но тут же отпрянула. – Только не говори, что ты забыла.
Джей могла только издать невнятный звук – что-то среднее между бормотанием и стоном. Она смотрела на свои красные руки, на шкафы, на окно. Маленькое окно с деревянными створками. Всё покрылось пылью, пятнами непонятного содержания. Видимо, мать была так занята этим злосчастным лесом, что даже не подумала убраться в мастерской. А, точно. В доме же только она, Джей. Это ей нужно было убираться.
Она засмеялась.
– Ну что ещё такое? – вздохнула Лина-гость.
Мир покачнулся и потемнел по краям.
– Эй, а ну не падай! Борись! Тебе ещё…
Джей схватилась за голову, и голос внутри неё громко задышал и засмеялся. И пробудилась ещё тысяча голосов, и все они смеялись, все дышали, все насмехались над ней, повторяя: «Ведь ты сама загнала себя в такое тяжёлое и смешное положение», и Джей потеряла контроль над всем: над домом, над гостями, над всей своей жизнью.
«Забыла! Всё забыла!»
«Или не хотела вспоминать…»
«Как вообще можно забыть, что в твоей семье случилась катастрофа!»
«Эта семья никогда не была твоей».
«Ха-ха, как же странно это получается! Самая тихая и жалкая из всех – единственная осталась!»
«И тебя предала даже твоя сестра. Ничего удивительного».
Джей закрыла глаза и унеслась во тьму.
* * *
Закапал дождь.
Кап.
Кап.
По крыше и по окнам что-то било – негромко, но ощутимо, и Джей так давно уже забыла этот звук. Она по-прежнему находилась во тьме, но могла различить дождь – и, кажется, лёгкую прохладу, ветерком прошедшую по её телу и мастерской.
Если идёт дождь – значит, закончилась засуха?
Она чуть не вскрикнула – одним резким движением вскочила с пола и открыла глаза. И тут же вернулся жаркий сухой ветер, а оконная пыль осталась там же, где и была.
Никаких дождевых капель.
Вслед за этим пришла боль – Джей застонала, схватившись за голову, пытаясь массировать виски. Боль пульсировала, утихала и надвигалась на неё вновь.
Лина исчезла. Исчезли все.
Тишина и одиночество давили хуже головной боли; Джей вдруг осознала, что она осталась одна, рядом с трупами пауков, во всей деревне и на многие километры вокруг.
Никого. Тишина.
В этой тишине она отчётливо слышала своё дыхание и стук крови, бьющей по вискам. Всё сосредоточилось вокруг её вдохов и выдохов: медленных и глубоких, успокаивавших боль.
Она посмотрела вниз, на свои руки. Они больше не были покрыты красными ожогами.
Сколько времени прошло?
За всё то время, что она провела без Лины, Джей разучилась считать дни. Они просто шли – и окончательно потеряли смысл тогда, когда её оборону разрушили глики (нет, гости).
Даже голос молчал.
Всё молчало. И дом, когда-то живой и шумный.
Что-то произошло. Джей помнила, что Лина-гость сказала ей что-то очень важное, – и начинала даже вспоминать, как уходили в лес родители, как отец настойчиво и жалобно просил её следить за домом и сестрой. Как начиналась засуха.
Но…
Эти воспоминания словно образами вставали перед ней. Меняли краски и время дня и никогда не останавливались надолго. Стоило ей выбрать воспоминание и приглядеться к нему поближе, как оно исчезало.
Она не могла вспомнить никаких подробностей.
«Оно тебе надо?» – тихо прошелестел голос, и наконец-то она была с ним согласна.
Не нужно.
«Теперь ты и сама знаешь, что тебе делать».
Джей покачала головой, цепляясь взглядом за маленькое пыльное окно с зелёным пятнышком. Следы леса – кажется, единственного места, где она могла бы получить ответы.
* * *
Она вышла из дома, тихонько скрипнув дверью, ещё не позволяя себе резких движений и громких звуков. Перед ней открылась безлюдная деревня, такая же, как и всегда, но всё-таки совсем иная. Она очень явно видела горы мусора и деревянных балок, заколоченные дома своих соседей, заросшие сорняком участки и тропки. Джей смотрела и видела, как Лина по тропинке бежит в центр, как отец несёт бутылочки соседям, как дети играют на крыльце ближайшего дома. Она видела жизнь, которая вытекла из деревни за считаные недели.
Она шла без единой мысли в голове, без дрожи в руках. Не боялась, не задумывалась. Шла к лесу. Идти предстояло час – через огромные белые поля, теперь выжженные солнцем, и оазис нескольких деревьев, в котором она когда-то нашла Мартина.
Эта мысль отдалась болью и дрожью в руке, и Джей заставила себя думать о чём-то другом.
Впереди виднелся лес. Молчаливый и неживой. Длинная высокая стена тёмно-зелёных деревьев, которой не видно было ни конца ни края. Деревья не шелестели, и лес не издавал ни звука. Словно он замолчал и умер вместе с Белой Землёй – но Джей точно знала, что так быть не может. Ведь Белая Земля не умерла – в ней оставалась ещё она, живой человек. Значит, и в лесу должен быть кто-то.
«В лесу останутся либо твои родители, либо же те, кто наслал проклятие на деревню».
Джей молча кивнула. Говорить она не решалась: все слова и даже все силы, которые она потратила бы на слова, уходили на путь. Прямой и долгий. Решительный. Без остановки.
А в голове вспыхивали образы Мартина, Лины с вымазанными лесной мазью руками, отца и его строгого взгляда. Вспоминалась ей и умершая Майя, и весёлые ярмарки: цветочные бутылки, деревянные стойки, покрашенные в сиренево-розовые цвета, её детская злость на то, что она не доставала до стойки и не могла общаться с покупателями.
Всё она оставляла позади, не успевая даже осознать свои поступки. Ей просто надо было в лес.
Она смутно понимала, что с чем-то не справилась – все уехали, ушла Лина, засуха продолжается, и в деревне уже невозможно жить, – но не знала, можно ли что-то с этим сделать.
Она даже не знала, на каком языке выразить свои чувства.
Она чувствовала большой холодный камень внутри себя. Камень, вобравший в себя злость и ненависть, муку, отчаянное желание вернуть былые времена – а ещё осознание, что и возвращать-то нечего.
«Ты никогда здесь не была своей, тебя никогда здесь не любили».
Это Джей знала. И знала всегда. Но теперь, пока она шла по выжженной земле, это не имело уже значения. Осталась она одна. И ей нужно довести до конца семейное дело, потому что больше никто не смог, – а если она не сможет и этого, то в чём вообще весь её смысл?
«А у тебя должен быть смысл?»
У всех он должен быть. Джей подумала, что люди рождаются в этом мире не просто так – иначе вряд ли отец бы так держался за семейную фамилию и целительство и вряд ли бы она сама так стремилась то в лес, то в город.
Люди зачем-то рождаются. И людям нужно зачем-то жить. Ей – чтобы сделать единственное полезное и правильное дело.
Она не смогла спасти Лину, родителей и Белую Землю. Пусть она спасёт хотя бы правду.
Которую узнает в лесу.
И, не отрывая взгляда от деревьев, которые с каждым шагом становились всё ближе, она шла, ведомая единственным желанием спасти правду. Даже не себя.
Хвоя
За полгода до
– Вы серьёзно напортачили со своим целительством, да?
Как только Джей зашла в мастерскую отца, она уже знала: это плохая идея. Это очень плохая идея. Всё намекало ей на это: дрожащие руки отца, колдовавшие над большой круглой кастрюлькой, открытые ящички на полу, из которых виднелись паучьи трупы, пыльный воздух и тошнотворный запах, который она даже близко не могла распознать.
Всё кричало: «Опасность!»
Джей каждой клеточкой тела было неуютно здесь находиться, а когда отец к ней повернулся и тяжело вздохнул, так и вообще захотелось убежать подальше от дома.
Но она этому не поддалась.
– Джей, это так тяжело объяснить… – Голос отца был очень усталым, слова он едва тянул.
Она сглотнула, понимая, как ей самой трудно видеть отца таким вымотанным. Но, с другой стороны, кто этому причина?
И Джей вздохнула, не желая ни бороться с ним, ни отступать.
– Я понимаю, что нужно потерпеть, подождать… но ты от меня всю жизнь что-то скрываешь. Я не могу так больше. Честно. Не могу. – Она заморгала часто-часто и вытерла глаза, убирая слёзы.
Отец встал со своего кресла и подошёл