Читать интересную книгу Хроника стрижки овец - Максим Кантор

Я так говорю, потому что в мистерии корриды лошади играют роль народа, толпы, и зритель отождествляет себя с лошадьми – еще до боя, когда принимает участие в первом забеге – по улицам Памплоны вместе с быками.

Лошади и простые люди – сегодня их иногда называют быдлом и чернью – всегда приносятся в жертву первыми: их используют для затравки, для разогрева действия, для пролога великих свершений. Это именно их – людей и лошадей – убивают, чтобы спектакль обрел нужный накал страстей.

Политики, прощелыги-журналисты, банкиры и матадоры – они творят большую историю. А ежедневная, человеческая, лошадиная история как бы и не считается.

Но в городе Герника – произошла именно эта вот история – история с погибшей лошадью. Ради нее и написана эта картина. Ради этой – человеческой и лошадиной – истории пишутся книги и рисуются картины.

Рассказывают, что копию картины «Герника», висящую в зале заседаний ООН, – во время принятия резолюции по бомбардировке Белграда – закрыли тряпкой, чтобы не беспокоила.

Колокол после бала

Есть прием в детективах – внимание переключают на шумный антураж дела, а суть при этом исчезает. Скажем, человек приходит в театр после третьего звонка, все запоминают данный факт. А то, что в руках был пистолет, – никому не интересно. Прошли обыски у лидеров оппозиции. Само по себе – это чудовищно. Пишет комментарий оппозиционер: «Пришли, в чужих вещах пошарились! Мелко!» Нет, отнюдь не мелко: так именно и начинаются репрессии – приходят под утро, перетряхивают гардероб. И картинка встает перед мысленным взором: тридцать седьмой, за профессором явились. Вывороченные ящики комода, рваные книги, герань из горшка выдернули… Нет, отнюдь не мелко это, так начинается террор против народа. А потом думаешь: полтора миллиона долларов, найденные при обыске, – не много ли? Раньше, конечно, энкавэдэшники подсовывали в канализацию валюту – но это, пожалуй, перебор. Ну, кому как, а многим из тех, кого капиталистическая власть обворовала, данная сумма и во сне не приснится. Это, извините, какие же представления надо о жизни иметь оппозиционеру, чтобы данную сумму держать в серванте. Вопрос задан не для того, чтобы пересчитать чужие капиталы, а просто из любопытства: уж очень обеспеченная оппозиция получается. Одна моя знакомая, описывая козни вокруг былого украинского лидера Тимошенко, выразилась так: «И еще у нее сорок миллионов конфисковали… совсем уничтожают человека!» Вероятно, так представляется нынче механизм уничтожения людей: спекулянта лишают акций, политика лишают сорока миллионов, у оппозиционера вынимают из тумбочки полтора миллиона. Это звенья одной цепи – а ведет данная цепь к простому гражданину, получающему трояк. Гражданину объясняют – вы на цифры не смотрите, не обращайте внимания на суммы – здесь не сумма главное, а принципы. Вы не обращайте внимание на сами деньги. Здесь важна правовая составляющая вопроса. Мало ли что он с пистолетом был, главное, что в зал после третьего звонка входить – это не преступление! Вот к одной даме за полутора миллионами пришли, к другому джентльмену за двумястами миллионами, к третьему нефтедобытчику за миллиардом пожаловали – но запомни, человек: колокол звонит по тебе! Запомни, гражданин: нельзя остаться равнодушным к чужой беде. Если произвол оставить безнаказанным, если не защитить миллиардера сегодня – то завтра к тебе явятся за тремя рублями!

В этом рассуждении много правды. Действительно, система функционирует по принципу цепной реакции и прецедента – обыскали одного, значит, можно обыскать потом и второго. Во времена партийных чисток тридцатых годов арестовывали очень часто тех партийцев и чекистов, которые и сами до того арестовывали людей. Например, арестовали Ягоду, и Ежова арестовали, и Берию. Хорошо это или плохо – очень коварный вопрос. С одной стороны – хорошо, что злодея осудили. А с другой – вроде бы так получается, что надо оправдывать визиты чекистов и обыски. Нехорошо выходит. Или вот случай Зиновьева с Каменевым. Тоже нехорошо с ними поступили, оболгали и расстреляли. Но они, между прочим, были сами очень нехорошие люди. Тухачевского тоже обвинили в шпионаже, какового он не вел, и расстреляли. А Тухачевский до того – тамбовских мужичков и кронштадтских матросов покрошил. Очень хочется определить явление с точки зрения правовой или с точки зрения общественной справедливости – но критерия справедливости идеология не оставляет, помимо одного критерия, идеологического. Если правильна теория классовой борьбы и «врагов народа» надо уничтожать, (этой теории придерживались сами Зиновьев с Каменевым), то они расстреляны в соответствии с этой теорией, по собственному закону: стали врагами народа – и погибли. Если данная теория вздорна и вредна, то они осуждены как ее соавторы – и тоже справедливо. А если всех людей жалко вообще, то жалко даже и Сталина – вот ведь какая неразбериха выходит.

Если теория о зле, причиняемым коррупцией, справедлива, то огромные гонорары развлекательного сектора, доходы креативного класса (журналистов, куплетистов, массовиков-затейников, политтехнологов и т. п.) есть неизбежный эффект коррупции, эти гонорары суть составляющая часть коррупционной экономики. Если бы не были уворованы астрономические суммы, то не было бы потребности в таких именно глянцевых журналах, ресторанах и т. д. Трудовому обществу это вряд ли нужно, и даже просто нормальному, среднекапиталистическому не нужно тоже. И, прислушиваясь к звону колокола – который может быть звонит и по тебе тоже, – прислушайтесь также и к простейшему вопросу: вы предпочитаете пасть на баррикадах классовой борьбы, или коррупционной солидарности, или защиты прав человека? Какого именно человека? Социальная справедливость вменяет счет сразу всем: и обвиняемым и обвинителям, и опричникам, и купцам, и крупным ворам, и ворам поменьше. И часто третий звонок в театре принимают за звон колокола. И не слышат настоящего колокола – а колокол давно звонит.

Люмпен-элита

Если мы боимся завтрашнего дня (возникают порой разговоры про возможную войну: вот прошла очередная коллективизация в мире, устранили средний класс, как некогда в 29-м, стало быть, готовят пушечное мясо, и т. д.) – то все-таки разумный подход побеждает, страх обуздываем.

В мире сейчас неспокойно – люди скандируют малопонятные им самим лозунги, кричат: «Даешь свободу!» – и подчас трудно понять, чего именно эти люди хотят. Некоторые паникеры говорят о том, что возможен новый фашизм.

Паникеров успокаивают: какой там фашизм! Вот коммунизм – это да, опасно! Вдруг возмечтают о возвращении коллективной собственности на газ – тогда жди беды! Вот Сталин из гроба встанет, это да! А фашизм – ну где вы его видите? С какой стати? Нереально – все ведь борются за демократию.

Нас обучили в школе, что фашизм возникает на базе люмпенизированного пролетариата, люмпены (то есть не привязанные к производству, культуре, обычаю элементы) становятся питательной средой агрессии. Люмпен-пролетариат образовался в начале века в связи с глобальным кризисом производства, у толпы освободились руки, в них вложили оружие. Такие вот люмпены, освобожденные от конкретной работы, от культуры, от родовой памяти, – легко побеждают всех остальных людей. Они ничего не должны обществу, – напротив, это общество им должно. Они как бы кочевники, своего рода монгольские всадники, неудержимая лава: у них нет ничего, что они хотели бы уберечь, они вытаптывают поля и жгут леса. Мир принадлежит таким вот люмпенам – лишь дай им аргумент для движения, лишь возбуди их фантазию.

Но у нас-то сегодня производства нет, сплошной финансовый капитализм, следовательно, и терять нам нечего. И пролетариата более нет, и люмпенов, соответственно, уже нет – а значит, и фашизму взяться неоткуда. И можно успокоиться: подумаешь, кризис; подумаешь, тревога – люмпенов-то нет в природе.

Однако люмпенизированный класс в мире есть, и он набирает политическую силу. Более того, он неудержимо растет.

Это особый люмпенизированный класс.

На этот раз – это люмпен-элита.

Люмпеном не обязательно становится нищий. Люмпенизированный миллиардер столь же опасен для мира. Скажем, Прохоров, или Абрамович, или Березовский – это классический пример люмпенизированного, вынесенного за пределы общественных проблем сознания. Эти люди находятся за рамками общества, не потому, что нищие, но по причине богатства, общество им мало. Они как бы переросли народ. Они важнее народа.

Тот факт, что важнее народа они стали не благодаря свершениям в области духа, но лишь благодаря накоплениям – это факт вторичный. Важно, что они (как и пауперы) выпали из общественной морали.

Но круг люмпенов значительно шире. Собственно говоря, вместо слова «люмпен» мы сегодня часто используем слова «креативный класс».

Люмпенизация элиты произошла исподволь – как результат финансового капитализма, отказа от норм общежития, обособления своего интереса и своей судьбы. Постепенно личные преференции размыли очертания культуры и общественные нормы поведения. Свобода от директив и рынок как идеал развития общества – сыграли ту же роковую роль, какую некогда сыграла коллективизация. Решающим, на мой взгляд, оказалась вера в цивилизацию – представления о цивилизации как о некоем бонусе. Цивилизация (награда), выданная поверх культуры (того, что дается всем по факту рождения), и отделила люмпен-элиту о населения вообще.