сильной армии. А одному и пытаться не стоит. Обязательно убьют где-нибудь по пути. Да, даже дело не в этом», – размышлял я, – «как только я покину свою ставку в степях, вожди сцепятся друг с другом».
– Великий хан, – услышал я за спиной голос Угэ, – мы схватили гонца Артавы, и думаю тебе надо его послушать.
Спустя некоторое время я в сопровождении Угэ спустился в тронный зал Артавы, где на его престоле, стоящем на возвышенности, восседал Ирек. У его ног на коленях, на верхней лестничной ступеньке, ведущей к трону стоял истерзанный человек. Подойдя поближе, я по кровоточащим ранам понял, что это следы пыток.
– А-аа, вот и ты, Богра, – радостно воскликнул Ирек и осушил золотой массивный бокал, больше похожий на кубок, который тут же наполнила из большого кувшина вынырнувшая из-за трона девушка, – у Артавы отличное вино!
– Эй, как тебя там, живо налей нашему кагану, – крикнул он, обращаясь к девушке с кувшином и, пнув хорезмийца прямо под нижнюю челюсть, от чего тот скатился со ступенек, сказал, – а ты перескажи кагану все, что нам сообщил.
К упавшему подбежал воин и поставил его на колени, после чего хорезмиец заикаясь, кривясь от боли, стал тяжело говорить.
«Да у него как минимум ребра сломаны», – подумал я и сел на нижнюю ступеньку, ведущую к трону. Ко мне подошла девушка и, неловко поклонившись, подала золотой бокал, в который по кругу были вставлены крупные драгоценные камни, и стала наливать вино из кувшина. Я обратил внимание на то, что запястья девушки украшали несколько золотых браслетов, искусно вырезанными на них узорами и украшенными россыпями блестящих камней.
«Ого, да это же алмазы! Как же у нее до сих пор все это не отобрали?» – удивился я и уже с любопытством посмотрел на нее и, у меня перехватило дыхание. В ее внешности было все, что я считал идеалом женской красоты. Белоснежное лицо нежной овальной формы, несмотря на выраженную тревогу, было открытым и притягивало к себе. Большие выразительные глаза, в которых я хоть и чувствовал страх, смотрели на меня с вызовом и как бы говорили: «Ну и что, что я тебе разливаю вино, это просто уважение хозяина к гостю, попробуй перейти грань, и ты познаешь мой гнев». Ее губы! Нежные, чувственные, похожие на алый бархат. Мне хотелось их целовать и целовать. Я обратил внимание на упругую грудь и крутые бедра, перехваченные платьем. Про нее можно было сказать одной строкой великого поэта «…Своими ли глазами вижу я, тебя источник красоты волшебный…».
– Богра, эй Богра-а-а, ты слышишь его, – донесся до меня как будто сквозь туман голос Ирека.
– А-аа, чего? – растерянно повернулся я к нему.
Он расхохотался.
– Повтори еще раз, а то сестричка Артавы Мазайя отобрала разум нашего кагана, – сказал он пленному, – а ты принеси еще вина и убирайся отсюда, – приказал он красавице.
Я хотел попросить ее остаться, но почувствовал необъяснимую робость перед ней. Ведь великий хан может делать все, что захочет со своим трофеем. Но вместо этого я смог только залпом выпить вино.
Ирек, посмотрев на меня, снова засмеялся.
– Артава послал меня к своему главному советнику Фарасману с посланием, чтобы он немедленно возвращался в Хорезм из Согдианы, – услышал я хорезмийца. И тут все мое внимание снова вернулось к нему.
– А что делает Фарасман в Согдиане? – с тревогой поинтересовался я.
– По приказу шаха он направился с армией Хорезма, чтобы помочь вернуть трон Согдианы саку Ишкашу.
– А большая армия у Фарасмана?
– Восемьдесят тысяч лучших воинов Хорезма, – ответил пленный тоном, в котором чувствовалась угроза, – вы схватили только меня, еще несколько посланников успели уйти от погони.
«Это и объясняет, причину того, что мы так легко смогли захватить столицу Хорезма и почему Артава еще не выступил против нас», – заволновался я. Начал беспокоиться не потому, что сюда скоро может нагрянуть огромная армия противника. Я все равно планировал на днях, награбив все, что можно, забрав оружейников и ремесленников уйти отсюда обратно в свои степи. Но меня сильно беспокоило то, что Фарасман мог совершить в Согдиане. У Ужаса не было соответствующих сил, чтобы успешно противостоять хорезмийской армии, которая считалась лучшей в Средней Азии в этот период. А Парман и Фарух вряд ли смогли укрепиться так быстро, чтобы собрать нужное количество воинов, чтобы хоть как-то противостоять им.
– А какие вести были от Фарасмана до нашего прихода? – спросил я.
Хорезмиец, услышав в моем голосе тревогу нагло осклабился, смотря прямо мне в лицо и оголив здоровые белые зубы, от чего получил по ним прилетевшим «кубком», который за миг до этого держал Ирек.
Пленный снова упал. Кочевник, стоявший за ним, сразу же поднял хорезмийца.
– Мне повторить? – спросил я у него.
– От Фарасмана был только один гонец, – ответил он после того как выплюнул зубы, которые только что демонстрировал мне, – за три дня до вашего появления в Хорезме.
– Продолжай, – промолвил я.
– Фарасман, объединившись с саками, разбил согдийцев и гуннов, – говорил пленный, сплевывая идущую кровь, – и сейчас он осадил Самарканд, где укрылись остатки войска Согда.
«Вот же неудача. Я и не думал, что так быстро они начнут воевать с Согдианой. Что сейчас с Буюком?» – думал я с тревогой.
– Как думаешь, они успели захватить город? – повернулся я к Иреку.
– Вряд ли, – ответил он, – Самарканд большой город, окружен высокими стенами. Да и Буюк опытный воин. Не мог так быстро Фарасман овладеть Самаркандом. Разве что только ему, как и тебе, не подсказали духи его предков всякие там хитрости, – закончил он с ухмылкой.
– А большой путь отсюда до Самарканда?
– Нет, хорезмийский всадник доберется за семь или шесть, ну может быть за пять дней. А мы можем за два дня и одну ночь, если ты вздумал перехватить Фарасмана. А уж Фарасман обратно будет добираться половину луны, если не оставит пеших воинов и вернется только с всадниками. Но думаю, что он не оставит лучшую часть своей армии, если конечно не захочет лишить разом Хорезм всей ее конницы. Кавалерии у них не намного больше чем у нас. Даже когда они объединятся с войском, укрывшимся в круглой крепости, мы легко одолеем их.
Первой моей мыслю было воплотить подсказанное Иреком решение обогнать гонцов Артавы и напасть на армию Фарасмана. Преодолеть за двое суток расстояние, по моим расчетам в шестьсот километров кочевники могли, бесспорно, при этом сохранив свою полную боеспособность. Я уже в который раз убеждался в невероятной