может она в воде столько времени быть! От неё ничего не осталось бы.
Их разговор прервал нарастающий гул самолетов. Над ними в сторону Джелалабада пронеслись как вихрь, кивнув крыльями, два самолета-штурмовика СУ-25, прозванных «грачами». Вскоре совсем низко над рекой появились «Восьмёрки» — вертолёты МИ-8 в сопровождении звена вертолётов огневой поддержки МИ-24, которые любовно называли «крокодилами». Далеко в горах слышались разрывы снарядов. Это работала артиллерия. Где-то там шёл бой. Глядя на пролетающие боевые самолёты и вертолёты, слыша далёкие разрывы и стрельбу, все вернулись от мыслей о будущем в настоящее: их счастливый кратковременный отдых проходит в условиях боевой обстановки.
Был ещё день, но внизу, в ущелье, уже сгущался туман, склоны гор покрывались мутной дымкой. Из-за гор просачивался холодный рассеянный свет. Целый день бойцы купались, мылись, отстирывали своё обмундирование и бельё, которое на жаре высыхало быстро. Обедали и ужинали сухим пайком, разогрев на костре консервные банки с кашей и тушёнкой. Командир роты отдал распоряжение выделить из неприкосновенного запаса полмешка настоящей картошки. Её пекли на углях. Она была для бойцов не только деликатесом, но и напоминанием о далёкой Родине, отчего на душе становилось тепло.
В завершении обеда Митёк притащил на берег реки термос с зелёным индийским чаем и сладости, которые ещё утром привёз дуканщик Абдулахад.
— Ну, пацаны, — с восхищением сказал командир танка сержант Далинчук, — этот день мы будем вспоминать как один из самых приятных в нашей службе.
— Эх, вот бы всем нам лет через десять-двадцать встретиться где-нибудь на берегу Волги, вспомнить Афган, спеть под гитару наши песни, — мечтательно воскликнул волжанин из-под Астрахани, стрелок-автоматчик из третьего поста, ефрейтор Шамсутдинов.
Солнце, словно красный шар, только клонилось к закату. А на небе одновременно с ним холодным чистым светом уже светила растущая луна. Наконец дневное светило скрылось за горами, оставив на небе прощальные полосы-лучи, которые продолжали освещать верхние слои атмосферы и верхушки гор. И эти последние лучи солнца на горных вершинах, и яркий свет растущей луны, который уже отражался в реке, были прекрасны и зловеще-таинственны.
Обломки скальных пород и каменные глыбы, на которых сидели бойцы, напоминали круглый стол. Посредине приветливо трещал костёр, над ним в термосе булькала вода для чая, на углях пеклась картошка. Но во всём этом чувствовался контраст. С одной стороны, казалось бы, беззаботно отдыхающие люди, но рядом — всегда под рукой — оружие, в нескольких метрах — боевая машина пехоты, повернутая пушкой в сторону скал и готовая вступить в бой. С другой стороны, мирное журчание воды, запах душистых трав, тишина ночи. Всевидящая луна смотрела на людей, заливая всё вокруг своим печальным светом. Она была безмолвным свидетелем кровопролитной войны, смерти, страданий. Освещая горы, ущелья, реки и долины, города, кишлаки и посёлки Афганистана, Пакистана, других государств мира, вовлечённых в этот конфликт, она как будто бы просила: «Люди! Остановитесь! Всевышний просит вас жить в мире и не проливать кровь! Осознайте своё предназначение быть созидателями на этой планете! Не поддавайтесь силам зла и тьмы!»
— Смотрите! Смотрите! Как красиво! — воскликнул сержант Филимонов, рассматривая отражение двух половинок луны в реке и лунную дорожку, которая едва-едва начинала проявляться.
Прервав разговоры, все посмотрели на реку. Каждый в этот миг подумал о своём. Но все эти мысли были невесёлыми. Бойцы непроизвольно бросали взгляды в сторону недавнего боя, куда днём улетали вертолёты и возвращались обратно с грузом 200 и 300. Там и сейчас небо бороздили трассеры, взлетали осветительные ракеты, слышались далёкие взрывы.
Старший лейтенант Годына, сержанты Филимонов, Безгодков, рядовой Тахтамурадов видели в растущей луне символ завершения своей миссии на афганской земле, намёк на скорое возвращение в свои родные мирные просторы. Всем хотелось быстрее вернуться к своим родным и близким, которые уже заждались их. Далеко за полночь возвращались на свои посты бойцы роты. Луна, безмолвный свидетель их мыслей и действий, сопровождала всех своим сказочным неестественным светом.
Глава двадцатая
Армейские будни на посту у джелалабадской трассы
Делясь впечатлениями. Дни проходили почти однообразно. Ночной «гость» в боевом охранении. Шакалы учуяли добычу. Письма — единственная ниточка, связывающая всех с родными местами. В сложной жизненной ситуации выручали боевые друзья. Последняя встреча старшего лейтенанта Годыны с командиром разведывательной роты капитаном Музыкой. Совещание у командира батальона. Фаланга. Любуясь мистической красотой полнолуния.
Ночь становилась всё гуще, как будто кто-то вылил чёрную краску на холст. Исчезли даже очертания гор. Растущая луна, по-прежнему излучая светлый пепельный цвет, к полуночи переместилась с юга в западную часть горизонта.
Спать после дневных и вечерних впечатлений никому не хотелось. Командир роты, проверив несение службы часовыми, выставленные секреты, дежурные огневые средства, немного постоял в серебряном лунном луче под низко нависшими ветвями шелковицы, а потом направился в своё помещение. Там он, как обычно, сидел на табурете у кровати при свете фонаря «летучая мышь» и набрасывал в блокноте план на завтрашний день.
Бойцы, расположившись на пригорке у капониров, ещё долго делились своими впечатлениями.
— Пацаны! Представляете, какую неповторимую красоту мы сегодня вечером там, на берегу реки, созерцали! — в упоении произнёс гранатомётчик Мошкин. — Ведь это настоящее чудо! Глядя на необъяснимое явление трёх свечений, я словно заблудился в пространстве и во времени. Казалось, что я в другом измерении, что, кроме этого романтического света, больше ничего нет. Время остановилось! Словно я плыву в этом свечении, как в реке. Вот бы испытать подобное, но только вместе со своей девчонкой. Ведь этот вечер и эта ночь созданы для настоящей любви.
— Ого! Да ты философ, — засмеялся сержант Нигаметдинов.
— Можно хоть иногда помечтать, не всё же время про войну думать! Домой тянет, — с грустью ответил рядовой Мошкин.
— Конечно можно! Ты молодец! Стреляешь лучше всех, красоту такую замечаешь. Не каждому так дано, — восхищённо воскликнул Безгодков.
— А ты, Рыжий, тоже, вижу, мечтатель, — буркнул опять Нигаметьянов.
— Да мы все здесь мечтатели! Все мечтаем поскорее возвратиться домой, даже вот наши молодые пацаны из весеннего пополнения, хоть и недавно здесь! — сказал Рыжий, повернув шею в сторону повара, который, лёжа на спине у небольшого валуна, подложив руки под голову, смотрел, о чём-то думая, на луну и звёзды.
— Да ему ещё, как медному котелку, здесь! — вмешался в разговор Файзуло.
— Ты что молчишь, о чём думаешь? — спросил Безгодков молодого бойца, уставившегося куда-то в одну точку. Митёк многозначительно кашлянул и сказал:
— Да вот, прикидываю,