class="p1">— Со старостой нашим, — объяснила она. — Они всегда всей организацией занимаются — просто это, что ли?
— Человеку, уважающему свое и чужое время не нужен час, чтобы десять раз повторить адрес, по которому встреча состоится, — холодно заметил муж и ушел назад, в комнату, хлопнув дверью.
Она решила больше никому после ужина не звонить. В самом деле, и работа по дому застопорилась, и напряженная ситуация в семье никому не нужна. У мужа тяжелый период на работе, и детям внимание уделить нужно, да и самой себе настроение портить не хочется. Значит, звонить только до его прихода домой или на работе, в обеденный перерыв.
О том, чтобы звонить по своим личным делам в рабочее время, даже речи быть не могло. Тем более, что и работы, как назло, навалилось больше обычного. Ей нужно было срочно перемерить все Аллины образцы (руководитель лаборатории велел ей сделать это в первую очередь) в то время как ее уже поджидала следующая партия, хозяин которой не поленился лично принести ее ей — с душевной просьбой сделать измерения как можно скорее.
Она заметила, что на работе ее телефонные звонки почему-то заканчивались быстрее. Вот опять муж прав оказался, подумала она. На работе люди, действительно, совсем иначе ко времени относятся. Сообщив очередному одногруппнику время и место встречи, ей оставалось лишь договориться с ним (или с ней), где он (или она) сможет передать ей деньги на аренду столовой. Мало кто мог сделать это сразу — с большинством из своего списка она условилась встретиться на следующей неделе: в обед у метро или после работы, по дороге домой, на своей станции.
Но двое из них — Лида Федотова и Слава Загоруйко — работали в соседнем НИИ и смогли выйти ей навстречу (в обеденный перерыв, разумеется) прямо на следующий день. Так они и простояли, болтая, целый час на бульваре. Во время учебы та, которую позже назвали Мариной, ни с одним из них особо близко не дружила, но минутная встреча (никому из них даже в голову не пришло присесть на скамейку) почему-то затянулась, невзирая на прохладный осенний день и все возрастающую вероятность остаться без обеда.
Для начала они с радостным удивлением отметили, что все еще в состоянии узнать друг друга. Вернее, Лида со Славой, которые работали в одном и том же учреждении, узнали ту, которую позже назвали Мариной, а она — их. После чего они принялись подтрунивать над ее «непревзойденной способностью маскироваться в толпе», поскольку за все эти годы им ни разу не удалось заметить ее в автобусе, «доставляющем тружеников мысли к рабочим местам и назад, к метро».
— Мы даже решили, — пошутил Слава, — что тебе муж личного шофера предоставил.
Вспомнив разговор с учительницей, та, которую позже назвали Мариной, смутилась.
— Да вы что! — ответила она, неловко дернув плечом. — У мужа машина, конечно, есть, но она же служебная — не хватало еще, чтобы он меня на работу возил.
— А чего? — удивилась Лида, мечтательно прищуриваясь. — Я бы, например, не отказалась. Уж куда приятнее, чем в этой давке по два раза в день… Хотя я бы с таким мужем, наверно, вообще не работала.
Та, которую позже назвали Мариной, перевела разговор на работу, чтобы вернуть их к рассказу о своих успехах — ей-то на этом поприще похвастаться было нечем. Но вместо этого, как-то незаметно они углубились в воспоминания — о том, где, когда и при каких именно обстоятельствах уже и в те годы проявились «непревзойденные способности» каждого из них. Каждый случай вызывал в памяти другие — один забавнее другого, и та, которую позже назвали Мариной, вдруг с удивлением обнаружила, что ей совсем не обидно, что ее постоянно обрывают на полуслове, и она сама без малейшей опаски перебивает собеседников, чтобы поделиться очередным всплывшим в памяти казусом.
Эта встреча так напомнила ей атмосферу ее студенческой жизни, что у нее сердце защемило. Ведь умели же они настолько беззлобно подшучивать друг над другом, что никому даже в голову не приходило обижаться — наоборот, все изо всех сил напрягали воображение, чтобы превзойти шутника в остроумии. Как же ей не хватало всего этого в последнее время! И когда, в самом деле, она успела превратиться в эдакую солидную матрону?
Шутки шутками, но ее «непревзойденной способностью» всегда было умение учиться. Неважно где, и неважно чему. В школе она получала одинаково отличные отметки — что по алгебре с геометрией, что по истории с литературой, честно выучивая все заданное по учебнику и выполняя все, без исключения, домашние задания. Она ни разу в жизни не прогуляла ни одного урока, а однажды даже на экзамен пришла с высокой температурой, невзирая на протесты матери.
Мать всегда, с самого юного возраста, непрестанно напоминала ей, что в хорошей учебе лежит залог ее хорошего будущего, поскольку сама она, работая медсестрой в поликлинике, ничем помочь ей не сможет. Мать вырастила ее сама, отец ее исчез как раз перед тем, как она пошла в школу. «Отправился свою первую любовь искать», — объяснила ей мать много лет спустя. И, надо понимать, нашел — больше она его ни разу не видела. После занятий она никогда не задерживалась, чтобы поболтать с подружками; шла прямо домой — делать уроки и помогать матери по дому, поскольку той больше не на кого было рассчитывать.
Наверно, поэтому близких друзей в школе у нее никогда не было. Одноклассники прозвали бы ее занудной зубрилой, но она и домашнюю работу списывать всем желающим давала, и на контрольных всегда соседский вариант решала, и на экзаменах на любую просьбу о помощи откликалась. Относились к ней без особой теплоты, но достаточно дружелюбно.
Но никаких ярких талантов у нее никогда не просматривалось. Никакой тебе страстной увлеченности чем бы то ни было — хоть плачь! Поэтому к окончанию школы перед ней встала большая проблема — что делать дальше? Она даже решила пойти работать — с деньгами в семье опять же полегче стало бы — но мать стала насмерть. «Мне не удалось выучиться, так хоть ты образование получишь» — и точка. Точка-то точка, но куда все же поступать? Многие из ее одноклассников собирались поступать в политехнический, и разговоров об этом институте велось вокруг нее предостаточно. Не особо престижный ВУЗ, но поступить туда легко, никакие связи искать не нужно, а инженеры везде нужны.
Кроме того, медалистам для поступления нужно было сдать всего один экзамен — вместо четырех. Последнее соображение и склонило