Вспомнив, что она надела это бельё не для него, а для блондинчика-вампира, Ник издал похожий на рычание звук, на мгновение скользнув пальцами в неё. От этого её дыхание сорвалось, а сердце застучало громче — так громко, что он уже ничего больше не слышал.
Уинтер хватала воздух ртом, по-прежнему притягивая его в какой-то манере, которую он ощущал, но вообще не понимал… и тут он вошёл в неё, одной рукой стиснув плечо и погружаясь в неё до упора.
На мгновение он просто замер, не двигаясь.
Когда он так и не пошевелился, она издала хриплый, задыхающийся звук, который он поначалу не осмыслил. Ник медленно вышел из неё и вошёл обратно, и она вскрикнула, впиваясь пальцами в подушки дивана и подаваясь ему навстречу.
И всё же её дыхание было прерывистым, словно ей сложно дышать.
Он слишком сильно наваливался на неё?
Она силилась дышать, но вздохи получались прерывистыми.
Она дышала с трудом…
Она плакала.
Боги. Она плакала, бл*дь.
Та боль в груди ослепила его.
Ник вышел из неё, опять-таки бездумно, и обвил рукой за талию. Подняв со спинки дивана, он подхватил её на руки одним плавным движением и вместе с ней перескочил через диван. Он опустил её на толстый ковёр, по-прежнему обнимая обеими руками, затем обвился вокруг неё всем телом и одной ногой.
Он осознал, что крепко прижимает её к себе, лишившись дара речи.
Поначалу она просто позволяла ему. Затем тоже обняла его в ответ, стиснув его руки. Одной рукой она обвила его шею, другой обхватила за талию.
Ник покрывал поцелуями её шею, лицо, горло…
— Всё станет только хуже, — сказала она, убирая руку с его талии, чтобы вытереть щёки и глаза. — После этого всё станет только хуже, Ник… а ты так и будешь продолжать делать это.
Он уткнулся лицом в её шею, ещё крепче прижимая к себе.
— Что станет хуже? — спросил он, почувствовав, как она льнёт к нему в ответ.
— Всё, — сказала она, и в её голосе слышалось раздражение. — Всё, Ник. Боль. Бл*дские головные боли. Смятение. Проклятые эмоциональные горки. Сны. Лучше не будет. Станет хуже… и ты не решаешь эту проблему. Ты убегаешь всякий раз, когда позволяешь себе хоть почувствовать это, и уж тем более когда позволяешь себе признать, что происходит на самом деле. Ты бросаешь меня, заставляя разбираться с этим в одиночку…
Она снова вытерла глаза, избегая его взгляда. Он ощутил в ней шепоток смущения, когда она издала сдавленный полусмешок.
— С другой стороны, ты же не спишь, да, Ник? — произнесла она почти с горечью. — Ты не видишь снов. И голова у тебя, наверное, не болит. Ты не испытываешь боли разделения. Ты просто выходишь на чёртов ринг через каждые несколько дней и выбиваешь из кого-то дерьмо. Затем хватаешь фанатку из толпы и кормишься от неё. Проблема решена, верно?
Он старался обдумать её слова.
Он старался осмыслить, что она говорила ему.
В некотором роде он испытал облегчение.
По какой-то глупой мазохистской причине он хотел поговорить об этом. Он хотел понять. И всё, что она говорила, находило в нём отклик.
Даже та часть про сны.
Просто Ник испытывал их, пока бодрствовал.
— Ты ошибаешься, — хрипло сказал он. — Ты ошибаешься, Уинтер…
Она издала смешок, полный неверия.
— В какой части? — презрительно спросила она. — В какой части я ошиблась, Ник?
Он подумал, прокручивая в голове её слова.
Затем он посмотрел вниз, встречаясь с ней взглядом.
— Практически во всём, — признался он, когда эта пауза закончилась. — Практически в каждой чёртовой детали, которую ты озвучила. За исключением, может, того, что я использую бои, чтобы справиться с этим.
Наблюдая, как она избегает его взгляда и хрупкими пальчиками вытирает потёкший макияж под глазами, Ник крепче стиснул её, не сумев сдержаться. Чем дольше он смотрел на неё, чем явственнее ощущал её скептицизм, тем сильнее хотелось её встряхнуть. Он видел, как она поджала губы и едва заметно покачала головой.
Практически видя мысли, бурлившие в её голове, Ник заговорил прежде, чем она опять послала его нахер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я не спал ни с кем, — хрипло произнёс он. — Я не кормился ни от кого. Я испытываю бл*дскую боль, как ты и сказала… в груди. В нутре. Иногда в горле, отчего создаётся ощущение, будто я задыхаюсь. Я не могу спокойно сидеть на одном месте. Я не могу долго находиться в одиночестве.
Он отвёл взгляд от её лица, хмуро уставившись в никуда и разглядывая пол своей квартиры.
— У меня начались головные боли, — добавил он. — Странные сны наяву, если я не занимаю свой разум чем-нибудь. Я постоянно зол. Я пи**ец как зол, Уинтер… всё время. Но у меня нет желания справляться с этим через кормление, или секс, или даже сёрфинг, или через физические нагрузки… через всё то, с помощью чего я справлялся раньше. Бои немного помогают, — признался он, продолжая размышлять. — Но лишь немного и ненадолго. Этого далеко не достаточно…
Краем глаза увидев, как она повернула голову, и ощутив на себе её взгляд, Ник пожал плечами, смотря в пол.
— Я не понимаю, — сказал он, стискивая зубы. — Я ни хера не понимаю, Уинтер. Я не понимаю наши отношения. Никогда не понимал, — посмотрев вниз, он встретился с ней взглядом, всматриваясь в её сине-зелёные глаза. — У вампиров не бывает боли разделения. Не бывает. Мы не теряем желание кормиться. Мы не теряем желание трахаться…
— Это Брик тебе сказал? — спросила она с лёгким презрением в голосе. — Или один из других твоих вампирских приятелей в Белой Смерти?
Ник остановился, прикусив язык.
Её слова не разозлили его.
Вместо этого он осознал, что обдумывает и это тоже.
— Может, — признал он после небольшой паузы. — Но до сих пор я бы согласился с ним. Я никогда не видел и не слышал ничего, что указывало бы на обратное… не замечал такого ни за собой, ни за кем-то другим.
— Хрень собачья, — отозвалась она.
Когда он моргнул, вновь посмотрев на неё, она нахмурилась.
— Хрень собачья, Наоко, — повторила она, легонько толкнув его в грудь. — Я чувствовала это в тебе. Я чувствовала в тебе эту боль… когда ты говорил о том видящем, которого ты любил. Я знаю, что ты испытывал это прежде. Я знаю, что отчасти именно поэтому тебя это так сильно беспокоит. Ты не хочешь снова проходить через всё это. Ты не доверяешь мне или кому-либо другому, и ты не хочешь опять проходить через всё это…
— Нет, — он непреклонно покачал головой. — Бл*дь, я не вру тебе, Уинтер. Сейчас всё не так. Совсем не так.
Некоторое время они молча лежали на ковре.
В эту паузу Ник вновь остро осознал её тело, лежавшее под ним, но не пошевелился и не попытался что-либо сделать. Он чувствовал на коже биение её сердца и закрыл глаза, подавляя ту боль, которая усиливалась в его груди.
— Ты позволила ему покормиться от тебя? — спросил он, по-прежнему держа глаза закрытыми.
Молчание.
Ник почувствовал, что напрягается, а его боль ухудшается.
Однако в этот раз было больнее, точно в груди провернули нож.
— Уинтер, — повторил он. — Позволила или нет? — сглотнув, он продолжил говорить тихо, прикладывая усилия, чтобы голос звучал спокойно и бесцветно. — Потому что если так, то возможно, придётся попросить Кит стереть его. Он никак не мог покормиться от тебя, не узнав, что ты…
— Ох, чушь собачья, Ник, — рявкнула она.
Его глаза открылись, и он посмотрел на неё.
Осознав, что она имела в виду, и что она права, он нахмурился.
— Ты не собираешься объяснить это? — потребовал он чуть жёстче. — Ты не собираешься ничего мне говорить? Ты не скажешь мне, кормился ли этот мудак от тебя… кормились ли от тебя другие вампиры? Ты не скажешь, какого хера между нами происходит? Почему я так реагирую на тебя?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она слушала его, и чем дольше он говорил, тем явственнее недоумение проступало на её лице.
Когда он закончил, она просто уставилась на него с нескрываемым непониманием.