суровых зимних холодов.
Коридорная планировка появилась в шестидесятые годы XIX века, причём первое время коридоры, предназначенные сугубо для прислуги, соседствовали с анфиладами, но постепенно петербуржцы «распробовали» преимущества коридоров и с конца восьмидесятых годов началась эпоха изолированных комнат.
Наряду со строительством доходных домов распространилась практика переделки особняков в доходные дома. Времена менялись, цены, как им положено, росли и рано или поздно владелец особняка задумывался над тем, что неплохо бы было оставить за собой восемь (или, скажем, десять) комнат во втором, наиболее престижном этаже,[60] а всё остальное сдать жильцам. В результате, к началу ХХ века индивидуальные дома в столице составляли менее одного процента от общего количества жилых домов.
Резкий прирост городского населения, наблюдавшийся с конца XIX века, привёл к тому, что начали строить доходные дома с малометражными квартирами, предназначенными для малоимущих слоев населения – спрос на дешёвое жилье был велик. Квартиры были малометражными даже по современным понятиям – средняя площадь комнаты составляла десять-двенадцать квадратных метров. Какой была площадь похожей на шкаф каморки, в которой жил Раскольников? Шаг (старинная мера длины) примерно соответствовал аршину, то есть семидесяти одному сантиметру. Шесть шагов – это примерно четыре метра тридцать сантиметров. Комната узкая, иначе она не была бы похожа на шкаф, но раз уж половину ее ширины занимает большая софа, то три шага в ширину быть должно, не так ли? Следовательно, предположительная площадь каморки Раскольникова составляет немногим больше девяти метров, то есть приближается к площади малометражной комнаты начала ХХ века. Кстати говоря, в дореволюционной России, пока ещё не испорченной квартирным вопросом, квартиры меряли комнатами, а не квадратными метрами. Для более точной характеристики к слову «комната» могли добавляться эпитеты: «большая», «небольшая» и т. п.
Вот очень интересный отрывок из «Идиота»: «Ганечкина квартира находилась в третьем этаже, по весьма чистой, светлой и просторной лестнице, и состояла из шести или семи комнат и комнаток, самых впрочем обыкновенных, но во всяком случае не совсем по карману семейному чиновнику, получающему даже и две тысячи рублей жалованья. Но она предназначалась для содержания жильцов со столом и прислугой и занята была Ганей и его семейством не более двух месяцев тому назад, к величайшей неприятности самого Гани, по настоянию и просьбам Нины Александровны и Варвары Ардалионовны, пожелавших в свою очередь быть полезными и хоть несколько увеличить доходы семейства».
Сдача жилья «со столом и прислугой», то есть – с полным обслуживанием, была весьма востребована у холостяков, не желавших обременять себя ведением хозяйства. Предложение было большим, хозяева привлекали жильцов не только чистотой, порядком и сытными обедами, но и различными бонусами: чаем с сахаром, подаваемым в любое время дня, бесплатной починкой белья и одежды, музицированием… Да – музицированием, ведь проигрывателей и радио тогда не было, вся музыка исполнялась вживую. Приятно же после ужина послушать Шопена или, скажем, Листа…
Невский проспект возле Казанского собора. 1896 год
О «весьма чистой, светлой и просторной лестнице» Достоевский упоминает неспроста. Качество парадной лестницы имело огромное значение, не меньшее, чем удобство квартиры. Лестницы отделывались мрамором, украшались лепниной и другими элементами декора, освещались газовыми или электрическими фонарями, выстилались коврами, но главным, если так можно выразиться, «украшением» лестницы был швейцар, который открывал-закрывал двери и следил за порядком. Отголоски былых времен сохранились в слове «парадное», которое петербуржцы предпочитают использовать вместо слова «подъезд».
В среднем петербургские квартиросъемщики тратили на аренду жилья от четверти до трети своих доходов. Стоимость жилья зависела не только от количества комнат, но и от местоположения – в центральной Адмиралтейской части цены были в пять-шесть раз выше, чем на окраинах.
А.И. Шарлемань. Университетская набережная. XIX век
Так, А.С. Пушкин осенью 1831 года снял на Галерной улице девятикомнатную квартиру в бельэтаже за две с половиной тысячи рублей в год. Годом позже он снял на Большой Морской улице за три тысячи триста рублей двенадцатикомнатную квартиру на третьем этаже. Последняя же квартира в бельэтаже дома на Мойке, снятая осенью 1836 года, состояла из одиннадцати комнат и стоила четыре тысячи триста рублей в год.
В конце XIX века журналист Владимир Михневич писал: «Отличительной чертой Петербурга является весьма значительное количество в нём квартир, какими могут пользоваться только люди достаточные либо богатые. Начиная с 5 комнат до 16 и более платных квартир имеется 21–293, со средней годовой платой около 553 рублей за каждую». Максимальная же квартплата, приводимая Михневичем, составляет двадцать тысяч рублей.
«Говорят, что в Петербурге нельзя теперь тратить меньше полуторы тысячи рублей серебром, а меньше тысячи для семейного человека почти уже бедность, – писал Достоевский в «Петербургских сновидениях в стихах и прозе». – Где же взять тысячу рублей?»[61]
«Во многих домах находится очень много вывесок, – сообщал матери Гоголь. – Дом, в котором обретаюсь я, содержит в себе двух портных, одну маршанд де мод,[62] сапожника, чулочного фабриканта, склеивающего битую посуду, дегатировщика и красильщика, кондитерскую, мелочную лавку, магазин сбережения зимнего платья, табачную лавку, и наконец привилегированную повивальную бабку. Натурально, что этот дом должен быть весь облеплен золотыми вывесками».
Сенная площадь и Вяземская Лавра
«Да, милостивые государи, живём мы с вами в Петербурге долго, коренными петербуржцами считаемся, и часто случалось нам проезжать по Сенной площади и её окрестностям, мимо тех самых трущоб и вертепов, где гниет падший люд, а и в голову ведь, пожалуй, ни разу не пришел вам вопрос: что творится и делается за этими огромными каменными стенами? – обращается Всеволод Владимирович Крестовский к читателям в предисловии к «Петербургским трущобам». – Какая жизнь коловращается в этих грязных чердаках и подвалах?»
Главный герой социального романа Алексея Писемского «Тысяча душ» Калинович «попал на Сенную, и здесь подмокшая и сгнившая в возах живность так его ошибла по носу, что он почти опрометью перебежал на другую сторону, где хоть и не совсем приятно благоухало перележавшею зеленью, но все-таки это не был запах разлагающегося мяса. Из всех этих подробностей Калинович понял, что он находится в самой демократической части города».
Изначально «самая демократическая часть города» была нежилой окраиной, на которой с 1737 года велась торговля дровами и сеном, запрещенная в городской черте после упоминавшегося выше августовского пожара 1736 года. Отсюда и название – Сенная площадь.
Довольно скоро здесь началась торговля продуктами, привозимыми крестьянами из окрестных деревень, сначала по базарным дням, а затем ежедневно. Так в Петербурге появился ещё