русской светописью…»
Да, судили Бауэра по большому, по деловому счету. Впрочем, и удач в его режиссерской карьере с годами становилось все меньше. Даже экранизация популярного романа Семена Юшкевича «Леон Дрей» («Похождения Леона Дрея»), где режиссер заменил дидактическую драму героя, потерявшего корни своей еврейской среды, зубоскальной историей подлеца, циничного обольстителя русских женщин и девушек, оказалась всего лишь кассовой поделкой, хотя и имела свой, причем немалый успех.
…Но опять же, надо отдать должное одному из лучших фильмов своего времени — «Нелли Раинцева». Это тоже Бауэр. О нем я подробно рассказывал несколько раньше — а теперь о трагическом вперемежку с бытом. Где-то в конце 1916 года уже известная нам Вера Дмитриевна (тогда все еще Попова) с легкой руки Бауэра взялась делать сценарий по роману «Сумерки» Пшибышевского — напомню, что этот польский писатель-декадент был архипопулярен в те годы. Она была страстно влюблена в этот глуповато-претенциозный роман (хотя, признаться, мало кто из тогдашних российских интеллигентов не обожал его) и через три-четыре недели уже cделала первый вариант. Бауэр был счастлив и как раз собирался сыграть Скирмунта — художника вдохновенного, именитого, но одинокого и отрешенного от мира. Сумеречно-красивого, как любил Бауэр.
Весной 1917 года все они (ханжонковцы плюс несколько других приезжих) отправились на съемки в Ялту. Бауэр присоединился к ним. Далее следует отрывок из дневника Веры Дмитриевны: «По дороге из Симферополя, не доезжая Алушты, сломалась одна из машин. В Алушту приехали, когда уже совсем стемнело. Остановились поужинать. Во время ужина Евгений Францевич сказал, что пойдет позаботиться о водителях машин, и вышел на набережную. Его долгое отсутствие всех встревожило. Вышедшие в темноту набережной на поиски скоро услышали стон Бауэра; он упал с набережной, где не было парапета, на груду больших камней, невидимо лежащих внизу. Ни врача, ни вообще какойлибо помощи найти не смогли, и кортеж машин медленно тронулся к Ялте, избегая толчков. Я получила письмо от Евг. Францевича, поразившее меня. Он, описывая случившееся, шутил над тем, что сломанная в трех местах нога, если б ее не упрятали в гипс, складывалась бы как гармошка. Писал, что как только встанет, примется за „Сумерки“.
Несколько дней к Бауэру никого не допускали. Ему было плохо. На третий день Бауэр сам попросил пустить к нему всех. Увидя меня, он подозвал меня к себе. Вошла Эмма Васильевна, жена Бауэра, стала горько плакать, все вышли. Е. Фр. был в сознании. Только что я дошла до домика во дворе гостиницы, где жила Зоя Баранцевич, как она прибежала сказать, что Евг. Фр. умер… Бауэра похоронили на новом кладбище в Ялте. На панихиде в церкви были сплошные слезы и рыдания. Он был всеми уважаем и любим». Добавлю: ему было всего 53 года. Он умер 9 июня 1917-го — не от последствий падения, а от пневмонии, которой заболел в ходе лечения.
Прежде чем закрыть тему, расскажу про еще один весьма странный его фильм «Революционер», фактически последний («За счастьем» так и не был закончен). Его сценарий написал небезызвестный Иван Перестиани — актер, сценарист, режиссер, педагог. Должен признаться, меня крайне удивила финальная часть фильма. Главный герой, как и следует из названия — старый революционер, несколько лет проведший на каторге, после Февральской революции возвращается к своей семье. Его маленький некогда внук стал студентом. Как и многие его товарищи-партийцы, он убежденный противник войны. Но дед решает, что спасение революции (напомню, Февральской) возможно только через победу в войне. Он переубеждает сына, и они вместе, надев солдатские шинели и сапоги, отправляются добровольцами на фронт…
Говоря честно, я про такой самоотверженный поступок со стороны ветерана-революционера (тем паче бывшего каторжанина) никогда не слышал. Хотя допускаю, что у кого-то из честных стариков вполне мог возникнуть этакий бодрый порыв. Но напомню, что это было время распада и разложения русской армии, всей России. Для всех честных интеллигентов — явный тупик и отчаяние. Сам Бауэр невольно сказал этим фильмом и о своем тупике. И заставил меня на момент задуматься: что могло ждать его в ближайшем будущем? Снимать те же самые фильмы в зарубежных краях? Или в Советской России? Да, возможно. Хотя мне сдается, что в обоих случаях это была не его стезя. В душе он был философ и живописец, и сдается, что при всех его странных поступках и мечтаниях эта грядущая революционная ситуация грозила ему творческим тупиком. Иным словом, безысходностью.
Невольно приходит на ум кощунственная мысль: похоже, смерть Бауэра его и спасла…
Самый стоический — Протазанов
Я мог бы сказать «самый популярный» или «самый успешный», и все эти эпитеты были бы подходящими, но всегда было ощущение, что Яков Александрович Протазанов легко и даже как-то порой эффектно переживал все свои реальные и фиктивные поражения и, кажется, нисколько не страдал от них. Стоик?
Удивительно складной была его биография. Никаких провалов. Никаких сверхнервозных проблем. Никаких сомнительных увлечений. Москвич. Родился в благополучной купеческой семье. Учился в хорошем, довольно престижном заведении — Коммерческом училище. Успешно окончил его. Думал и рассчитывал поначалу учиться инженерной профессии. Однако нежданное семейное наследство и связанное с этим путешествие в Европу поколебало его планы. Он посетил в Париже кинофабрику братьев Пате и, кажется, именно это зародило в нем нечто похожее на увлечение. Оно не сразу заявило о себе, но, заявив, стало в конце концов призванием.
Он устроился в маленькую, полунищую кинофирму «Глория», работал переводчиком при иноземном кинооператоре, полутайком учился нехитрым киношным секретам. Вскоре «Глория» переменила хозяев — ими стали успешные Тиман и Рейнгардт. Там он встретился с «молодым» кинорежиссером Василием Михайловичем Гончаровым (да-да, с тем самым) и поступил к нему в помощники.
Яков Александрович, скажем прямо, оставил краткое и нелестное мнение о своем старшем коллеге: «Человек совершенно невежественный». Конечно, хорошо образованный юноша имел право так выразиться. Однако вскоре, когда юноша сам взялся за режиссуру, он выдал на-гора несколько коротеньких фильмов, и они были нисколько не лучше, чем «гончаровские». Впрочем, так начинали в те годы практически все первые.
Но уже вскоре он снял фильм, оказавшийся почти знаменитым. Это была экранизация известнейшей театральной постановки «Анфиса». Автором пьесы был Леонид Андреев — единственный из всех крупных писателей, cразу ставший восторженным поклонником кинематографа.
Следующий фильм обещал еще больший