сундуках, но признал, что простой зелёно-красный убор как нельзя лучше оттенял тёмные пряди. Наверняка это было дело рук маленькой служанки Гнеды, надеющейся отогнать злых духов от своей госпожи в преддверии самой длинной ночи года.
Фиргалл заставил себя моргнуть и перевести нахмуренные очи на дощечку. Ключник, разумеется, давно уже понял, что его не слушают, и теперь, закончив свою речь, молча смотрел на сида, беспокойно пожёвывая губу. Отпустив слугу, Фиргалл снова погрузился в раздумья. Накануне пришло известие от Айфэ, и оно, как бы сид ни старался казаться равнодушным, расстроило его. Старик продолжал упрямиться. Конечно, Фиргалл не ожидал, что Аэд сразу поменяет своё отношение к внучке, но столь холодный и резкий ответ неприятно удивил его.
Сид вскинул взор на Гнеду, не поднимая головы, дабы она не заметила, что он наблюдает за ней. Фиргалл давно всё продумал. В его замысле не было изъянов – цель оправдывала средства. Но когда Фиргалл встречал умный искренний взор, сомнение начинало отравлять его разум.
Время ещё было. По крайней мере, они до поры отвели от девочки опасность. Но нельзя было терять бдительность. Финтан обладал изворотливым умом и не был стеснён в возможностях. Его люди, вне всякого сомнения, повсюду. За Айфэ может быть надзор.
Фиргалл сжал челюсти, а потом выдохнул, потерев переносицу.
Нет, сын осторожен. Он предупреждён и знает, что делать с соглядатаями.
Гнеда повернулась, наконец, почувствовав взгляд Фиргалла. В карих очах вспыхнуло удивление, а палец замер на оставленной строке. Чертам девушки не хватало правильности, чтобы сделать их красивыми, но сид не мог отрицать, что и в этой несоразмерности была определённая прелесть. Но её глаза… Фиргалл никогда не верил в чушь о воскресении после смерти в теле другого человека, о которой читал в сочинениях заморских вольнодумцев, но он мог поклясться, что глаза Гнеды были в точности глазами её отца.
Когда она успела стать его дочерью? Ещё несколько месяцев назад имена родителей были для девчонки пустым звуком, ничего не значащими именами, а вот теперь она кричит ему в лицо, что отец бы так с ней не поступил, уверенная в нём, будто действительно знала Ингвара.
Фиргалл вспомнил, как Гнеда, покручивая перстенёк на пальце — верная примета того, что она преодолевала робость — спросила, не осталось ли у него вещей её родителей. Матери, поправилась Гнеда. Конечно, не рассчитывала же она, в самом деле, что он хранил бы что-то, напоминавшее ему об Ингваре. Сид рассказал девушке, что подвеску, висевшую с детства на её шее, прежде носила Этайн, и Гнеда лишь кивнула, будто подтверждая собственные догадки.
Сид не принадлежал к породе чувствительных людей, чахнувших над отжившими свой век безделушками, но у него, действительно, сохранилось несколько предметов, принадлежавших Этайн. Они лежали в небольшом ларце, который он не открывал.… Фиргалл тогда на миг задумался. Ни разу. Ни разу, с тех пор как замкнул в него горстку вещей, когда-то служивших ей, когда-то имевших значение, но после её смерти превратившихся в бессмысленную груду – дерева, камней, железа. Фиргаллу не нужно было смотреть на них, чтобы вспомнить, не нужно было прикасаться к ним или нюхать, чтобы воссоздать в мыслях лицо Этайн или её запах, в совершенстве, без малейшей погрешности. Этайн давно уже стала частью Фиргалла, впечаталась в тело и душу.
Сид отдал Гнеде небольшой самшитовый гребень. Наверное, у Этайн было много других, более ценных, выполненных из кости, испещрённых узорами и отделанных драгоценными камнями, но этот безыскусный деревянный гребешок, казалось, являлся её воплощением. Этайн не требовались украшения, чтобы сиять. Она была совершенна в своей простоте, и сид с невольным почтением смотрел, как Гнеда приняла вещицу, благоговейно держа её на раскрытых ладонях, точно святыню. Он знал, что девушка никогда не посмеет расчесать им волосы, что спрячет его в глубине своего тайника и станет доставать редко и украдкой, позволяя пальцам пробежать по тёплой древесине в качестве высшей награды, смакуя эти мгновения, как изысканное лакомство.
Сид видел, что у него получалось. Она входила в семью, исподволь становясь её частью. По рассказам Фиргалла и крохам, добытым в истрёпанных свитках, она создавала в своей голове образы родителей, и он знал, что отец занимал там особое место. Фиргалл преклонялся перед Этайн, и она представала для Гнеды светлой богиней, прекрасной, безукоризненной, но далёкой и недостижимой. Отец же, неприязни к которому сид не мог и не собирался скрывать, нуждался в защите девушки, в её оправдании. В своём несовершенстве Ингвар был гораздо ближе дочери, и Фиргалл понимал, что сам виноват в этом.
Он смотрел на Гнеду, видя, как в её глазах вместе с вопросом нарастает беспокойство. Только теперь, наблюдая за девушкой со стороны, сид осознал, насколько сильно она изменилась за время, проведённое под его и Айфэ опекой. Нынче в ней почти не осталось ничего детского — ни во взоре, который стал умнее и проницательнее, ни в теле, которое вытянулось, хотя и не приобрело особенной округлости. Ежедневные упражнения, прогулки верхом и частая походная жизнь закалили и укрепили её, развив природные склонности. Гнеда была меткой и ловкой, хотя и не отличалась выдающейся силой. Фиргалла восхищали её выносливость и упорный дух, но он замечал, что сильные переживания могли подорвать во всём остальном довольно хорошее здоровье.
Другой неожиданностью для сида стал податливый и открытый ум девочки. Она на лету схватывала новое, быстро и без видимого труда осваивая сразу два незнакомых языка. Гнеда обладала отличной памятью и точно воспроизводила однажды увиденный чертёж. Её суждения были ёмкими и дельными. Несомненно, часть этой заслуги принадлежала старому Домомыслу, с детства окружившего девочку книгами. И пусть Фиргалл не раз мысленно фыркал над их содержимым, когда Гнеда делилась воспоминаниями – трудно было ожидать, чтобы в глухой деревушке имелся доступ к передовым знаниям, – она была грамотна и привычна к умственному труду. Гнеда была прекрасной ученицей.
Её любил Айфе, и немудрено — сына покорили добрый нрав, искренность и трогательная ранимость.
К своему неудовольствию Фиргалл не мог не признать. Она нравилась ему. И, если бы у него была дочь, Фиргалл хотел бы видеть её похожей на Гнеду.
Сид нахмурился и отвернулся от девушки, без объяснений разрывая зрительную нить.
У него нет и никогда не будет дочери.
Он не позволит себе к ней привязаться.
Фиргалл прекрасно знал правила игры. Ведь он сам её придумал.
***
Жизнь в Кранн Улл текла по-старому, но Гнеда знала, что после произошедшего лёд между ней и опекуном треснул.