Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джессика собрала всю необходимую ей информацию, включая медицинский жгут, который Робертсон уже затягивал у нее на шее, после чего фотографировал едва заметное образовавшееся пятно Регулируемое устройство убийцы? Возможно и так. Она принесла также трубку, используемую в медицине для трахеотомии, с острым, как бритва, скошенным концом.
— Всему свое время, — сказала девушка.
Д. С. встретил их в кабинете для совещаний, оснащенном оборудованием и учебными пособиями — макетом человеческого горла из прозрачного пластика, позволяющего видеть сосуды и трахею, а также макетами других органов, которые он разложил на гладкой поверхности стола. Подняв один из макетов, Борнс рассмотрел его и положил на место. Кен Шульц, с интересом и восхищением изучавший пластиковый макет голосовых связок, спросил у Д. С.
— Зачем это здесь?
— Скорее всего, доктор Коран предложит нам новые детали убийства. Это должно быть интересно, — заметила Тереза О’Рурк.
И доклад, действительно, был интересным. Джессика погасила свет и показала небольшой фильм, как производится трахеотомия. Потом, когда включила свет, то обратила внимание присутствующих на макет, стоящий на столе перед ними. Осторожно наложив жгут на пластиковое горло, она затянула его потуже и подняла вверх острую трубочку, чтобы все разглядели ее получше. Быстрым и уверенным движением Джессика вонзила инструмент в прозрачный кровеносный сосуд с правой стороны от трахеи.
Трубка вонзилась в горло макета и висела, покачиваясь, как соломинка.
— Если бы по кровеносным сосудам проходила кровь, она хлынула бы в эту трубку, — сказала Джессика. — Мы считаем, что жгут каким-то образом регулировал ток крови, но это был, наверное, какой-то особенный жгут. И все же, нам кажется, убийца действовал таким образом.
— Используя именно такие инструменты? — поинтересовалась О’Рурк.
— Или что-то очень похожее.
В кабинете надолго воцарилась тишина. Наконец Борнс сообщил:
— Это устройство выглядит довольно неудобным. Жгут может держаться на месте сам, или же его нужно придерживать?
— Это устройство необходимо придерживать, — ответил Д. С., — но некоторые жгуты могут обойтись и без этого. Они градуированы и снабжены нарезами.
— Мы полагаем, убийца пользовался наиболее сложным оборудованием, это человек, знающий…
— Анатомию, это бесспорно, — продолжила О’Рурк. — Да, поскольку он должен был в точности знать, где расположена артерия… чтобы воткнуть эту трубку на необходимую глубину.
— Сходится. Все сходится, — заметил Борнс.
Джессика продемонстрировала собравшимся снимки разреза на горле, сделанного явно левшой, и объяснила причины, заставившие ее предположить, что убийца нанес кровь на рану уже после того, как девушка умерла, и он разрезал ей горло. Все это убийца проделал после того, как выкачал всю, до капли, кровь из трупа.
Погрузившаяся во мрак комната наполнилась вздохами и шепотом, исполненным благоговейного страха.
* * *Он понимал, чтобы принимать ванны из крови, ему нужно раздобыть ее еще. Босс отправил его в баптистскую больницу Сиона, штат Иллинойс, со специальным поручением, и там он встретил робкую темноволосую медсестру в очках, которую вызвался подвезти до дома. Он посадил девушку в свой фургон, в задней части которого стоял холодильник и портфель. Предложив ей остановиться по дороге и где-нибудь выпить, он лишил девушку ее крови и скрылся с драгоценной жидкостью прежде, чем рассвело.
Сион располагался слишком близко от того места, где находился его дом, но соблазн оказался слишком велик. Девушка жила одна, в самом конце улицы, где пустовало несколько домов, предназначавшихся для продажи. Он был уверен, никто не видел, как он оказался на этой улице. Девушке так не хватало общения. Поэтому его замысел осуществился без особого труда.
Ее звали Реней. И теперь у него есть кувшины с бирками «РЕНЕЙ». Что же касается Джанел, Тони и Мелани, те ушли навсегда.
Сейчас он был дома, в безопасности и наслаждался Реней. Пройдет несколько дней прежде, чем найдут то, что от нее осталось, а он, тем временем, овладеет ее сущностью, ее душой, скрывающимися в крови, которую он выкачал из девушки с помощью своих инструментов.
Когда-то ему хотелось стать врачом, но потом это прошло, он решил, что попробует учить. Дети называли его «учитель», и ему это нравилось. Он преподавал биологию, но недолго. Ему нравилось пользоваться на уроках всем настоящим, а это возмущало некоторых учеников, предпочитавших изучать учебные пособия, аккуратно запакованные в пакеты и пропитанные формальдегидом. Он же терпеть не мог зловония, исходившего от этого дерьма, его всегда волновал запах свежей крови.
Он запугивал мальчиков, уверяя, что они представляют собой прекрасные образцы для анализа крови. Они боялись его. Но однажды, когда он загнал в угол одну из девочек, кто-то из учеников позвал на помощь, произошла весьма неприятная сцена, в результате которой его вызвали в кабинет директора, и тот сделал ему строгое предупреждение.
Он знал, что, когда закончится семестр, вряд ли сможет подписать новый контракт.
Ему было уже почти тридцать, а чего он успел достичь? Ничего, ему всегда и во всём сопутствовали неудачи. Казалось, он повторяет жизнь своего отца, все, к чему бы он ни притронулся, превращалось в дерьмо. Старик не смог ничем ему помочь, он сам был неудачником и умер, передав эту болезнь по наследству сыну. Единственное утешение он находил лишь в бумагах и собрании медицинских книг его дедушки. Отец был идиотом, а вот дед — великим человеком, великим врачом.
Учитель присел перед стареньким проигрывателем «Виктрола», который тоже принадлежал деду. Из него лились мелодичные звуки концерта Моцарта. Пластинка была без единой царапины, но алмазная иголка проигрывателя уже слегка затупилась. Достать детали для столь старого проигрывателя практически невозможно, но ему посчастливилось обнаружить магазин на главной улице Векоши, штата Висконсин, который поразил его разнообразием самых удивительных товаров. В магазине было много старинных вещей, некоторые из них ему захотелось приобрести. Он купил несколько действительно редких пластинок. Это стоило ему почти месячного жалования, но, слушая сейчас удивительную музыку, он ни о чем не жалел. Музыка успокаивала его натянутые нервы, это было его своеобразным хобби, он любил музыку времени, оставшегося далеко позади, музыку Штрауса, Моцарта, а также мелодии Бенни Гудмена и его группы. Ему казалось, что он опоздал родиться. Он терпеть не мог звуки, то и дело раздававшиеся по радио. На своем стареньком проигрывателе он слушал «Гамлета», «Короля Лира» и другие пьесы Шекспира, записанные на пластинках, которые он приобрел в Париже, штат Иллинойс, где католический монашеский орден прекратил существование и распродал свою библиотеку и другое имущество. Не каждый мог похвастаться столь богатым собранием произведений Шекспира. У него была даже полная постановка «Сна в летнюю ночь» Королевским Симфоническим оркестром Лондона. Эти пластинки, а также морозильники, заполненные кровью, были его самым ценным имуществом, которым он ни с кем не делился.
Включив звук на полную мощность, он пошел в ванную, разделся и опустился в предварительно подогретую кровь. Ему пришлось опустошить несколько кувшинов. Запас крови катастрофически быстро уменьшался, и теперь его постоянно мучили мысли, как бы пополнить морозильник.
Лежа в теплой, темно-красной жидкости, он вспоминал, как вот так же получал удовольствие тогда, когда его вызвал к себе шеф. Завтра, рано утром ему уже придется выезжать, но сегодня вечером он будет наслаждаться обществом Реней.
Слушая классическую музыку и перечитывая свои любимые отрывки из Библии, он услышал, как замяукал его кот. Большое, черное животное часто оставалось предоставленным самому себе, и когда он куда-нибудь уезжал, кот бродил по улицам. Однако Снаффи — так звали старого кота-бездельника — всегда возвращался к своему хозяину. Ему тоже нравился запах крови, и, когда удавалось добраться до нее, он с удовольствием лакал ее.
— Сущность всех живых существ… жизни, всего живого заключается в крови, — произнес он вслух для Снаффи.
Кот подошел достаточно близко для того, чтобы потереться о протянутую руку хозяина. Но его интересовали отнюдь не ласки — приблизившись к руке хозяина, он неистово принялся слизывать с нее кровь.
Кот все знал. Непонятно как, но он знал то, что было известно хозяину. То, о чем говорилось в Библии: здоровье, исцеление и долгая жизнь зависели от того, принимает ли живое существо кровь — через рот, поры и как угодно еще. Он втирал кровь в густую, черную шерсть кота, и животное приходило от этого в настоящий восторг. Это заставляло хозяина смеяться и говорить: