спас меня нехотя.
Теперь была моя очередь отплатить за услугу и спасти его.
— Даю тебе еще минуту. — Осторожно положив его голову на землю, я поднялась на ноги и быстро собрала разбросанные по земле вещи. Запихнув их в сумочку, воспользовалась телефоном, чтобы отправить себе по электронной почте номер фургона, прежде чем память сыграла бы со мной злую шутку.
Мне было все равно, какие у Гила с ним договоренности. Этот парень представлял собой угрозу и заслуживал того, чтобы сгнить в тюрьме.
Отправив письмо, я сунула телефон в сумку, проверила, на месте ли конверт с деньгами Гила, и направилась к нему.
Он не шевельнулся, когда я присела на корточки и прижала дрожащие пальцы к его виску, запустив пальцы в его волосы.
Такие мягкие.
Такие теплые.
Такие настоящие, знакомые и живые.
Я проглотила очередную волну невыносимой сердечной боли. Я скучала по его прикосновениям. Мне не хватало этого права.
Мое прикосновение разбудило его настолько, что он застонал. Облизнув губы и кровь, запачкавшую их, Гил застонал, когда боль взяла верх.
— Эй, я здесь. Ты в порядке.
Он оттолкнулся от земли, наморщив лоб. Я помогла ему сесть, подставив плечо под его руку.
— Давай. Нам нужно попасть внутрь.
— Ч-что ты все еще делаешь… здесь? — проворчал он, проверяя части своего покрытого синяками тела, пока поднимался на ноги. Он старался не давить на меня, но покачнулся и покачал головой, давая мне возможность обнять его за талию.
Гил был крепким и сильным, и мое сердце пропустило удар.
Его глаза сузились, когда головокружение прошло.
— Не прикасайся ко мне, О. Я сказал тебе уйти.
— Но