— Что? — От удивления глаза Жоржа округлились. — Вы станете на папину сторону?
— Я знаю, знаю, что это выглядит довольно нелепо! Я не из тех, кто только и делает, что подставляет другую щеку. Но пойми, не может человек быть совсем уж безнадежен, если воспитал такую дочь, как Ласточка. Я намерен просить руки твоей сестры, а это, согласись, будет неудобно делать после того, как я намну твоему отцу бока.
— Значит, она вам дороже денег, потерянных по милости отца? Вы готовы забыть и это, и то, что я сидел у вас на шее да еще и рта не закрывал?
— Пройдет время, и ты узнаешь, что и так бывает. Еще несколько лет — и ты станешь взрослым, встретишь свою прекрасную леди и поймешь: в ней воплощается все, что тебе нужно. С ней ты забываешь обо всем, а в разлуке только о ней и думаешь…
Пирс повернулся к сверкающей океанской глади, и ему привиделась Ласточка, прекрасным видением плывущая к нему. Она была в точности такая, какой он впервые увидел ее, вплоть до последней крохотной розочки на корсаже. Когда она приблизилась, ее лукавые глаза затуманились и глянули на него с любовью.
— Ты поймешь, что она сама нежность, само очарование, что ее голос подобен музыке, а смех — перезвону хрусталя…
— Что-то я проголодался! — пискнул Жорж. — Сбегаю-ка я на камбуз, попрошу у кока сухарик.
Он понесся прочь с такой скоростью, словно им выпалили из пушки, и скоро пропал из виду.
— Наверняка у мальчишки зубы заныли от такой порции сладости, — усмехнулся Пирс. — Впрочем, только к лучшему, что он не поддержал разговора, я и без того слишком много думаю о Ласточке.
Корсет немилосердно давил на ребра, мешая дышать. Казалось, стальные тиски с каждой минутой сжимаются все сильнее, но Жоржетта приказала себе ничем не выдать боли. И горечи потери, потому что Жоржа-матросика, Жоржа-подростка больше не было. Ради Пирса она стала Ласточкой отныне и навсегда. Она не знала, справится ли, но пыталась — ради него.
Жоржетта сделала вдох, и боль пронзила каждое ребро, отдавшись в груди. Она стиснула зубы и вынесла боль, заставила себя смириться с ней как с неизбежностью, потому что день за днем ей предстояло одеваться, как настоящей леди. Ради Пирса.
И вот он пришел. Он появился из густого леса и направился к ней. Его светлые глаза светились любовью, любовь лилась из них, омывая ее всю своим дивным сиянием.
Она простерла руки, призывая его, потому что только он мог освободить ее от ужасных стальных тисков, освободить ее тело и душу, чтобы вместе они могли унестись на крыльях страсти.
Пирс обнял ее, и они опустились в густую траву.
— Моя прекрасная леди, моя Ласточка! Никогда больше не покидай меня, останься со мной!
Его руки уже блуждали у нее по спине, и ненавистные оковы слабели. Он пришел, ее рыцарь, ее спаситель! Жоржетта задышала глубже, и сердце теперь могло биться так неистово, как желало. Но мука осталась с ней, совсем иная мука — потребность в нем. Груди ее были налиты до боли и ждали ласки.
— Не покидай меня, люби меня, — говорил Пирс, прижимая ее к своей груди, уже обнаженной. — И пусть это никогда не кончится.
Неистовство в его голосе вызвало ответный огонь. Жоржетта всем телом потянулась навстречу его словам, его рукам, его телу. Пирс наклонился и прильнул к ее груди губами. Острое наслаждение пронзило девушку, и тоска, так долго жившая в ней, сменилась жаром. Жар этот расплескался по всему телу, достигнув средоточия ее иссушающей жажды, ее болезненного голода. А еще через мгновение пустота в ней была заполнена. Со счастливым стоном девушка выгнулась навстречу проникающему движению.
— Жорж, Жорж… — шептал Пирс.
Ее сердце замерло. Так, значит, он знает ее секрет, знает ее имя?
Медленным, невыносимо сладостным движением он отстранился, и девушка судорожно обвила руками его шею, уверенная, что сейчас будет покинута. Но конечно же, она ошибалась. Плоть, несущая наслаждение, мощным толчком скользнула внутрь ее, снова и снова, до тех пор, пока наслаждение не захлестнуло Жоржетту, сотрясая не только тело, но и все ее существо.
— Жорж… — повторил Пирс, встряхивая ее за плечо…
Она открыла глаза и увидела неясные очертания его лица совсем близко, вот только руки ее вовсе не обвивали его шею. Пальцы судорожно сжимали что-то грубое, шершавое. Одеяло.
Жоржетта с трудом осознала, что лежит на верхней койке в каюте, а Пирс стоит рядом. Не было ни поляны в лесу, ни густой травы, ни объятий, ни близости. Одно было реальным: сладостное ощущение там, где, как она воображала, ею обладал Пирс. Только ее наслаждение было реальным, но неразделенным и оттого фальшивым. Им нельзя было утолить жажду.
— Жорж, проснись!
Но может быть, не все потеряно? Может быть, Пирс знает ее секрет и все равно любит, желает ее? Что, если сейчас он скажет это?
— Что? — спросила она одним дыханием.
— Вот что, — с силой произнес он, — я не могу спать! Меня беспокоит одна странность.
— Какая?
— Никто ни словом не обмолвился о Ласточке ни в Портленде, ни в Астории. Похоже, пути твоего отца и сестры давно разошлись. Допустим, она вернулась на «Вильяметту», ко мне… и не нашла меня.
Чувство вины несколько смягчило боль разочарования, и Жоржетте захотелось признаться во всем, но им предстоял еще долгий путь до Сан-Франциско, много дней на борту, и кто знал, не превратит ли ее признание эти дни в ад. Нет, не сейчас, позже! А пока надо придумать что-нибудь правдоподобное. Но что?
— Ну… я думаю… раз сестра не ждала нас на пристани в Портленде, значит, вам лучше выбросить из головы эту дурацкую мысль.
Проклятие! Она ведет себя даже не как невоспитанный подросток, а как законченный хам! Ничего, одной грубостью больше, одной меньше — какая разница? Ее ставки в этой игре и без того ниже некуда. Как только Пирс узнает правду, наступит отрезвление, потому что кому нужна лживая, болтливая девчонка-сорванец, да к тому же еще и стриженая? Один только раз она разыграла из себя леди, да и то доступную, как девица легкого поведения.
— Но почему все-таки никто не упоминает о Ласточке? Она так красива, что не заметить ее невозможно.
Боже, что на него нашло? Зачем он мучает ее вопросами, на которые невозможно дать ответ, не солгав?
— Вы глупы, мистер! По-вашему, отец таскает Ласточку по салунам и она сидит за стойкой с разными забулдыгами? Уж не знаю, чего вы от меня хотите, а только, не будь сестра с отцом, она вернулась бы на «Мечту Элен». А теперь оставьте меня в покое и дайте наконец поспать!
Послышался вздох, и лицо, едва различимое в полумраке, исчезло из виду. Внизу скрипнула койка. Жоржетта представила себе, как это ловкое, сильное тело скользнуло под одеяло и распростерлось на матраце… вместо нее. Она с ненавистью потерлась щекой о грубый край одеяла, в надежде прогнать желание.