паломничество с чего-нибудь полегче.
— Паломничество? Ни слова больше. Посмотрим, правильно ли я понимаю ваше настроение.
— Делаете коктейли под настроение?
— Именно, — говорит бармен с улыбкой и начинает свое таинство.
Первый пошел. Второй. Я — машина, работающая на алкоголе. Мое тело — реактор. Я — паломник городской бездны. Конрад все не идет и не идет. Выхожу на улицу, там его нет: ни тени, ни звука, лишь яростные огни Иггдрасился вдалеке. Вечный памятник человечества. В небоскреб стреляли из артиллерии, люди умирали прямо в офисах здания от чумы спустя несколько десятков лет после войны. А после у стен этого здания были расстреляны люди, начавшие последнюю войну. Но Иггдрасиль все стоит. Нет, никогда не падет Иггдрасиль. Лишь вокруг будет вырастать груда трупов наших тел, покуда не проглотит его.
Возвращаюсь внутрь. Внутри растет странное настроение. Словно ком чувств поднимается от желудка, хочет быть извергнут, обратиться в слова. Но некому слушать. А зачем исторгать слова, придавать им форму, когда некому услышать? Сказать бармену? Нет, еще за сумасшедшего примет, выставят. Да и неинтересно ему это будет. Да в принципе никому. Все сидят тут, улыбаются, болтают ни о чем. А глаза-то пустые, без эмоций.
Вдруг на соседний стул садится девушка. Видимо, я был слишком погружен в свои мысли, что не заметил, как она вошла. Её светлые волосы растрепаны, одета она в черную рубашку и черное платье, одна рука перемотана бинтами. Я вижу, что глаза её заплаканы. На секунду наши взгляды пересекаются, и я поражаюсь тому, насколько глубоки её очи, насколько полны они печали. Если бы Бог увидел эти бы глаза… он бы повесился.
— Кто тебя обидел, душечка? — спрашивает у неё бармен, — Что приключилось в жизни твоей.
— Не жизнь это, а чан с дерьмом. Просто Ад, — коротко заявляет она.
Мне словно ударяет в живот кулаком. Чувство, что взращивалось во мне в последние минуты, чувство, что смешалось с актерским пари, заключенным на прошлой неделе, словно обрело тело, страшное, многорукое. Схватило меня за шею, за легкие, за сердце. Оно начинает водить меня, управлять словно марионеткой. Вот кто должен меня услышать. Она поймет меня, ведь она тоже страдает. Иначе и быть не может.
— Не Ад — Инферно. Техно Инферно, — вдруг оборачиваюсь к ней я и начинаю разговор. Она поворачивается ко мне. Во взгляде её я не вижу отторжения, лишь заинтересованность. Я продолжаю, — Наша реальность есть Техно Инферно. Мы живем в безжалостном мире техники, денег и музыки. Однако, у нас есть шанс сонастроиться с высшим измерением, подняться над этим миром, стать выше инферно. Через музыку и танцы, через образы и слова. Отойти от всего, что гнетет, сбросить это. Сплести тело и душу в одно кружево. Это искусство, в котором еще никто не достиг вершины, но это возможно, поверь мне. Ну, что хочешь узнать больше?
— В следующий раз, “пророк”, — говорит она со смешком, после чего залпом выпивает коктейль и встает, — сейчас я не в настроении, но и вряд ли буду.
— И не будешь, ведь ты сбросишь все это с себя и не освободишься, пока не начнешь сонастройку, — да что я такое несу? Идиот, безумец. Пора бежать. Нет, раз начал, продолжай, — как тебя зовут?
— Этель Мейер, — говорит она без энтузиазма и тут же уходит.
И вот я остался один. Снова. Сижу в баре, вокруг люди, рядом бармен, но я один. Такое чувство, что на меня только что светил прожектор, но я не смог сказать ни слова, просто что-то промямлил. Какой бред. Зачем я все это говорил? У девушки и так было все плохо, а тут ты со своим полурелигиозным музыкальным бредом. Молчание настолько неловкое, что хочется просто провалится в никуда. Нужно заполнить образовавшуюся внутри пустоту. Коктейль. Еще один. В один момент ко мне приходит осознание: ты просадил уже двести кронмарок. Пора заканчивать.
Выхожу из бара, мне жарко, мне душно. Зачем ты тратишь деньги в пустую? Тебе нужно жить, а не страдать фигней. У тебя много работы. Да, у меня много работы, я должен доделать проект. Доделать и послать все к чертям. Боже. Я ведь даже сценарий не дописал.
Иду по пустым улочкам. Этель, Этель, Этель. Имя не вылезает из головы. Какая она была грустная и одинокая. Когда я вижу грустных и одиноких людей, мне и самому становится грустно и одиноко. Боже, я просто хочу её обнять, успокоить, погладить по голове. Зачем столько много страданий в её взгляде? Что она пережила, что с ней случилось? Мог бы я ей помочь? Вряд ли, я себе-то помочь не могу. Или не хочу.
Вдруг я останавливаюсь на месте. Впереди меня драка. Какие-то алкаши бьют друг друга, кричат и угрожают расправой. Улица узкая, а свернуть некуда. Развернутся назад? Не выход, я просто не хочу. Остается только набраться сил и идти вперед. Как только я подхожу к месту сражения, происходит нечто странное. Завидев меня, участники драки внезапно остановились и отошли в стороны, образуя проход. Когда я начинаю проходить по нему, они кланяются со словом “пардон”. Стараясь не пересекаться взглядами, иду вперед.
Странно, но я чувствую некий подъем, смешанный со сметением. Словно внутри меня нечто говорит: “Вот они, “Великий пророк”, твои первые последователи. Сегодня ты зародил нечто новое. На голове твоей невидимая корона, а если оглянешься, увидишь, что у тебя две тени”.
Но зачем мне оглядываться? Просто продолжаю путь. Завтра много дел, нужно продолжить работу над фильмом. Надо всего-то снять небольшую историю, но сколько же с этим возни. Уже почти месяц прошел, а я не могу продолжить работу, застрял на этапе сценария, но уже набрал команду людей. Они еще не знаю, с чем им работать, ждут. На секунду меня одолевает чувство стыда. Нет, надо начать работать. Я чувствую, что в моей работе наступает точка бифуркации, но до нее осталось еще сделать пару шагов. Однако, я начиняю в кои-то веки получать вдохновение. Мне казалось, что я уже не смогу продолжать творить. Сердце мое начинает биться чаще.
3 ночь
Кабинет в Нордштадте. За окном вьюга, деревья содрогаются под натиском ветра. Сижу, ссутулившись, глаза мои отчаянно пытаются оставаться открытыми: я почти не спал. Домой вернулся поздно, часа в три ночи. Думал, засну мгновенно, но не смог. Я все прокручивал в голове ситуацию с Этель. Мне было стыдно за то, что я наговорил ей всякую чушь. Ведь я не такой, я не сумасшедший и не пророк. Мне