долю секунды изрешетить меня.
Просто ни у кого еще не было рта, небрежно зашитого черной сапожной нитью. Не было серых речных булыжников в глазницах, там, где должны находиться глаза.
Вошедший за ним мог спокойно сойти за бухгалтера. Или за учителя математики.
Он был невысокий, лысый, одетый в потертый черный костюм, с бифокальными линзами в толстых очках. И с папкой в руке.
Незнакомец улыбнулся жуткой улыбкой довольного таможенника, который вчера узнал о запрете провоза чемоданов. Его левое верхнее веко горело блеском полированного золота.
— Vexilla regis prodeunt inferni…[1] — произнес он и уселся в кресло для пациентов. — Сваливай, — обратился к верзиле с зашитым ртом. — Я поговорю с господином психотерапевтом. — Тип с зашитым ртом поднял ствол, склонился в глубоком поклоне и вышел, бесшумно закрыв дверь. — Он не придет, — великодушно сообщил мне учитель. — Нечего ждать. Он передумал, решил не заморачиваться этим или что-то вроде того. Во всяком случае не сегодня. Вот я и подумал, что ж вы будете в одиночестве сидеть, зайду-ка, мы поболтаем, покурим…
— Чем могу служить? — спросил я. Иногда такие автоматические ответы не требуют участия воли, но позволяют выиграть время.
Потому что у левой ножки стола, под серой офисной плиткой, находится кнопка. Обычная кнопка, как у дверного звонка, но достаточно на нее нажать, чтобы в кабинет вошел Рысек и спросил, как дела.
Рысек работает в охранном агентстве «Претория». Три года он служил в «красных беретах» и габаритами намного больше какого-то там бухгалтера. Его работа состоит в том, чтобы в кабинетах психологов нашей клиники обеспечивать соответствующую атмосферу и спокойствие.
— Ответ на первый вопрос, — произнес бухгалтер. — Рысек прийти не может. Он занят.
Откуда-то из-за двери доносился глухой, ритмичный стук, напоминающий звук, когда выколачивают ковер или набивают мяч. Мой гость достал из кармана пиджака плоскую пачку сигарет с небрежно напечатанной надписью. Над карманом пиджака в ряд под наклоном висело несколько орденов: Золотая Звезда Героя Советского Союза, Железный крест и другие, которые мне ничего не говорили. Особенно один, выглядевший, как огромная жирная муха из почерневшего серебра. Противная штучка. Потасканный учитель математики на пенсии, который сошел с ума, обвешался побрякушками, купленными на барахолке, и решил навестить, кого посещают все чудаки в городе — меня.
Прекрасное объяснение. А зомби с автоматом, который вышел пару секунд назад, просто-напросто призрак. Каждому могут привидеться такие вещи.
Внезапно мне захотелось, чтобы наступил июнь и я начал собираться в отпуск. Опять у меня галлюцинации. Оставался только ксанакс, благодаря которому кровь в моих жилах текла медленно и спокойно, как масло.
Гость выстукал из примятой пачки толстую сигарету и начал старательно сворачивать ее с конца, который оказался пустой бумажной трубочкой. Он уделял этому действию много внимания и важности, его очки в грубой роговой оправе были с толстыми бифокальными линзами и увеличивали глаза до неестественных размеров, из-за чего он выглядел, как рыба.
Я просто сидел. Моя работа заключается в том, чтобы тут сидеть и разговаривать с людьми. Пусть даже и с нелюдьми.
— Ответ на второй вопрос легким не будет. Он звучит: «Кто ты?» Если я отвечу прямо, вы не поверите. Примите меня за сумасшедшего. Поэтому я пришел в обществе Олега. Он не вызывает сомнений и является доказательством того, кто я. Я заслуженная награда для тех, кто называет себя ублюдками и радуется этому. Я воплощение лавины дерьма и всего дебилизма этого мира. Я — тиран плохих людей и доля тяжкая. Я — энтропия, регресс и неприятность. В зависимости от обстоятельств. Но для вас в данный момент я — поддержка. И потому пришел разговаривать не о пациенте шестилетней давности.
Я убрал руки со стола. На нем остался влажный след от пота в форме двух ладоней. След, который медленно исчезал, как старая фотография. Как кровь, брызнувшая на потрескавшийся от удара тротуар несколько лет тому назад. Старая кровь. Старая вина.
Одиннадцать этажей — это тридцать метров. Неполные две секунды страшного, выдавливающего воздух из легких падения, а потом расплющивающий удар о холодные шершавые бетонные плиты. Все они сейчас лежали у меня на сердце.
Учитель оперся рукой со смятой папиросой о край письменного стола и выковырял из нагрудного кармана зажигалку, сделанную из гильзы. В воздух разнеслась невероятная вонь, как будто тлела ветошь. Махнул рукой.
— Не будем об этом. Это очень плохо — спать с пациенткой, очень плохо. Но все остальное не было вашей виной. Вы ничего не могли изменить. Так легла карта. Поговорим о чем-нибудь другом. Может, вы уже поняли, что у нас тут сложилась неприятная ситуация. Я не самым лучшим образом чувствую себя в этой роли. Я привык проводить допросы, угрожать или обманывать. А сейчас нужно советовать. И советовать искренне. Так случилось. Потому и говорю: вы получили некие способности. Они появились в результате встречи с одним пациентом, и вы должны их использовать прежде всего для того, чтобы его вылечить.
— Кто он?
— С вами уже говорили. Те, кто давал вам указания, и сами в ужасе. Но они не знают, что пугает их больше: его состояние или то, что они зависят от обыкновенного человека. Они не доверяют вам и немного презирают. По их мнению, вы что-то типа собаки или шимпанзе. Тут такая ситуация, как если бы высококвалифицированная команда атомной электростанции боролась с аварией и узнала, что единственный, кто может наладить реактор, — пьяный бродяга. Они считают, что вы некомпетентны и опасны. Они скорее допустят взрыв реактора, чем получат помощь от бомжа. Для этой банды такое развитие событий еще хуже, чем осквернение. Однако же только вы можете с этим справиться, потому что от него получили способность. Теперь ее нужно использовать. Он болен. Я скажу диагноз: это разновидность амнезии от посттравматического шока, вызванного своего рода чувством вины. Будет достаточно, если вы вернете ему память.
Мне вновь хотелось спросить, кто он, но я боялся. Чувство, что с самим устройством мира что-то, блин, не так, пробралось даже через баррикаду успокоительных. Подозрения, которые возникали в моей голове, были слишком ужасны, я боялся даже выразить их словами.
— И этот реактор взорвется?
Учитель развел руками.
— Не знаю. Возможно. Этого не знает никто. Возможно, нет, тогда все останется так, как есть. Предположим, что я хочу ему помочь. Не из благородства — не в вашем понимании. Я делаю это ради нашей фирмы. Те типы провалили дело. Наложили в штаны. Пытались мешать, когда кто-то пытался ему помочь. Потому что они бестолковые солдафоны