которыми он выдворил меня из ванной и погнал по коридору, было что-то воинственное.
Он даже не коснулся меня. Не знаю почему, но я был уверен, что от его прикосновения умер бы на месте. Просто махнул ладонью, а меня схватило что-то неуловимое и одновременно неудержимое, как гравитация.
Я влетел в гостиную, напрасно заслоняясь полотенцем, как монашка, замеченная на нудистском пляже. Там стояли двое таких же, они доставали головами до потолка. Они были в таких же черных костюмах и ослепительно белых рубашках. У всех на лице черные очки, лица молодые и неподвижные.
Я не особенный какой-то вояка. Во мне нет трех метров роста, я не излучаю вокруг себя нечеловеческое свечение, не умею одним жестом воздействовать на людей. У меня нет ничего кроме этих нескольких десятков квадратных метров квартиры, где я чувствую себя собой. Точнее чувствовал. Один детина сидел на столе, небрежно опираясь ногой в военном сапоге о кресло, уткнув локоть себе в бедро, а другой просматривал мои диски, бросая некоторые на пол. Я не приглашал их сюда. Естественно, я был поражен. У меня тряслись ноги, я чувствовал, что они словно из бетона. Сердце стучало в горле. Я был в бешенстве.
— Что вам надо? — процедил я. — Кто вы такие?
Сидящий подтолкнул в мою сторону стул.
— Сядь! — рявкнул он.
Я сел.
— Это он? — прозвучал вопрос.
— Вы кто? — Не так-то легко что-то произнести, если у тебя сдавлено горло.
— Фамилия!
Я назвал фамилию. Один из них положил на стол саквояж и аккуратно вынул из него большой серый конверт. Сломал на нем какую-то печать и открыл.
— Возьми это! — произнес он, протягивая сухую колючую веточку. Я подчинился, но держал ее в руках осторожно, потому что колючки впивались в ладони. Мне пришло в голову, что если выпутаюсь из этой истории живым, ладони опухнут. У меня аллергия на шипы.
Человек с дисками швырнул последний на пол, повернул стул спинкой вперед и верхом уселся на него передо мной. Он был похож на человека, который хочет посидеть на детсадовской мебели.
— Красивые цветы? — спросил он. Этот в противовес говорил тихим спокойным голосом, но звук был страшный. Таким полушепотом произносят приговор.
Колючая раздвоенная палочка, которую я нервно сжимал в пальцах, вдруг сухо зашелестела и — зацвела. Выглядело, как будто на ускоренной съемке. Коричневые, одеревеневшие стебли вдруг выпустили липкие почки, которые распускались веером зеленых листочков, на концах веточек появились цветочки, раскручиваясь тугим круговым движением и распуская короны пурпурных лепестков; рядом с сухими шипами вдруг появлялись новые, густые и длинные, как иголки. В течение нескольких секунд палочка покрылась листьями и цветами, новые побеги появились в пазухах старых веток, и палочка превратилась в большую ветку дикой розы. Запах лета и кондитерской наполнил комнату.
— Ну же, это прекрасно! — процедил один из пришельцев.
— Брось это! — Я бросил. Букет некоторое время продолжал расти, выпуская цветы все новых красок.
— И что теперь? — спросил тип из ванной.
— Сломай его! Теперь, сейчас же, и все дела!
— Понятно! Ты видел, что происходит? Сам его сломай, раз ты такой умный! А это все куда денется?
— Да пусть идет, куда хочет! Вероятнее всего, вернется к источнику.
— А если нет? Что тогда?
Я решил включиться в разговор.
— Господа, я… — На меня не обратили ни малейшего внимания.
— Сынок, заткнись! — зарычал тип с дисками, даже не глядя на меня. Я заткнулся.
— Я спрашивал: что сейчас? — отозвался первый.
— Я слышал. Давай поговорим. У тебя есть какие-нибудь таланты?
— Это было до меня.
— Минутку, что все это…
— Сынок, ты, видимо, чего-то не понимаешь. Ты отвечаешь на вопросы. Когда я говорю: «Молчи», ты молчишь. Когда я скажу: «Летай», ты поднимаешься в воздух. Когда я скажу: «Умри», ты перестанешь жить. Ты понял?
Гигант медленно, аккуратно снял очки и сложил дужки. А потом поднял голову и посмотрел на меня. У него вообще не было глаз. Под его веками горел блеск ацетиленового огня. В них кипела гибель, уничтожение, рядом с которым ядерный взрыв показался бы фейерверком.
Я превратился в факел. В одну секунду, как подбитый танк, взорвался от ослепительного огня. Я слышал треск, с каким горели мои волосы, видел, как кожа покрылась пузырями и почернела; прежде чем сварились глаза, сквозь белую стену пламени, которое валило сквозь мое тело, я видел комнату. Горящие мышцы скрючились, превращая меня в эмбрион. Я был криком и болью. Я горел.
А потом снова оказался на стуле, голый и мокрый, кашляя, давясь криком, всхлипами и мятной пеной. Ничего не болело, но я помнил.
— Браво! — рявкнул один из типов. — Превосходная работа. Теперь вы наверняка договоритесь.
— Я экономлю время, — ответил сидящий на стуле. Он снова надел очки. — Хватит с меня болтовни! «Кто вы такие?», «В чем, собственно, дело?», «Выйдите, не то я позову полицию!» и прочее. Может, тебя это развлекает, но у меня нет времени на глупости. И у тебя, насколько я помню, его тоже нет. Вопрос: что ты умеешь делать?
— Я психотерапевт, психолог… принимаю пациентов… лечу, с проблемами приходят… помощь… — забормотал я.
— Вот тебе, пожалуйста, — он в шоке. Ну и сэкономил ты время. — Говорящий покачал головой и торжественно поднял два пальца. Вдруг я успокоился, словно вернулся на землю. Меня охватило абсолютное, блаженное спокойствие.
— Хватит! Поменяй работу!
— На какую? — беспомощно спросил я.
— Какое мне дело на какую? Стань глотателем огня! Кобзарем!
— Подожди! Ионаш Рудкевич! Ты его знаешь?
— Это мой пациент.
— Смотри!
Он взял папку, а потом бросил мне на колени несколько блестящих фотографий большого формата. Часть соскользнула на пол. На них были самые обычные предметы: пылесосы, машины, но также и люди — фото как фото. Разве что очень красивые. Они излучали идеальную, неземную красоту, словно принадлежали идеальному миру, в котором функциональность и красота соединяются в равновесное целое. Я смотрел на бутылку пива, рядом с которой греческая амфора или японская ваза выглядели, как ночные горшки на помойке. Я смотрел на фотографию девушки, на которую взглянул всего лишь раз, и сердце мое заныло. Я всегда искал такую. Она была само совершенство. Она всю жизнь была где-то в глубине моего подсознания, и я надеялся, что никогда ее не встречу, ведь иначе нужно было бы просто умереть.
— Кто это? — прошептал я со слезами на глазах.
— Обыкновенная модель. Первая попавшаяся. Это что-то в твоем пациенте. Из-за тебя.
— Минутку. Я встречался с ним в понедельник. Когда он успел?
— Не успел. Он сделает эти фотографии в следующем году. Люди будут готовы