Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Немного художник, немного актер.
— И большой знаток медицины, — закончила Джессика. — Послушай, я хочу, чтобы ты поработал со снимками, сделанными с Макдонелл и Трент. Посмотрим, не найдутся ли и в их случаях следы той же самой кисточки.
— Если мы все-таки вычислим эту мразь, то… конечно, я все понял, шеф, — но взгляд Робертсона упал на другие снимки, которые Джессика ему не дала. — А другие?
— Давай пока разберемся с теми двумя, которые мы сделали с эксгумаций.
— Как долго, Джесс… Как ты думаешь, как долго этот подонок уже занимается всем этим?
— Не могу сказать точно… пока у нас нет для этого фактов.
— Но у тебя есть какие-нибудь предположения?
— Возможно, около года. А, может быть, и больше.
— О Боже, — Робертсон выглядел совершенно потрясенным. — Тебе как-то помогают эти каталоги?
— Пока нет.
— Мне кажется, это может быть какая-то стеклянная или металлическая трубка со срезанным концом.
— Я тоже так думаю, но как он регулирует ток крови? Кровь хлынула бы из трубки, как вода из поврежденной дамбы, ведь тело висело вниз головой, и давление было значительным.
— Значит, давление как-то ослабили.
— Каким образом? — спросила Джессика.
— С помощью жгута, например. Или какого-нибудь клапана.
— Жгут, — повторила девушка. — Вспомни об отметинах на горле убитой, о которых я тебе говорила.
— Словно ее душили в перчатках.
— Это было еще даже менее заметно. Мог ли жгут оставить такие следы?
Робертсон задумчиво посмотрел на девушку.
— Нам придется раздобыть жгут и испробовать его. Может быть, если его затянуть достаточно туго, обычный медицинский жгут и сможет вызвать подобные повреждения внутри организма.
— Разыщи такой жгут, и мы испробуем его.
— На ком?
— На тебе.
— На мне?!
— На одном из нас.
— Мы бросим монетку.
— Ну, так чего же ты ждешь?
Робертсон вытащил монетку.
— Называй.
— Ты ведь знаешь, я могу просто-напросто приказать тебе. Ты знаешь это, не так ли?
— Да, но ты этого не сделаешь. Называй, — повторил он. Джессика нахмурилась.
— Орел.
Робертсон показал ей монетку.
— Мне очень жаль.
Девушка нахмурилась еще сильнее.
— Хорошо, ты, я надеюсь, счастлив? Тебе предстоит меня душить.
— Ничего, даже у нас, у женатых людей, могут быть свои фантазии.
Оба дружно посмеялись над этими словами.
Вообще-то Джессика вовсе не была уверена, что ей хочется выступать в роли подопытного кролика, несмотря на всю важность эксперимента. Но она должна смириться. И пока Робертсон еще не ушел, девушка нашла в каталогах жгуты, и они остановились на наиболее простом и безобидном с виду, который вряд ли напугал бы проститутку, в спальне выглядел бы несколько странно, но человека с сексуальными отклонениями, возможно, и возбудил бы. Они выяснили даже, что некоторые жгуты используют в хирургии для ослабления тока крови в определенную часть тела.
Потом Робертсон, успевший посмотреть несколько каталогов, ушел, а Джессике пришло на ум, что заседание команды Отто Баутина, запланированное на два часа, скорее всего, не состоится из-за личной трагедии Баутина. И все-таки, девушка продолжала готовиться к нему, как если бы знала, что заседание непременно состоится, отчаянно пытаясь анализировать сразу несколько деталей дела.
Джессика с головой ушла в каталоги медицинского оборудования, когда в ее кабинет буквально влетел Альберт Харди, пришедший в бешенство при виде счетов, оплаченных Д. С. в Париже. Харди был полным, с вечно багровыми щеками и красным, как у пьяницы носом, когда же он был чем-то взволнован или возмущен, казалось, что вот-вот лопнет. Джессике потребовалось десять минут на то, чтобы успокоить Харди, и еще десять, чтобы объяснить ему — у нее совершенно нет времени, и она не может вникать в детали расходов, обрушившихся на голову бедного Д. С. в Иллинойсе. Она должна подготовиться к предстоящему важному заседанию на высшем уровне, и ему придется пока разбираться с этой проблемой самому. Харди в буквальном смысле слова кипел от злости.
— Интересно, что скажет обо всем этом шеф Лими.
— Неплохая идея, — спокойно отреагировала на это Джессика. — Обратись к нему.
Потом она проводила Харди до дверей, но, не успел он уйти, как в кабинет вошел доктор Закари Рэйнек, медицинский эксперт, много лет пользовавшийся огромным влиянием, человек, чью должность теперь занимала Джессика. Именно по этой причине Рэйнек испытывал к девушке затаенную злобу и был враждебно настроен к ней. Именно сейчас, когда Джессика настояла на эксгумации трупов Макдонелл и Трент. Это были его дела, именно он подвергал различным анализам образцы и пробы, посланные в ФБР из Айовы и Иллинойса.
Войдя в кабинет, Рэйнек громко захлопнул за собой дверь.
Черты лица Рэйнека, казалось, постоянно находились в тени из-за кустистых бровей и густой шапки волос, придававших ему несколько раздраженный вид. Несмотря на то, что ему было почти пятьдесят, он мог похвастаться превосходной шевелюрой. Широкое лицо Рэйнека украшали очки в тонкой металлической оправе, а кожа говорила о том, что в детстве его не миновала оспа. Он был известен, как один из наиболее способных людей в криминальном расследовании. Эту репутацию он, действительно, заслужил, но в течение последних лет его здоровье и профессионализм оставляли желать лучшего, по крайней мере, так казалось Джессике. Закари всегда недолюбливал своих коллег, которых считал «невежественными», и эта профессиональная нетерпимость с возрастом не уменьшилась, а, напротив, возросла до чудовищных размеров. Именно поэтому мало кто мог сработаться с доктором Заком, как его называли между собой сослуживцы. Вследствие этого его и лишили занимаемой должности. Он не получил никакой работы, касающейся убийства в Векоше. Рэйнек считал дела Макдонелл и Трент абсолютно не связанными между собой. Но Отто, которого надоумил Д. С., установил между ними связь, в то время, как Рэйнек, изучавший детали каждого дела под микроскопом, никаких сходств не обнаружил.
Джессика знала, даже сейчас, когда Рэйнек стал ее подчиненным, он по-прежнему считает ее одной из наиболее невежественных своих коллег и вряд ли когда-нибудь изменит свое мнение.
Рэйнек был специалистом отнюдь не крупного масштаба, однако годы, проведенные им в отделе, не прошли бесследно. Он был довольно близким другом Лими, они многое пережили вместе за эти годы. Сейчас, когда Баутин стал непосредственным начальником Джессики, а Лими заправлял в отделе всеми делами, Рэйнек — старше ее по возрасту, мог превратить жизнь девушки в сущий ад, если бы захотел. И в этот момент, по выражению его лица, Джессика поняла, что он хотел бы видеть ее съежившейся и умирающей от страха.
— Вы, доктор, — произнес Рэйнек прерывающимся голосом, словно боялся, что задохнется от возмущения, прежде, чем выскажет все. — Я слышал, вы ездили выкапывать мои ошибки.
В их отделе сохранить что-нибудь в секрете было невозможно.
— Не ошибки, сэр, — начала оправдываться Джессика, но тот перебил ее.
— Нет? Не кажется ли вам, вы несколько ударились в крайности? Подвергли эксгумации не одно, а даже два тела, которыми занимался я?
— Если вы позволите мне объяснить…
— Нет, нет, доктор, вам не стоит ничего объяснять. Я прекрасно понимаю, за всем этим стоит Баутин. И это все объясняет. Вы очарованы Отто, это вполне понятно. Итак, что вы делаете? Отто предлагает вам возобновить старое дело…
— Доктор Рэйнек, эти две смерти связаны с убийством, которое произошло в Висконсине четыре дня назад. К тому же, Баутин может очаровать вас, но со мной этот номер не пройдет.
— Всем известно, что он использует вас, чтобы урвать побольше власти. Этот человек — эгоист.
— Доктор, мне кажется, ваши суждения несколько омрачены личной неприязнью…
— Именно оценками личностей и занимается ФБР, моя дорогая, и если вы достаточно умны, то поймете это, если же нет, будете довольствоваться подачками всю свою оставшуюся жизнь.
— Вам хоть немного интересно, зачем я летала в Айову, доктор Рэйнек? Или вы пришли сюда только для того, чтобы позаботиться о своей собственной персоне? О Боже, — закончила девушка уже шепотом.
— Я знаю, зачем вы летали в Айову. Чтобы насолить мне, намекнуть шефу, что Баутин прав, а мне уже пора на покой.
— О Боже, неужели все с ума посходили? — воскликнула Джессика, нервно меряя шагами кабинет. — Доктор, мы должна избавиться от такого отношения друг к другу, которое только и делает, что сеет распри. Мы не можем поделить между собой этот чертов отдел. Он или будет, но весь, или его не будет вообще. Мы все работаем ради правды, или вы хотите, чтобы в результате нашей работы вырастала ложь? Что тогда будет?