Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня зовут Деннис Вашингтон, я служил в пехоте с восемьдесят восьмого по девяносто четвертый. Побывал в Персидском заливе, меня там немного зацепило, так что пришлось оставить армию. Я работал в полиции штата Иллинойс, затем перешел в полицию Чикаго. Я сержант следственного отдела девятнадцатого округа, это район Вудлон в Чикаго, и занимаюсь убийствами. Как правило, ситуация такая: один парень из уличной банды пристукнул другого или какой-то пьяный пырнул ножом собутыльника, иногда это кореец с рынка или таксист. Ничего, о чем показывают в сериале «Си-эс-ай: место преступления». Так что я не гений сыска, сожалею, если вас разочаровал, ганни. Вообще, я чувствую себя не слишком уютно. Мне никогда не приходилось заниматься подобными вещами, и я знаю, что сейчас нарушаю закон.
— Сержант Вашингтон, между нами все неофициально. Но я представляю, что вы хотите услышать, и я скажу это. Я не буду просить вас нарушать профессиональную этику; определенно, я не из прессы; я не безумец из Интернета, уверенный, что Том убил Джоан, потому что она переспала с Уорреном, — ничего такого. Я не печатаюсь, не даю интервью, не выступаю. Если вы наведете обо мне справки, то поймете, что мне доверяют. Так вот, я просто надеюсь доказать невиновность Карла, и, поскольку у меня есть знакомый в ФБР, мне дали изучить материалы Бюро.
— Но мне известно, что дело против Карла железобетонное.
У Боба пока не было желания вдаваться в подробности.
— Ну, это мы еще посмотрим. Возможно, в нем есть два-три маленьких изъяна.
— Мне больно видеть, как подобное свалилось на бывшего морского пехотинца, особенно такого, как Хичкок, все отдавшего службе.
— Полностью с вами согласен.
— Я попытаюсь вам помочь. Многого от меня не ждите. ФБР взяло все в свои руки уже через несколько часов, и хотя федералы постарались держать нас в курсе, как только Бюро возглавило расследование, мы остались в стороне. Так что если вы видели материалы ФБР, вы знаете больше меня.
— На самом деле меня интересует не столько информация Бюро. Я достаточно повидал на своем веку и изучил людей, они обычно находят то, что хотят найти. Такова природа чертова животного под названием человек. Понимаете, я рассчитываю отыскать то, чего нет в сведениях ФБР, нет ни в одном деле, что-то такое, что вы, опытный следователь убойного отдела, могли почувствовать, даже если в тот момент сами этого не сознавали. Можете называть это интуицией, впечатлением, наитием, каким-нибудь таким расплывчатым загадочным словом. У меня по этому поводу есть одна определенная догадка, но я не буду ею делиться, потому что это повлияет на ход ваших мыслей. Итак, я спрашиваю — извините, что не могу выразиться точнее: не было ли у вас каких-нибудь смутных ощущений? Будто что-то не так? Будто произошло что-то странное?
— Для ответа на этот вопрос, ганни, потребуется богатое воображение.
— А вы все же постарайтесь.
— Я просмотрел свои записи, пытаясь тщательно воссоздать дело. Нет, ничего такого, если не считать одну мелочь, настолько крошечную, что мне, право, стыдно о ней упоминать. Определенно, в суд с ней не пойдешь. Это не доказательство, не улика, ничего вещественного. Как раз лишь смутное ощущение.
— Сержант Вашингтон, я весь внимание.
— Вам известно, что такое следователь из убойного отдела? Я имею в виду, что он представляет собой на самом деле? Забудьте всю эту чушь о научной криминалистике, которую показывают по телевизору. С практической точки зрения следователь, если так можно выразиться, профессиональный прерыватель.
— Простите, я вас не совсем понимаю.
— Никто не собирается погибать. Это последнее, о чем думает человек. Даже уличный торговец наркотиками, зная, что за ним охотится враждующая группировка, не рассматривает сегодняшний день как последний. Он живет так, будто у него обязательно будет завтра.
— Хорошо, пока вроде все ясно.
— Если перевести это в практическую плоскость, я тот, кто фиксирует финал. Я сталкиваюсь с человеком в тот день, который стал для него последним, о чем он никак не мог предположить, и вижу его быт без прикрас, без наведения порядка, без подготовки к избирательной кампании. И вот что я усвоил: каждый из нас втайне свинья.
— Ну, про себя я это точно могу сказать. И про своих дочерей! Фу!
— Мои ничуть не лучше. Эти чертовы девчонки не подберут с пола носок, если мать на них не прикрикнет. Так или иначе, это означает, что мне приходится постоянно бывать в домах, где царит бардак. Мистера Брауна прихлопнули, я прихожу к Браунам и застаю все таким, каким оно было, когда миссис Браун услышала, что ее муж сыграл в ящик. Она в шоке. Все словно застыло. На полу газеты, под кроватью носки, мусорное ведро переполнено, кошачий лоток давно не меняли, на столе пара стаканов со вчерашнего вечера, в мойке грязная посуда, на плите кастрюля с подгоревшей кашей. Понимаете, таков закон жизни: для того чтобы что-то сделать, надо сначала это «что-то» достать, а затем убрать. Но нередко между «достать» и «убрать» проходит много времени. Посетив за последние десять лет тысячу домов с самыми страшными известиями, а потом задав самые страшные вопросы, я со знанием дела утверждаю, что жизнь по большей части протекает минута за минутой, час за часом, день заднем в каком-то непостижимом пространстве между «достать» и «убрать». И так повсюду. Повседневность — это беспорядок. Вы следите за моими рассуждениями?
— Пока что слежу.
— Если обыск делать быстро и тщательно, останется разгром. Вам когда-нибудь приходилось видеть квартиру, которую перевернула вверх дном налоговая служба? Кажется, будто по ней пронесся ураган. Наши ребята действуют ненамного лучше, и я сомневаюсь, что Бюро может похвастаться аккуратностью.
— Я вас понял. Значит, дом Стронга не выглядел так, словно в нем был обыск.
— Так могло показаться на первый взгляд. Но я листаю свои заметки, сделанные во время осмотра рабочего кабинета, и вспоминаю комнату, которую обыскали, после чего навели чрезмерный порядок. Чувствуете, к чему я клоню? Все это неуловимо. Стопки аккуратно сложены. Никто так бумаги не собирает. Их просто бросают кучей. С компьютерного монитора вытерли пыль, причем не только с экрана, но и с подставки и разъемов сзади, хотя подставку никто никогда не протирает. Книги аккуратно стоят на полках, стопки статей, учебников, научных работ, всего того, что может быть у профессора — Стронг ведь был профессором, — аккуратно лежат на столе, ровно по центру. Во всем этом не было спонтанности реальной жизни. Скорее, кабинет напоминал музейный зал. Я обратил на это внимание, хотя и не придал большого значения, но особенно странным все показалось на следующий день, когда я вместе с одним из агентов Бюро осмотрел кабинет Стронга в университете, и этот кабинет… нет, в нем не царил запредельный бардак, но это был обыкновенный кабинет. Там был беспорядок — не дикий, ничего похожего на сортир, нет, обычный человеческий беспорядок. И остальной дом Стронга — обычный человеческий беспорядок. Стаканы в мойке, кровати не заправлены, грязное белье на полу, а не в корзине. Не хлев, просто случайный бытовой мусор. Но рабочий кабинет выглядел так, словно в нем только что убрали, как если бы: а) Стронг знал, что его убьют в том переулке, и хотел, чтобы следователи подумали: «Фантастика, каким же этот тип был аккуратным», или б) кто-то обыскал кабинет, но сделал это очень осторожно, а потом навел порядок, заметая следы. Просто эти ребята слегка перестарались, и только такой человек, как я, парень, приносящий плохие новости, что-то заподозрил.
— Вижу, вы намекаете, что дом перерыли, после чего прибрали за собой. А если смотреть по времени, успел бы кто-то побывать в доме в промежуток между преступлением и прибытием первых полицейских?
— Да. По нашим подсчетам, имелось что-то около полутора часов. Я проверял и именно поэтому рад возможности поговорить с вами. Дело в том, что мои мысли шли в некотором роде вразрез с общим расследованием. Разумеется, после того как появились наши криминалисты, затем люди из ФБР и журналисты, такое неестественное состояние кабинета было уничтожено. Не думаю, что его фотографировали — это мое упущение, — ведь он не был местом преступления, местом преступления была машина.
Так вот почему снайпер убил Стронга и Рейли в переулке: он дал возможность некой группе проникнуть в дом, обыскать его и скрыться. Никто не обратил на эту группу внимания, поскольку дом еще не стал местом преступления, заряженным особой энергией, и не обладал мистическим притяжением. Убийца делает два выстрела, затем группа проникает в дом, отыскивает то, что нужно, и…
Впрочем, возможно, эти люди ничего не нашли.
Или нашли, но оставили следы этого предмета.
— Я вам чем-нибудь помог?
— Очень помогли, сержант Вашингтон. Теперь я понимаю, что мне нужно в Чикаго. Можно будет с вами связаться?