Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так случайность, дела службы способствовали встрече шевалье и мадемуазель Виктории. О ее жизни до встречи с шевалье мало что известно, только то, что посчитал нужным сообщить Ландро. Что касается Десланда, то его надо было колесовать или влить в него полдюжины бутылок вина, чтобы развязать его язык. Все, что о ней узнали, можно рассказать в двух словах: мадемуазель Виктория была поздним ребенком, ее мать умерла при родах, три ее брата погибли на войне, отец держал лесопильный заводик на берегу Рейна и был уважаемым человеком в деревне. Внимание шевалье сначала привлек причал с настилом, покоившимся на смолистых балках. Затем скрип водяного колеса. К самому дому, довольно просторному и крепкому, подступал еловый лес. Из низкой двери показался высокий, толстый старик и не очень приветливо посмотрел на кавалеристов.
— Этот экземпляр мне совсем не нравится, — сказал Десланду Ландро.
Человек с сильным тевтонским акцентом произнес:
— Приветствую господ офицеров и их солдат.
Он снял шляпу. Его шевелюра, похожая на паклю, переходила в бакенбарды на загорелых толстых щеках. Но взгляд голубых глаз был почти детским. Ландро приветливо спросил:
— Господин, чему служит этот причал?
— Здесь поднимают сплавленный по реке лес, мой лейтенант, и грузят распиленные доски.
— Разве здесь нет мельницы?
— Есть, но ее механизм приводит в движение и лесопилку. Это экономит и время, и деньги. Сейчас трудные времена для торговли.
— Как вы торгуете с соседями на другом берегу?
— С самого начала Республики там живут французы. Но я продаю доски также и на нашем берегу.
Холмы по обе стороны реки, заросшие елями, были угрюмы, Рейн катил между ними свои серебряные, тяжелые воды. Хмурое небо низко нависало над верхушками деревьев, над прибрежными камнями и темной водой. Вдалеке виднелись остроконечные, одинокие силуэты старинного городка. В воздухе закружился легкий снежный пух. Высокая крыша мельницы, земля, усыпанная рыжими еловыми иголками, покрывались белым одеялом.
— Если вы позволите, мой лейтенант… Судя по направлению ветра и температуре, ночь будет ненастной, снегопад усиливается. Я могу вас проводить, но лучше оставайтесь здесь до утра. У меня есть где разместить ваших людей. Конюшня большая. А людей и лошадей у меня мало.
Старик заметил колебания Ландро. Его лицо еще больше покраснело, но теперь уже от обиды:
— А! Понимаю! Вы боитесь предательства…
— Но, господин…
— Мой старший погиб под Арколем, на мосту рядом с императором. Средний был ранен под Ваграмом и умер в германском госпитале. Младший пропал в России. Из моих десяти бывших компаньонов пятеро сложили головы в боях, двое — в «мариях-луизах», осталось трое. Своих лошадей я продал за бесценок армии… Зайдите, я вам покажу медаль моего среднего: сам император прикрепил ее ему на грудь перед тем, как ему отрезали обе ноги! Да, мой лейтенант, император ему отдал собственный Почетный крест… Мой сын был капитаном пехоты…
— Не сердитесь, господин. У меня строгий приказ. Я отвечаю за жизнь моих людей.
— Напротив, я вас одобряю. Но зайдите, посмотрите на медаль, ее мне прислали после его смерти. Его майор распорядился об этом.
В те времена в этой местности царили патриархальные нравы, еще более строгие, чем в Вандее. Старый эльзасец не представил лейтенантам свою дочь. И они приняли ее за служанку, потому что она прислуживала за ужином. Она также относила еду и вино солдатам, расположившимся около лошадей в конюшне. Ужин был обильным и вкусным, и белое вино «грело душу». Хозяин и гости пришли к полному взаимопониманию. Старик расстегнул пуговицы на куртке, и показался его обширный живот, растягивавший рубаху. От выпитого он раскраснелся и уже в пятый раз рассказывал историю почетного креста. Ландро уже не слушал. Он наблюдал за служанкой, подкручивая ус и изображая из себя галантного кавалера. Она была высокая, гибкая девица с карими глазами, с пышной шевелюрой цвета воронова крыла с синим отливом. Она совсем не была похожа на местных девушек с розовыми щечками и светлыми кудряшками. У нее не было ни их мягкости и болтливости, ни их импульсивной веселости. Она была молчалива и серьезна. Вместо того чтобы опустить глаза под взглядом шевалье, она гордо и даже надменно посмотрела на него. За все время ужина она не произнесла ни одного слова, ни разу не улыбнулась. Девушка проворно и бесшумно передвигалась вокруг стола, поднося еду и вино. Когда старик обращался к ней, она только кивала головой. Ландро заметил, что она несколько раз убирала бутылку с вином из-под руки хозяина. От него не ускользнула эта фамильярность, и он заподозрил, что дело идет о служанке-хозяйке. «Ага, — подумал он, — старик-то еще молодец!» Но уже после кофе и последовавших за ним нескольких стаканчиков крепкой черничной настойки в его глазах заблестели два огонька. Он забылся, обнял Викторию за талию и притянул к себе.
— Ты что, немая, моя курочка?
Она освободилась с негодованием и взмахнула рукой, пытаясь дать ему пощечину.
— Вторая! — нервно хохотнул Ландро.
Только Десланд, который присутствовал при инциденте в монастыре, мог понять этот возглас. Но Элизабет не была простой крестьянкой. Ландро перехватил руку девушки и ударил ее по щеке. Старик помрачнел и поднялся со своего места. Размахнувшись, а рука его напоминала своими размерами скалку для выбивания белья, он смахнул со стола бутылки.
— Лейтенант, — закричал он, — Виктория моя дочь, моя младшая и единственная, кто у меня остался! По обычаю нашего края, женщины прислуживают за столом молча и едят стоя.
Ландро тоже поднялся. Оба стояли набычившись друг против друга, опираясь руками на стол.
— Моя дочь не шлюха, лейтенант. Она не для таких волокит, как ты. И я тебя не боюсь.
— Браво, приятель. Но возьми свои слова назад. Мой тебе совет.
— Меня не запугает какой-то проходимец, нацепивший саблю.
— Ты повторяешься.
— Я говорю как мне нравится! А ты платишь оскорблением за мое гостеприимство!
— Я не виноват, что губы твоей дочери вызывают желание их поцеловать.
— Что ты сказал?
Старик на нетвердых ногах пересек комнату, открыл дверцу большого резного буфета и вернулся к столу с саблей, завернутой в кусок холста. Он бросил ее на стол.
— Посмотрим, молокосос, так ли ты смел, как хочешь казаться!
— Приятель, подумай о своих годах, посмотри на свой живот беременной женщины.
— Я пять лет служил в драгунах при короле, негодяй! Я был инструктором по фехтованию на саблях! У меня есть для тебя удар, который тебе не парировать, хотя ты и тощий, как полено. Ну что? Ты колеблешься. Ты в нерешительности, как и при нашей встрече, не в состоянии отличить предателя от друга и бывшего драгуна от простого торговца. Так что?
Во время этой речи его дрожащие пальцы разворачивали тряпку, в которую было завернуто оружие. Виктория ему помогала и Ландро подумал, что она сумасшедшая, как раньше посчитал ее немой. Он медленно обнажил саблю. Десланд бросился вперед, встал между ними и крикнул:
— Шевалье, если ты хочешь драться, тебе придется иметь дело со мной, своим другом!
— Уйди, он хочет получить свое!
— Он француз и наш гостеприимный хозяин.
— Он пьяница и обжора…
Клинок Десланда блеснул в свете свечей.
— Если ты сделаешь хоть один шаг, я тебя зарублю.
— Он меня оскорбил.
— Ты был не прав. Твоему поведению нет оправдания.
— Ты защищаешь его потому, что он старик?
— Потому, что ты был невежлив с мадемуазель Викторией.
— Мадемуазель!
Ландро цинично присвистнул, но опустил саблю.
— Ты должен извиниться.
Ландро помотал головой, как строптивая лошадь, провел рукой по волосам. Он выглядел протрезвевшим.
— Хорошо, господин, примите мои извинения.
— Я принимаю их, лейтенант. Вы не могли знать, что она моя дочь.
— Я думаю, что мы оба немного перебрали.
— Я с вами согласен.
— Позвольте мне удалиться. Мой друг Десланд составит вам компанию. У него приятный характер, не то, что у меня…
— Война делает людей грубыми.
— Да, немного. Спокойной ночи.
Виктория взяла свечу, чтобы проводить шевалье в приготовленную для него комнату.
— Вам будет удобно. Комната выходит окнами на реку, но, если закрыть ставни, шума совсем не слышно.
— Не беспокойтесь, я устроюсь вместе с моими людьми.
— Но господин?..
— Благодарю за свечу.
— Будьте только поосторожнее с огнем, — сказал старик, — чтобы не было пожара.
— Положитесь на меня.
Когда старик и Десланд удобно устроились у камина с трубками, Виктория решила сходить в конюшню и узнать, не нужно ли еще вина. Но потом, решив, что это будет неприлично, поднялась в свою комнату. Она приоткрыла ставни, услышав на улице голоса.
- Реквием по Жилю де Рэ - Жорж Бордонов - Историческая проза
- Копья Иерусалима - Жорж Бордонов - Историческая проза
- Огненный пес - Жорж Бордонов - Историческая проза