Читать интересную книгу Великое никогда - Эльза Триоле

— Ошибаетесь, мадам…

Бродяга кряхтя встал с табуретки. Если бы он не горбился, он был бы совсем высокого роста.

— Ну, ну, побыстрее, я устала… — Мадлена закупорила бутылку вина. — Пошевеливайтесь. Даже у себя дома не могу спокойно отдохнуть…

То ли старик был зол, то ли последний аргумент Мадлены показался ему убедительным, только он заспешил, сунул свои обмотанные газетой ноги в грязные жуткие башмаки, спрятал в мешок бутылку, хлеб, колбасу… Мадлена придержала дверь:

— В следующий раз Я жандармов позову.

И даже Покраснела от гнева. Бродяга со своим мешком помедлил в дверях:

— А вы Возьмите меня в сторожа.

— Убирайтесь отсюда.

Мадлена захлопнула дверь, заперла ее на ключ, опустила щеколду. Потом поглядела на стол: крошки, мокрый круг от бутылки, сальная бумага… Неужели на всем свете нет такого места, где бы она могла быть одна? Надо врезать новый замок. Какое легкомыслие с ее стороны бросать открытый дом, когда там, наверху, хранятся рукописи Режиса… Она задохнулась От ярости. Теперь Мадлена все чаще и чаще приходила в ярость. С каким-то острым удовольствием она хлопнула дверью и успокоилась, только когда разожгла в гостиной камин; разбросав мокрую одежду, накинув поверх фланелевой пижамы бархатную, теперь уже порядком изношенную куртку Режиса, она, наконец, поднялась на чердак.

По распоряжению Мадлены на чердаке вдоль стен прибили полки. Чердак, очень просторный, шел надо всем домом и тем не менее не мог вместить всего, что осталось от Режиса: его работы, изданные на разных языках, занимали верхние полки, но были еще бумаги, рукописи, заметки, адресованные ему письма, газеты с его статьями и со статьями об его статьях, фотографии и самые разнообразные документы. Наиболее ценные рукописи, интимные письма хранились на нижнем этаже в сейфе. Мадлена приобрела его специально для этой цели. Теперь она не позволяла никому рыться в бумагах Режиса, и в первую очередь Бернару. Никто не мог принудить ее открыть свой дом и свою личную жизнь посторонним. Эти бумаги принадлежат ей.

Прошло уже пять лет со дня смерти Режиса, и Мадлена стала другой. Ей было под тридцать, и она по-прежнему походила на школьницу, но временами в ней проглядывало что-то стародевическое. Завелись мании… Известная сухость заменила былую, по-детски невинную жестокость. И потом она стала аккуратной, следила за собой… Те, кто знал ее раньше, с трудом поверили бы, что она сумела навести такой образцовый порядок в архивах Режиса, одна, без чьей-либо помощи все разобрала, расклассифицировала, составила каталог… Бросила она и свою прежнюю эксцентричность в одежде, и покупатели обоев видели перед собой новую Мадлену, одетую со стандартным изяществом. Она выезжала лишь в той мере, в какой это требовалось, чтобы быть в курсе парижской жизни, утратила свою непосредственность, держалась отчужденно, смотрела без улыбки. Ее находили загадочной, что, в конце концов, не так уж вредит делам. Очевидно, она усвоила истину, преподанную крестной, что красивая женщина всегда выйдет правой, и тщательно ухаживала за ногтями, волосами, искусно подмазывалась. Уроков гимнастики и акробатики перемены эти не коснулись.

Пока еще ей принадлежали авторские права на сочинения Режиса Лаланда и право доступа к ним, и Мадлена делала все, чтобы заставить их уважать. За Мадленой Лаланд постепенно установилась репутация женщины несговорчивой, если не просто ведьмы; она затеяла процесс против издателя, выпустившего в свет лживую биографию Режиса Лаланда, и выиграла дело; отказалась допустить к архивам известного критика, готовившего работу о Лаланде.

Семья — Лиза и Жильбер — открыто выступила против нее. Лиза устроила большой обед для официальных лиц, для высших чиновников из министерства просвещения, надеясь, как она сама говорила, с их помощью освободить творчество Режиса Лаланда от опеки его вдовы. Режис не раз повторял Мадлене, что у его сестры тело полое, как дупло, и живет в ней лишь одно желание — преуспеть… В свое время Мадлена думала: как преуспеть, в чем? Ведь Лиза ничем никогда не занималась. Было у нее пристрастие к людям «с именем», но к чему ей это? Перед знаменитостями она просто голову теряла. Теперь она должна быть довольна: из-за Режиса Лаланда она на виду, как-никак он ее родной брат… Она давала интервью прессе, на радио, говорила о своей невестке в завуалированных выражениях. Тем не менее отношения между Мадленой и Лизой те порвались окончательно, но встречались они редко, семья так и не приняла Мадлену в лоно свое. Режис слишком любил ее, эту женщину… Насколько Мадлене было известно, Лиза не заключила союза с Женевьевой, не встречалась с ней, она всегда терпеть ее не могла, Лиза просто хотела, чтобы Мадлена не портила официальный образ Режиса, разрешила печатать его посмертные произведения с надлежащими комментариями. Но Мадлена была непоколебима. Так, например, когда Бернар попросил у нее разрешения опубликовать рукопись Режиса, копия которой сохранилась у него еще с тех пор, как он помогал Мадлене разбирать архивы… так вот, она ему категорически отказала и даже пригрозила, что сожжет все архивы, если он посмеет ослушаться.

Сейчас Мадлена ждала ответа от Никола Рибера, великого физика. Она написала ему, напомнила о вечере в зале Садоводства, состоявшемся три года назад, и о визите, который она нанесла ему вскоре после этого вечера. Все шло не совсем так, как он предсказывал. Разумеется, известное зло было причинено, но Рибер не мог себе представить, что Мадлена ляжет на рельсы и остановит дальнейшее продвижение. У одних необузданная реакция Мадлены вызывала желание проехать по телу этой женщины, раздавить ее колесами, но другие — а таких было довольно много — стояли за нее и за ее дело: когда человек утверждает что-то с такой уверенностью и силой, нельзя не поддаться его влиянию, будь он прав или неправ. Мадлена с помощью Жана поместила в крупном еженедельнике статью, в которой опровергала официальную точку зрения на труды Лаланда, опираясь на множество цитат и ни словом не упомянув о тех связях, которые существовали между ней и покойным. Все было очень серьезно и научно. Когда эта бомба разорвалась в узком мирке ученых и литераторов, скромно торжествующая Мадлена попросила старика ученого указать ей кого-нибудь, кто мог бы написать правдивый труд о Режисе Лаланде. Лично она никого не знала ни в литературных, ни в университетских кругах… Кого-нибудь, кто пользуется авторитетом, или какого-нибудь молодого человека, достаточно талантливого. В его распоряжении будут все принадлежащие ей документы, она поделится с ним всем, что знает сама. В случае необходимости, заплатит за издание работы.

Мадлена ждала ответа. Никола Рибер, безусловно, ответит — недаром же он нашел ее тогда обворожительной. Она обвела взглядом чердак: все было в идеальном порядке, все под рукой. Огнетушители на положенных местах; пожарные сирены в любую минуту готовы дать сигнал тревоги… По крайней мере, она надеялась, что это так, недаром она истратила на обзаведение бешеные деньги. Теперь то и дело крадут картины, скоро начнут похищать рукописи, на них тоже можно заработать.

Мадлена спустилась в кабинет Режиса, села за стол. Одна она знала цену вечного самопринуждения, в котором отныне жила: неукоснительный порядок, разборка бумаг, пожарная сирена. Нигде она не чувствовала себя дома, даже у крестной: она уже вышла из того возраста, когда легко приживаются у чужих. Крестная надоедала ей своими вечными рассказами о родильном доме, своими вопросами, советами. Если бы позволили финансы, Мадлена купила бы где-нибудь домик, чтобы можно было бы вести себя так, как заблагорассудится. Здесь, с этими архивами, которые нужно хранить и беречь, она вечно была начеку. Достаточно все время видеть перед собой этот пожарный брандспойт… В Париже были дела, в Париже ею интересовалась уйма людей из-за обоев и из-за Режиса Лаланда, так что ей никогда не давали покоя. И даже здесь — этот бродяга! Всегда, всегда ей кто-нибудь мешает. Необходимо что-то придумать… Разберемся по порядку… Деньги. Она так много тратила, что на ее счете в банке, надо полагать, осталось не слишком много. Осведомиться точнее. Так или иначе, сумма недостаточно велика, чтобы купить хотя бы халупу. Снять?.. Что ж, пожалуй… Правда, снимать дорого. Если бы не поздний час, Мадлена немедленно съездила бы в соседний поселок, в агентство по продаже недвижимого имущества. И все по вине бродяги — это он подлил масла в огонь. Подумать только, он входит в ее дом, когда ему заблагорассудится, вопреки всем мерам предосторожности… Правда, думая о сохранности чердака и кабинета, она как-то упустила из виду все прочее… Она никому об этом словом не обмолвится, а то сразу скажут, что Мадлена какой была, такой и осталась… С тех пор как она приняла все эти меры безопасности, ей здесь страшно! Даже смешно!