Читать интересную книгу Хроника стрижки овец - Максим Кантор

План внедрения в Европу был всем хорош, имел лишь один дефект.

Легкое неудобство заключалось в том, что все население России (т. н. сиволапые мужики, они же быдло или анчоусы в новейшей терминологии) в Европу не засунешь, всем ключи от коттеджа не вручишь, всех не примешь на работу в журнал «Мезонинчик» и в рекламное агентство – зарплаты такого размера не всем положены. Европа не резиновая, в цивилизацию всех не возьмут, демократия – это соревнование и борьба за место под солнцем. Помилуйте, может воскликнуть иной нервный анчоус, так ведь в Европу должны были всех брать, а не только победителей в соревновании!

Э нет, брат-анчоус, ошибаешься: наша Европа – есть Европа особая, это наш идеал, наша мечта. Так и концептуальный художник Кабаков однажды высказался (мол, «в будущее возьмут не всех»). То есть лучшие русские люди будут жить в демократии, и в Европе, – а с остальными проблематично.

Поэтому в Лондон, который не выдает узников совести, выехало ворье (я имею в виду не всех уголовников подряд, но зажиточных бандитов, с прогрессивными взглядами). Поэтому возникло условно-западное современное искусство, без культурных особенностей, но с эластичными эстетическими критериями. Поэтому прогрессивные журналисты так любят поминать славный девятнадцатый век, когда российский салон говорил по-французски, – мы уже были практически Европой! Правда, не все мужики тогда говорили на языке Расина, но это уже деталь. Хотим туда, где мы уже были, домой хотим, в Европу, на бал просвещенных!

Главное у нас еще впереди; главное – это понимание того, что у России есть своя собственная внутренняя Европа, и это понимание уже близко.

Настоящая Европа нам совершенно ни к чему: что, соборы кому-то разглядывать охота? Мало того, что эта дрянь разваливается, так она еще и становится социалистической!

Пора понять, что в наших дерзновенных мечтах мы нечто иное имели в виду – отнюдь не этот исчезающий вид социума и не Сикстинскую капеллу. Имели мы в виду Рублевское шоссе, галереи современного искусства, ресторан «Бонтемпи», корпоративные вечера. Вот это – Европа! И другой Европы нам, извините, не надо.

А то, что варвары-анчоусы не понимают нашего европейского пути, так они на то и варвары. Они, может, даже считают, что у России есть особый путь развития.

Особый путь России

Как и у любой страны, существует свой путь и у России – это утверждение не значит больше того, что оно значит.

Когда Бог развалил Вавилонскую башню (конгломерат народов и эсперанто вместо разных языков), то Он дал всякому племени свою собственную судьбу, и русские (как и румыны, англичане, татары, испанцы) – не исключение.

Свой путь – не означает специальным образом полученный бонус, собственная судьба – это не капитал в банке. И вообще, связывать «особый путь» с достатком и покоем – это очень мещанское представление о судьбе.

Греки, например, представляли фатум иначе. А что касается христианского представления о пути – то оно и вовсе не связано с дивидендами.

Однако саркастический вопрос о качестве и направлении русского пути звучит столь часто, что надо на него ответить. Причем ответить надо просто – потому что этот путь очень прост.

Вопрос этот – предельно общее место, так обычно комментируют тот факт, что у России собственная история. Говорят так: ах, собственная история? неужели? тогда скажите, хе-хе, почему же эта история такая неудачная? Может быть, следовало бы поучиться где-то разуму, а не упорствовать в своей так называемой особой истории?

Этот вопрос из разряда мещанского: «Если умный – почему бедный», есть такая дивная фраза! Вообще говоря, самые умные люди (Сократ и Христос) были беднее олигарха Прохорова и его благостной сестры, а самые праведные люди, имевшие особый путь, – не были самыми удачливыми.

Представление о том, что особый путь не должен уступать по интересности корпоративным вечеринкам – это представление бандитское: ведь и бандит вступает на особый путь воровства только затем, чтобы сравняться богатством с сильными мира сего. Ему и в голову не придет, что можно отличаться от сытых – в сторону иную, нежели еще большая зажиточность.

Однако именно этот смысл – и только он – в вопросе об особом пути России. Ну где же он, этот путь, если у вас были лагеря, репрессии, неурожаи? Был бы путь хорошим – так и житницы бы ломились от зерна.

Интонация упрека российской истории отработана, как и реакция американца на разговор о том, что и в Америке не все гладко. Стоит вспомнить о войне в Ираке или о маккартизме, как собеседнику полагается прикрыть глаза и устало сказать: «А еще у нас негров линчуют». Этот аргумент (ну в самом же деле – абсурдно! негров-то уже давно не линчуют!) всегда работает.

В истории, разумеется, все обстоит сложнее: Америка действительно истребила коренное население – индейцев – и долгие годы практиковала работорговлю, а затем и суд Линча. В этом нет ничего хорошего, это отвратительное пятно в истории отменить невозможно. Точно так же никто не сказал, что иметь особый путь развития – это значит непрестанно получать подарки.

Путь у России есть, и он не легкий. Никого не удивляет, что Греция отпадает от некоей универсальной безразмерной концепции – так вот и Россия в нее тоже не вписывается. Надо сказать, что не только русский путь неясен – неясен путь вообще, любой путь неясен, пока его не пройдешь. Собственно говоря, западная философия последних трех веков в разных словах описывала нам конец западного пути. И, принимая во внимание работы первых мыслителей Запада, задавать вопрос о несостоятельности пути соседей – ну, как минимум, знак невежества. Пути ясного и проторенного – нет вообще, в принципе нет. А вы не знали этого факта? «Одна просторная, дорога торная – страстей раба, по ней громадная, к соблазну жадная идет толпа» – не так уж давно было написано, однако забыли, и постоянно указывают на торную дорогу. К спасению узкий путь и тесные врата – незнакомо такое выражение? Или благостность общемировой картины натолкнула на мысль, что вообще-то некий торный светлый путь имеется, просто Россия упорно на него не желает становиться?

Ответ на стандартную мещанскую реплику: «Осталось только выяснить, куда ведет путь России – ха-ха!» – очень и очень прост.

Звучит ответ так: в течение последних сотен лет путь Запада вел к мировым войнам. ХХ век показал этот путь – яснее некуда. Если вопрошающему мнится, что это очень интересный путь, то у вопрошающего проблемы с психическим здоровьем. В течение своей истории особое предназначение России состояло в том, чтобы «служить щитом меж двух враждебных рас, монголов и Европы».

Это не Блок придумал, это не дремучее славянофильство, это, увы, сухая констатация исторического факта. Трижды России выпала миссия гасить мировые пожары. Причем гасили дорогой ценой – а впоследствии Россию упрекали в том, что она много народу положила на полях Европы, не считала людей. Было такое – и это был особый путь, не слишком приятный. Узкий путь, что называется.

Одной победы над Гитлером хватило бы для исполнения предназначения – и если кому-то неясно, что нацизм остановила Россия, то этот человек – неграмотный в истории болван.

Но было и другое, что определило особый русский путь. России также выпала миссия продемонстрировать – и в течение 80 лет удерживать – специальную форму народного общежития. Это был строй неудобный, для кого-то страшный, спорный и несовершенный. Но это был необходимый исторический опыт – необходимый не в том смысле, чтобы так никогда не поступать (как любят говорить мещане, которые работают в глянцевых журналах на деньги крупных нефтяников), – а необходимый потому, что всякий опыт заботы о большинстве, даже не вполне удачный опыт, очень важен для человечества, имеющего опыт заботы лишь о меньшинстве.

Ничего более важного, нежели этот опыт и победа над нацизмом – в истории ХХ века не случилось; и можно сколько угодно кривиться на особый русский путь – но он вот таков. Им вообще-то следует гордится.

Поиском национальной идеи занималось правительство Троекурова – Ельцина, когда, восстав с бодуна, мятежный секретарь обкома требовал смысла в жизни – они искали, но не обрели. Им в это время сообщили авторитетные источники, что особого пути и национальной идеи ни у кого не имеется, а есть некая интернациональная идея, причем это не гуманизм, но свободный рынок.

Авторов этого феноменального утверждения до сих пор числят в мыслителях, вместо того чтобы изолировать от общества в доме для умалишенных.

Национальная идея у России, безусловно, есть, формулируется она предельно просто. Связана она с географическим и историческим развитием страны, с тем фактом, что нищего, замерзшего и бесправного населения в сто раз больше, нежели людей привилегированных. Соответственно, национальной идеей является взаимная ответственность, единство с теми, кто не в состоянии защитить себя. Знаменитая триада «православие-самодержавие-народность» описывала лишь одно из возможных прочтений этой национальной идеи. Если для Америки или Англии – в силу исторически сложившихся обстоятельств, национальной идеей является индивидуальная свобода, то для России национальной идеей является защита униженных и оскорбленных. И говоря шире – защита другого вообще. Россия не живет для себя, это ее беда и это ее счастье. Это и есть ее особый путь. Этой идеей были озабочены Толстой, Достоевский, Маяковский, Пушкин, Петров-Водкин, Филонов, Соловьев, Вернадский, Суриков, Ключевский.