Четыре дня спустя Вайнер дал серию интервью о фото. Он отрицал, что сам отправил его. Предположил, что кто-то взломал его «Твиттер», что фото могло быть изменено с помощью графического редактора. Использовав загадочное двойное отрицание, заявил, что не может сказать «с уверенностью», что это не он. Заявления Вайнера во всех этих интервью стали отличной добычей для телекомментаторов, новостных программ и блогеров, которые с готовностью набросились на историю. Позже, 6 июня, Вайнер созвал пресс-конференцию и со слезами на глазах признался, что солгал, и извинился. Впоследствии, когда всплыли новые фотографии, Вайнер провел еще одну пресс-конференцию, снова извинился и ушел в отставку.
Стратегия Вайнера была полным провалом. Во-первых, потому, что он начал с отрицания своей вины, во-вторых, потому, что его извинения были неполными. И, в-третьих, потому, что ко времени признания он был уже совершенно не в себе и не контролировал происходящее. Он стал посмешищем всей нации. Вместо того чтобы наблюдать, размышлять и действовать, он попытался уклониться, потом дрогнул и свалился в тартарары.
Нет научно обоснованных предписаний, когда политикам извиняться за сексуальные злоупотребления. Сроки зависят от тяжести преступления, доказательств и репутации политического деятеля. И все же подобных случаев было уже столько, что из них можно составить что-то вроде руководства «Политики, непристойное поведение и извинения». Удачные извинения, как правило, следуют схеме наблюдение – размышление – действие. А неудачные – нет.
Многие общественные фигуры, которые обвинялись в преступлениях сексуального характера, плохо планировали свои действия; среди прочих – Джон Энсин, Ньют Гингрич, Гэри Харт и Марк Сэнфорд. В 2008 году сенатор Джон Эдвардс признался, что у него был роман на стороне, но отрицал существование внебрачной дочери; два года спустя, перед самым выходом книги, в которой рассказывались подробности дела, он признался в отцовстве. Сенатор Ларри Крейг, домогавшийся полицейского под прикрытием в мужском туалете аэропорта, отказался принести извинения, позже объявил, что планирует уйти в отставку, а затем передумал и до конца срока в Сенате был окружен позором и пересудами.
Некоторые политики действовали успешнее. Конгрессмен Крис Ли, отославший в сети «Крейглист» свою фотографию в полуголом виде женщине-транссексуалу, рассмотрел и проанализировал доказательства, а затем извинился и ушел в отставку на следующий день после того, как новость распространилась. Сейчас он успешный бизнесмен. Когда газета «Нью-Йорк Таймс» сообщила, что губернатор Нью-Йорка Элиот Спитцер оказывал покровительство vip-клубу «Императоры», тайно промышлявшему проституцией, Спитцер дал средствам массовой информации и общественности два дня на реакцию, потом быстро извинился и подал в отставку. Всего через несколько месяцев он вновь объявился на сцене – в качестве комментатора и консультанта. Губернатор Арнольд Шварценеггер скрывал отцовство так ловко, как только возможно для политического деятеля. Он дождался окончания губернаторского срока и лишь потом подтвердил слухи, что у него есть ребенок от прислуги. Все случилось 14 лет назад, когда он был женат на Марии Шрайвер.
Запоздалое извинение президента Билла Клинтона по поводу стажерки из Белого дома Моники Левински заслуживает отдельного обсуждения. Погрозив пальцем в камеру и отвергнув обвинения в сексуальных отношениях с «этой женщиной, мисс Левински», Клинтон протянул восемь месяцев – пока его не заставили давать показания перед присяжными, – а потом быстро отработал все четыре пункта из приведенного выше контрольного списка. Неизвестно, как тщательно Клинтон наблюдал и анализировал ситуацию эти восемь месяцев, и мнения о том, насколько он преуспел, расходятся. Большинство уже и так понимало, что у него была связь с этой женщиной, особенно после того, как Левински убедительно доказала, что занималась с ним оральным сексом девять раз. Но он пережил скандал.
Из всех этих политических mea culpa[203] извинение Энтони Вайнера было самым неудачным. Трудно себе представить, чтобы его снова приняли всерьез как общественного деятеля. Даже коллеги и сторонники Вайнера пришли к выводу, что, независимо от оценки его поступка, доверять ему более невозможно. И тем не менее неужели Вайнер действительно провинился сильнее, чем остальные в нашем списке? Он ведь даже не видел никогда этих шести женщин, которые получили от него сообщения. От него никто не забеременел. Роковая ошибка Вайнера была в том, что он опозорился, появившись перед общественностью в трусах, а потом вконец испортил все провальными извинениями. Он отреагировал слишком рано, а покаялся слишком поздно.
Политики, с их несокрушимым эго, могли бы служить отрицательным примером в учебнике по извинениям, и это неудивительно. Как заметил однажды Оливер Уэнделл Холмс[204], извинение – это всего лишь самолюбование наизнанку.
* * *
Попросить прощения поздно – это лучше, чем никогда, но запоздалые извинения, как правило, теряют свою эффективность. Например, извинения министра обороны Роберта Макнамары за ошибки, которые он и другие допустили в оценке ситуации во Вьетнаме, получили бы больший отклик, если бы прозвучали лет на десять-двадцать раньше. Пусть Мухаммед Али и извинился перед Джорджем Фрейзером за то, что назвал его «дядей Томом» и «гориллой», но едва ли эти извинения что-то значат через тридцать лет после их легендарных боев, и когда в 2011 году Фрейзер умер, общественность снова всколыхнулась, осуждая Али.
Искусство извинения основывается на умении откладывать. Для большинства из нас урок состоит в том, чтобы в следующий раз, когда мы обидим близкого друга или члена семьи, ляпнем лишнее на работе, попытаться представить себе, как обиженный может отреагировать на извинения завтра, а не сегодня, или через пару часов, а не прямо сейчас. Если отсрочка даст другу, родственнику или коллеге возможность выразить себя, высказать обиду и подготовиться к тому, чтобы нас услышать, полезней будет извиниться не сразу, а позднее.
Если проступок достаточно серьезен, нам, вероятно, придется извиниться несколько раз, что сделает выбор момента еще более сложной задачей. Придется ориентироваться на реакцию жертвы и наблюдать за ее состоянием после каждого извинения; только тогда мы сможем решить, сколько ждать, прежде чем предпринять еще одну попытку. Новые и новые отсрочки в динамическом процессе извинений напоминают петлю НОРД в воздушном сражении.
Так или иначе, в большинстве ситуаций следовало бы минутку подумать о том, когда лучше извиниться, а не делать это немедленно. Согласитесь, что были неправы, а потом – слушайте. Остановитесь и подумайте, как и когда сделать следующий шаг и объяснить, что произошло. Не торопитесь. А потом, в последний возможный момент, скажите, что сожалеете, и постарайтесь загладить обиду. Как выразился Фред Томпсон, ешьте свои слова не горячими и не холодными, а теплыми.
10. Наконец о прокрастинации
В какой момент откладывание дел, которые нам неприятны (например извинений), превращается в прокрастинацию? Когда Фред Томпсон выжидает несколько часов перед тем, как признать, что ошибся, обвинив президента Клинтона в махинациях, – это хорошая стратегия. Но если бы он откладывал извинения день за днем, это выросло бы в проблему. Имеет смысл подождать до конца ланча, чтобы решить, хотите ли вы второго свидания. Но что, если прошел месяц, а вы до сих пор откладываете решение? Где грань, после которой полезная отсрочка становится вредной?
Экономист Джордж Акерлоф, окончив магистратуру, решил пожить год в Индии; там его посетил хороший друг и коллега Джозеф Стиглиц. (Это было десятки лет назад, еще до того, как оба они получили Нобелевскую премию[205].) Стиглиц за время поездки накупил много сувениров и одежды. На обратном пути при регистрации таможенник сказал ему, что у него слишком много вещей и что-то придется оставить, так что Стиглиц уложил часть диковинок и одежды в картонную коробку и попросил Акерлофа отправить ее почтой в США, а потом спокойно полетел домой. Ни один из них не думал, что эта коробка станет краеугольным камнем одной из самых важных теорий поведенческой экономики.
Акерлоф – человек очаровательный и очень мягкий, при этом он дотошный и целеустремленный ученый, автор десятков замечательных статей и нескольких книг. Не так давно я спросил его, прокрастинирует ли он сам, и он ответил: «Нет, никогда. Совсем наоборот. Важные дела я делаю не откладывая». Но когда я упомянул эпизод со Стиглицем, он смутился, а потом спросил: «Ну а что еще поделать, когда вам надо отправить по почте коробку из Индии?»