как электрический разряд, музыка свернулась в темный, вибрирующий шум, мир за границами нашего зрения размылся, как туннель за окнами поезда. Остался только наш соединенный взгляд, как дорога света. Я почувствовал ее вечный страх:
у тебя все меньше заказов! Что с тобой происходит! Сколько телефонных разговоров у тебя сегодня было? Где тетрадь со счетами?
Нет, я должен пригласить ее к себе. Положить в прохладную постель с сатиновым бельем и любить деликатно, классно, так, как я еще никогда никого не любил, а утром сделать ей завтрак в постель и отвезти домой.
И тогда я почувствовал это завтрашнее утро. Вкус ее пота, смятые простыни, полосы вчерашней туши на щеках, двое чужих людей, которым абсолютно нечего сказать друг другу. Ее вчерашнее высокомерное кокетство, ее «ну, что мне скажешь?» Ее скупые, неловкие и несмелые ласки, пассивный, сонный секс предыдущей ночью. Почему ты плачешь? Ничего… извини, не трогай меня, пожалуйста, прошу тебя… Меня зовут… Я не хочу знать, пожалуйста, мне нужно идти… Напрасность, грусть.
Я увидел заключенную в ней маленькую, худенькую и невзрачную девочку, на которую слишком часто кричали и от которой слишком многого требовали. Я увидел лабиринт ее страхов. Страх неудачи, страх поражения, страх неприятия. Сплетенные в какой-то сложный и бессмысленный узел, и тот принуждал ее к работе, которую она не любила, к такому же поведению, как у всех, рефлекторному, бессмысленному.
Прикосновение чьей-то личности, если это не кто-то, кого мы любим, отталкивает и пугает. Слишком много чужих чувств, чужих лиц и запахов, все сконцентрировано в один удар. В одну секунду я увидел ее всю. В одну секунду пьяного прозрения. Запутавшаяся в неврозах, она была на грани клинической депрессии. Женщина-успех… карьера. Татуировка на предплечье, субботние дискотеки. Клубная жизнь. Это все было не ее. Все это было внешним. Привнесенным, ведь так делают все. Ей же принадлежала только спрятанная в тайниках подсознательного мечта о богатом мужчине, который освободит ее от офисной каторги, о ребенке, о счастливой семье. О безопасности. Банальные, рутинные мечты, такие же, как и она сама, густо расцвеченные белыми солнечными картинками рекламы стирального порошка и памперсов, но для девушки они были святы.
У нее все это могло быть. Он был здесь, только о ней не знал. Он сидел за столиком, слушая приятелей, что-то кричащих друг другу, и, размышляя над тем, существует ли такая женщина, которую он ищет, понуро смотрел в бокал с пивом.
Не знаю, как долго это продолжалось, может, долю секунды, а потом вдруг словно положили трубку, пропало. Музыка навалилась на меня внезапно, каждый звук ударных был как удар полицейской дубинкой. Расплывшийся фон вновь превратился в бар, в ритмично дергающихся в танце людей, исхлестанных полосами света. Она вздрогнула и посмотрела на меня с каким-то полным печали страхом.
Я уже не мог смотреть на нее как на чужую, вполне себе симпатичную блондинку, с которой для гигиены мог бы покувыркаться в своей келье. Для меня она была только скучной, несчастной Ренатой Купала, никудышным торговцем, заточённым в своей фирме с ничего мне не говорящим названием TCI.
Так ничего не получится.
Я допил водку со спрайтом, разгрыз кубик льда и встал из-за столика. Она инстинктивно посмотрела на меня своими пустыми серыми глазами.
— Он здесь, — произнес я, безразлично глядя, как ее глаза становятся совершенно круглыми. В черном пиджаке и в черном гольфе я стоял над ней, как призрак, как висящее в воздухе лицо. Я протянул вперед руку. Она невольно посмотрела туда, куда я указывал.
— Сидит там, на галерее. Тот слева, в белой рубашке, который не смеется. Его зовут Блажей Корчевич. Всю жизнь он ждал только тебя. Помнишь? Свечи в ванной и лепестки цветов, плавающие в воде? Халва и апельсины? Это именно он. Так будет.
Она посмотрела на меня, остолбенев от удивления, но потом отвернулась, чтобы посмотреть на него. Я двинулся с места — ждать уже было нечего.
Когда я надевал пальто, она уже вышла на танцпол и, танцуя, указывала на него пальцем. Он с недоверием и большим удивлением встал с места. Просто и работает.
Я подумал, что они на всю жизнь запомнят Бритни Спирс и ее песню «Oops!.. I Did It Again», после чего с состраданием покачал головой.
Утром я счел, что выпил на один коктейль больше, и включил дурака. Бывает.
Дырку запломбировали. Действительность вновь стала рациональной и безукоризненной.
Обычно я не берусь за гипноз. Вроде бы и владею техникой, но это недостоверный, ненаучный инструмент с сомнительной терапевтической ценностью. Но в понедельник я загипнотизировал пациентку через пять минут разговора с ней. В первый момент даже не заметил этого. Потом увидел ее пустые спящие глаза. Она разговаривала со мной странным, отсутствующим голосом. Полулежала в кресле.
Я загипнотизировал женщину где-то между глотком холодного чая и разговором о ее последнем дне. Одним лишь взмахом ладони или шариковой ручки.
Это была красивая шатенка сорока с небольшим лет, которая пришла на прием с какими-то супружескими проблемами. Я смотрел на ее стройные ноги в коричневых колготках, торчащие из никакущего коричневого жакета, и не знал, что мне делать. В жизни ничего подобного не видел.
У нее не было никакого приступа и ничего в этом роде. Она дышала ровно и спокойно, на мои вопросы отвечала сонным голосом.
Я посмотрел в эти отсутствующие карие глаза, и тогда это произошло опять. Я почувствовал, как сквозь мое тело проходит вибрация, и вдруг — оказался в голове пациентки. Ее жизнь свалилась на меня, как лавина: перипетии лет, чувств, мечтаний и обманутых надежд. Собственно, у нее не было проблем с мужем. Он ее любил, она любила его. Но только с него уже было предостаточно. Для парня это был уже почти предел. Настоящей причиной всего было ее отношения с матерью, которая не намеревалась разрешить дочери жить своей жизнью и почти с маниакальной преднамеренностью разрушала их брак. Вредоносные связи между родителями и детьми возникают довольно часто, но редко можно встретить такую сучку, какой была ее мать. Она была настоящим чудовищем.
Безжалостным, убежденным в собственном совершенстве, виртуозом эмоционального шантажа и рождения чувства вины. Она могла без единого слова довести бедную женщину до отчаяния. Она могла бы быть преподавателем в школе гестапо.
Ее мозг рождал безжалостные, странные, циничные интриги, нажимы, клубок бесконечных конфликтов, манифестацию власти, злобы вперемешку с шантажом. Настоящий каталог бескорыстной гнусности. Обычный банальный семейный ад, каких полно в жизни.
В моем мозгу горело.
Я почувствовал,