Помню, что отец и мать накрывали на стол и ждали гостей. Но вместо гостей пришли римляне. Моего отца и остальных, кто сопротивлялся, убили, а оставшихся в живых продали в рабство на невольничьих рынках Сицилии. Меня и мою маму купил сириец по имени Кеней. Мама умерла от какой-то болезни на галере, пока мы плыли в Антиохию. В Антиохии Кеней продал меня в храм богини Афродиты, в лучшую школу гетер, где я почти девять лет обучалась искусству любви. И три года назад евнух Салариса купил меня в храме и подарил своему господину.
– А на языке римлян тебя научили говорить в храме?
– Да, мой господин. Еще я владею персидским, греческим и твоим родным языком.
– Неужели в храме Афродиты научилась? – удивился я.
– Нет, мой господин, – сладко улыбнулась она, – языку скифов я научилась здесь.
– А зачем он тебе?
– Я часто выхожу на рынки Маргуша. Чтобы свободно понимать торговцев, мне пришлось его выучить. Ведь купец из страны Чин может не владеть персидским и тем более греческим, а торговец из, например, Египта не владеет языком страны Чин. Ну, а на языке моего господина разговаривают все, прибывающие в Маргиану.
«Надо же, прямо язык международного общения», – подумал я.
– Ну, а ты откуда? – повернул я голову к темнокожей красавице.
– А я не скажу, – ответила она, сердито надув губки, – ты не ответил на мой вопрос, какая я для тебя хорошая.
– Ух, ты моя хорошая, – и, положив руку ей на изгиб ее обнаженного бедра, я в очередной раз почувствовал, что нахожусь так сказать «в полной боевой готовности»…
«Эх, хорошо быть в молодом, сильном теле с опытом зрелого мужчины и иметь при этом почти неограниченную власть»…
* * *
Удар сотни гуннов был тяжелым. Мы глубоко проникли в тело городского ополчения Маргуша, но опрокинуть их не смогли. Слишком малочислен был мой отряд. Нас встретила лучшая часть этой пехоты – гвардия Спалариса, которая и остановила моих телохранителей. Лучники со стен продолжали стрелять в нас. Вокруг меня мои воины и воины врага гибли десятками от этих стрел. Лучники, стараясь поскорее поразить меня, не разбирались где враги, а где свои. Меня пока спасали доспехи, от которых стрелы отскакивали, не причинив вреда моей тушке. Но через несколько минут я отбивался сразу от дюжины копейщиков, из которых зарубил нескольких. Но один, особо удачливый, все же больно ткнул меня своим копьем в правый бок. Мои доспехи снова выдержали, но сама сила удара выбила меня из седла. От немедленной смерти спас мой конь, который продолжал бесноваться справа от меня и, сбив этого «удачливого» воина передними копытами, начал топтать его. При этом он полностью обеспечил мне безопасность с этой стороны, не подпуская ко мне остальных. Но слева, выставив копья вперед, на меня шли аж пять пехотинцев.
Я вскочил на ноги. Благо щит и саблю я не выпустил из рук даже после падения. Где-то я слышал, что пеший кочевник вдвое слабее конного. Ничего подобного. Пеший кочевник почти беззащитен перед вооруженными до зубов пехотинцами, которые уверенно напирали на меня сомкнув щиты, не давая мне ни малейшей возможности сблизиться с ними вплотную и воспользоваться преимуществом сабельного боя. Мельком я увидел, что Угэ с остатками моих телохранителей пытается пробиться ко мне, но их также почти облепили со всех сторон маргушсцы убивая одного за другим, тем самым выплескивая ненависть за всех земледельцев, страдавших веками от набегов степняков.
Я прикрылся щитом. Странно, но я не испытывал никакого страха перед идущей на меня впереди неминуемой смертью. Сердце продолжало биться в обычном ритме, и даже дыхание было спокойным. Помню, что в «срочке» меня постоянно трясло перед прыжками с вертушек, когда ложился под танк и даже, когда просто стрелял по мишеням. Всегда думал о том, что сейчас парашют не раскроется или танкисту вздумается именно на мне развернуться. Ну, а в этом теле все было по-другому. Я спокойно ждал смерти, но при этом готов был драться.
Тут, идущий прямо на меня копейщик выронил копье и щит, схватился за стрелу, торчащую из его горла. Через мгновение упал второй, лицо которого тоже пробила стрела. Остальные трое прикрывшись щитами остановились. Но я не медля и секунды, прыгнул в брешь, созданную между ними и, толкнув щитом стоящего слева, рубанул вправо пехотинца, пытавшегося развернуться ко мне, на котором рассек кожаный панцирь. Не дожидаясь его падения, сразу же развернулся к двум оставшимся. Но копейщик, которого я толкнул, уже валился на бок. Его глаз был пробит стрелой.
«Да кто ж это такой, любитель стрелять в голову?» – неожиданно разозлился я и отыскал глазами «снайпера». Тегын, стоящий на седле в окружении сражающихся аланов защищавших его от наскоков копейщиков, тем самым давая ему, возможность спасти меня, выстрелил в спину пятого, который за мгновение до этого, бросив копье и щит, подался в бегство.
Но уже в следующую минуту на меня снова несся отряд маргушцев.
– Барр-а-а-а! – раздался тут со стороны крепостных стен долгожданный боевой клич римлян, от которого бегущие на меня пехотинцы тут же остановились и растерянно развернулись.
Ко мне, наконец, пробился Угэ с оставшимися от сотни гуннами, которые сразу же взяли меня в охранное кольцо.
– Каган, прекрасный у тебя боевой конь, – сказал Угэ, передавая поводья.
Я вскочил в седло и увидел, что легионеры находятся всего в нескольких десятках метров от меня и уверенно продвигаются в мою сторону, легко уничтожая почти не сопротивляющихся маргушцев.
Со стороны города раздался низкий, грубый и режущий по нервам звук. Я посмотрел на стены. На них вместо парфянских лучников стояли легионеры. Среди римлян был десяток трубачей, которые и дули в свои инструменты по форме, похожей на букву «G». Заунывная мелодия труб подействовала на нервы не только мне. Маргушцы, увидев на стенах римлян, почти все стали разбегаться. Остались только гвардейцы правителя Маргуша, которые, перестроившись в каре, ощетинились копьями.
– Угэ, пошли человека к Батразду. Пусть не трогает маргушцев, а поможет Сакману, – сказал я начальнику своих телохранителей.
– Ты все понял? – приказал он повернувшись.
– Да, господин, – услышал я через пару секунд за спиной голос какого-то воина. Он помчался в сторону аланов, приготовившихся к нападению на оставшихся маргушцев.
Аланы, исполняя приказ, рванулись с места, обтекая как река остров пехоту Маргуша и ударили в бок центра армии парфян.
– Похоже я спас тебе жизнь, скиф? – увидел я подходящего ко мне довольного Гая.
– Еще не много и тебе некого было бы спасать, – ответил ему, делая