А вот Джеймс Мазур предполагал. Он считал, что наблюдение за голубями, возможно, прольет свет на ошибки и нетерпение людей, когда они судят о вероятности и темпах обесценивания. Для своих ранних исследований он подробно разработал комплекс испытаний, в ходе которых давал голубям различные количества еды в разное время, в зависимости от того, клевали они зеленую кнопку или красную. Мазур обнаружил, что голуби учатся различать особенности каждой кнопки: зеленая выдавала им несколько кусочков еды через секунду, а красная – в два раза больше, но с задержкой в десять секунд.[242]
Ричард Талер рассчитал ставки людей в разных периодах на основе того, предпочитали они получить определенную сумму сегодня или больше, но в будущем. Голуби, само собой, не могли рассказать Мазуру о своих предпочтениях, но он мог понять их, отслеживая, какие кнопки они клевали, и меняя интервал задержки.
В ходе серии экспериментов Мазур выявил те же самые результаты для голубей, что Талер – для человека: их темпы обесценивания были очень высоки в краткосрочной перспективе, а затем быстро снижались. Сроки у голубей были гораздо короче, чем у людей, – секунды, а не месяцы, – но логика оставалась той же: как четырехлетний ребенок, который хватает зефиринку, не вытерпев пятнадцать минут, и как взрослый человек, который выбирает 50 долларов сегодня, а не 100 через месяц, в краткосрочной перспективе голуби очень нетерпеливы.
К своему главному открытию Мазур пришел после того, как сравнил голубиные ставки, сделанные в разное время. Он обнаружил, что ставки следовали одна за другой по гиперболе: сначала они были очень высоки, затем быстро снижались и выравнивались, как крутой склон американских горок[243]. Кажется невероятным, что голубиные предпочтения следуют уравнению из тригонометрии. Но если гиперболы можно обнаружить в конструкции подвесных мостов и форме древесных стволов, чем хуже голубиные мозги?
В течение ряда лет Мазур поставил множество экспериментов, которые показали, что голубиные ставки последовательно выстраиваются в гиперболическую кривую: сначала они высоки, затем круто скользят вниз. Голуби хотят получить пищу немедленно, но трудиться ради этого не желают. Когда Мазур выставляет такие условия, при которых нужно клевать дольше, чтобы получить еду, они сделают все возможное, лишь бы перенести эту работу на будущее. Голуби так отчаянно пытаются избежать энергозатрат в данный момент, что готовы клевать в четыре раза больше потом, чтобы получить такое же количество пищи, лишь бы им было позволено не делать этого прямо сейчас.
Казалось бы, эти голуби ведут себя иррационально. Если бы они немного подождали, то получили гораздо больше пищи. Если бы они были готовы потрудиться сейчас, то могли бы избежать большего труда в будущем. Но проблема у них та же, что и у нас, – непоследовательное отношение ко времени. Мазур называет то, что они делают, прокрастинацией.[244]
* * *
Многие экономисты, в частности Дэвид Лейбсон из Гарварда, используют открытия Мазура при разработке новых математических формул для замены классической модели принятия решений. Экономисты любят математику, так что утверждение Мазура, что темпы обесценивания следуют по гиперболе, сразу всем понравилось. Лейбсон и другие отрегулировали гиперболическое уравнение Мазура и разработали квазигиперболическую математическую модель, которая достаточно неплохо описывает реальное поведение людей[245]. Ключевым моментом является то, что у них, как и у голубей, краткосрочные дисконтные ставки – высокие, а долгосрочные – низкие.[246]
Сегодня многие экономисты, говоря о том, что наши ставки в настоящем очень высоки, используют термин present bias («смещение предпочтений к настоящему»): мы предпочитаем счастье сегодня счастью в будущем[247]. Нынешние модели смещения сложны и противоречивы[248]. Уравнения в них хитрые, и никто всерьез не считает, что даже старшеклассники, которые как раз проходят тригонометрию и помнят уравнения гипербол, в самом деле используют квазигиперболическую формулу при принятии решений. И все же в стремительном снижении дисконтных ставок участвует некий фундаментальный и даже, возможно, врожденный механизм. Иначе как объяснить, что и у голубей, и у людей оно принимает вид одной и той же кривой?[249]
Основное различие между новыми экономическими моделями и более ранними заключениями Мазура, если не считать некоторых технических модификаций, в том, что сроки у людей гораздо более долгие, чем у голубей. Секунда для голубя – это примерно один день для нас.
Пятнадцать голубиных секунд равны человеческому месяцу, а все, что дольше, уже превышает возможности концентрации внимания у птиц.
Параллели между изменением дисконтных ставок у голубей и у человека – еще один пример поведенческой закономерности, которую можно увидеть в разных временных срезах. Люди и голуби следуют сходным моделям, и главное различие в том, что мы действуем медленнее. В математике существует понятие «самоподобия»: некоторые объекты, особенно те, что мы называем фракталами, выглядят одинаково, сколько их ни увеличивай. Мазур объясняет, в чем самоподобие голубиной и человеческой прокрастинации:
То же самое происходит с людьми: если нам требуется выполнить прямо сейчас небольшой объем работы, например починить какую-то мелочь в автомобиле, мы во многих случаях будем затягивать с этим и в конце концов платим в три или четыре раза больше за крупный ремонт. Так что, по моему мнению, выводы о том, как мои голуби зарабатывают еду, могут оказаться правдивыми для всех нас. Масштабы, возможно, будут иными, но, как мне кажется, всем свойственно откладывать неприятные задачи, даже если это невыгодно.[250]
Экспериментов подобного рода проводилось уже столько, что теперь исследователи используют для определения ставок стандартизированные опросники. Например, опросник Кирби, «Дисконтирование будущего при денежном выборе», состоит из двадцати шести вопросов, и первый звучит так: «Вы бы предпочли 54 доллара сегодня или 55 через 117 дней?» Суммы варьируются от 11 до 85 долларов, время – от 7 до 186 дней. Результаты обычно показывают смещение предпочтений к настоящему: ставки в пределах недели у опрошенных намного выше, чем в пределах шести месяцев. Такие тесты подтверждают, что новые экономические модели достаточно точно описывают наше поведение.
Тесты также выявили, что у некоторых людей дисконтные ставки выше, чем у большинства. Эти люди – в опасности.
Исследования снова и снова показывают, что высокие ставки обесценивания связаны с опрометчивыми действиями. Люди с высокими дисконтными ставками, как правило, менее счастливы и менее успешны. Они толще, имеют больше долгов и меньше сбережений, употребляют больше алкоголя, больше курят, меньше занимаются спортом, работают на менее высокооплачиваемых должностях, не задерживаются на одном месте работы и имеют более высокий риск развода[251]. Если вам известны ставки дисконтирования, характерные для конкретного человека, то у вас автоматически есть представление о том, какие проблемы у него могут возникнуть.
И наоборот, люди с более низкими ставками, как правило, больше думают о том, что они делают и почему. Они не склонны к излишествам, у них меньше задолженность по кредитной карте, они любят и практикуют здоровое питание[252]. Пока люди с низкими дисконтными ставками потягивают красное вино, разрешая себе один бокал в день, люди с высокими ставками заглатывают двойной чизбургер с беконом и хлещут пиво на ипподроме.
Причины высоких ставок горячо обсуждаются. Среда, безусловно, играет значительную роль. Например, есть данные, что малообеспеченные люди особенно склонны иметь высокие краткосрочные ставки[253]. Они рассматривают экономические решения в «тонком срезе», используя своего рода шоры, и это одна из причин того, почему так много бедных людей загнаны в ловушку непосильных долгов. Малообеспеченные люди чаще занимают «до получки», то есть берут кредиты с высокой процентной ставкой в счет следующей зарплаты[254]. Многие из них не понимают, что проценты в таких займах неоправданно высоки даже по сравнению со ставкой кредитных карт.