Иные тут-же исцелялись, а иные шепталися, что не впервые пришли, и во многом уж немочь полегчала; авось по предстательству Параскевы и совсем отпустит их.
Долго смотрел, смотрел Светомир, и от испуга и удивления даже и приблизиться к ней не решался. А, когда прошел весь народ и в палате никого не осталось опричь их двоих, подошел к Параскеве Светомир и спросил несмело: «Почему ты. Государыня, все больше ноги да глаза лечишь? Али мне сие лишь примнилося?»
Ответила Параскева: «Так оно и есть как ты приметил. Вот я скажу тебе, Светомирушка: Хромота телесная и богоборчество зачастую являются вкупе. Не всякая хромота и не всякое богоборчество от зла: Дьявол, вестимо, хромой. Но ведь и Яков ночь целую с Богом боролся; от великой любви боролся, а все-же соделался хром. Когда хромота от зла, мы ее и лечим.
«А глаза — это, чтобы видеть как Бог нас задумал. Тварь прообраз свой имеет в мысли Бога. Архангелу Рафаилу люди поручены, дабы научал он их смотреть правосудно, уразумевать, что земное должно стать обличением невидимых вещей. Он не токмо отцу Товии земное зрение вернул, но и самому Товии, и Сарре отверз глаза сердца, чтоб суженый суженую узрел и узнал. Разумеется, было то не без их заслуги:
Для духовного спасения требуется радостная готовность, согласие спасаемого. Они согласие дали.»
Помолчала Параскева; потом еще сказала: «Воспомни великомученицу Параскеву, обетницу Христовых страстей. Начальник области предложил ей стать его женою, отречься от Христа. Но для нее было 'еже жити Христос; и еже умерети приобретенье'. [9] Она отказалася. (395) Палачи растерзали ее до костей и оставили одну в темнице. Тогда посетил ее Ангел, представил очам ее, любезные для нее предметы — орудия страстей Господних, и все раны сразу закрылися».
— «Почему потребны соделались орудия страданий, чтобы раны закрылись, излечились?», спросил Светомир.
— «Потому», молвила в ответ Параскева, «что орудие страстей Христовых и орудие славы — одно. Знает о том страстной пяток: дух бодрый в тот святой день восстановил поруганную храмину плоти».
Светомир продолжал спрашивать по детски упорно: «Почему орудия страстей были любезны глазам ее? Женщины и ученики плакали у креста. И ты плакала бы; плакал бы и я.»
Заговорила Параскева, и будто о другом: «Воспомни, Светомирушка, что заповедовал Христос: 'Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко'. [10] Иго Христово тот на себя берет, кто всем сердцем своим и всем помышлением своим захотел сораспяться Христу. Пострадавшему до конца непосильное бремя становится легким и любезным.
«Когда Дева Мария на ангельский привет в смирении отвечала: 'Се раба Господня; да будет мне по слову твоему'. Она давала согласие на приятие величайшего страдания, величайшей радости страдания. Адамом утраченный Эдем возник вокруг Нее. И вот доныне Пречистая по земле ходит, и куда ступит, там Рай. И в тот Рай дольний зван всякий, взявший на себя иго Христа.»
— «Да, да, ходит», воскликнул Светомир, «видел я Ее, слышал, помню, знаю. И матушка мне про Нее сказывала».
Параскева тихо продолжала:
«Когда Иисус сказал: 'не Моя воля, а Твоя да будет', Он на земле повторил согласие Свое спасти человеков, согласие, которое предмирно дано было на Небесах. На земле, в земле стоял крест Его. Она, земля родимая, с тех пор как Он на ней распят, вся Голгофою стала. Сказал Иисус 'Совершилось' и испустил дух; тогда жизни сила сошла внутрь земли. В ее недрах Воскресение совершилось в Пятницу».
XVIII
Усумнился однажды Светомир в правоте Пресвитера:
Ходил он по окрестным полям и увидел свинопаса, видом необычайного. Беден был хитон его и поношен плащ, но во всем стане его (396) и поступе была важность царственного льва; а стада погонял он точно слугам, али воинам приказы отдавал.
Смотрел, смотрел на него Светомир, потом осмелился и к нему подбежал.
И сказал свинопас: «Переменчива судьба человека. Вот я — царь». Замолчал и ничего боле не отвечал Светомиру.
Вернулся царевич к Иоанну и стал вопрошать его про странного пастуха, правда ли, что он — царь. Говорил раздумчиво: «Может, и правда, потому что в Срединном Царстве кто ложь изглаголит, тот обмирает, и лицо его белым становится как смерть. А пастух сей в лице своем ни на малость не изменился».
Отвечал Пресвитер: «Оно правда: был человек тот могучим царем. Да возгордился, озлобился не в меру: безвинных служителей Христовых жестоко обижал. Мы его увещевать пыталися, а он за то возлюбленных чад наших умучивать стал, даже до смерти.
«Воспрещали мы ему, а он на нас войной пошел. Повелели мы тогда военачальнику нашему живым его взять и перед нас привести. Исполнилось желание наше. Тут судии наши народные ему казнь присудили смертную. А мы не приказали его убивать, но, выказав презрение, послали стада пасти доколь не образумится. Вот уж два года как он в пастухах ходит».
Сказал Светомир: «Дозволь, Государь, спросить почто не изволишь совсем его простить. Миловать так миловать. Складное ли дело царю стада пасти?»
Отвечал Пресвитер: «Нужно быть тому. Не поругание мы чиним достоинству его царскому, а волю его поврежденную, но (знает сердце наше) не в конец порченную к добру обратить ищем. Никого не нудим мы к нам мыслить; но, коли отпустим сего человека ране времени и срока, он лишь пуще ожесточится, и то зло последнее будет хуже первого. Презрение к нему мы показываем, но не имеем. Мы его любим и, не зовя, зовем. И он придет беспременно».
Ничего доле не спросил Светомир, но на сердце осталось сомнение: жаль и обида за царя-свинопаса.
Но вот прошло малое время, и взмолился пастух тот допущенным быть пред Иоанна. Припадал к ногам его, просил смиренно: «Грешен я был, безрассуден. Не об сокращении кары молю, а о прощении, чтобы милостив ты стал и не гневался».
И увидел Иоанн, что пастух кается взаправду. Пресвитер обрадованный подымал виновного, обнимал, лобызал его. Потом подарил ему одежду богатую, коней ретивых, сбрую серебряную, вернул ему прежнее царство, приказал почитать за государя и, отпуская его, множество провожатых снарядил ради охраны и важности. (397)
И стал прежний враг верным и покорным другом Пресвитера-царя.
Тогда уразумел Светомир слова учителя: «Нужно быть тому». Корил себя, что соблазнился о нем. И пуще прежнего полюбил он Иоанна.
XIX
Всякое лето сопровождал Светомир своего наставника державного в его путешествиях по градам и весям. А года через четыре, как подрос царевич, стал Иоанн брать его и в отдаленнейшие местодержания свои, далеко за пределы Земель Срединных.
Случилося то в знойную пору: странствовали они с охраною немалой по окрайним областям страны восточной, и не в городе каком, а среди поля широкого поставили шалаши свои походные. Были скоростройные палаты сии весьма просторны, кожею львиною снаружи обтянуты, внутри же мехами дорогими, соболями да горностаем обиты. Вечеряли и ночь проводили в оных.
Поутру, вставши рано, говорит Иоанн князьям и слугам: «Вот отлучаюсь я на малый срок. К обеду вернусь. Берегите царевича. Сами знаете, места сии ненадежные».
И уехал на своем любимом слоне с немногими провожатыми.
Пробудился Светомир сразу по отбытии Пресвитера; никого не позвал, оделся и неслышно вышел из палаты. На лугу увидел он белую лошадь. Она паслася свободно, но была оседлана.
Ему стало весело. Он прыгнул в стремя и поскакал на край поля. Видит: дорога прямая, широкая от него убегает. Страсть как ему захотелося в нее поиграться, ее перегнать.
И вот уж мчится он по ней незнаемо куда. Вдруг перед ним стена зубчатая белая. В ней двенадцать сторон и двенадцать ворот. Въехал Светомир воротами в город шумный, пестрый: много домов пригожих, улицы кривые, народу много. А впереди еще другая белая зубчатая стена, и в ней семь углов, семь башень и семь ворот. Едет воротами дальше. За стеной дворцы и много деревьев, садов, лугов.
А впереди опять белая стена в четыре стороны, и в ней сряду пять ворот. Средние закрыты. Проехал царевич боковыми вратами и видит дворцы богатейшие, и посреди самый красивый и большой, и деревья благовонные кругом. Перед дворцом сим люди из народа и вельможи стоят недвижно, с видом скромным и спокойным: ни шума, ни говора не слышно. (398)
Дворец не такой как в Царстве Срединном: далеко над землею окна. Второго жилья нет. Крыша превысокая финифтяная: красная, желтая, зеленая, голубая, цветами радуги переливается яко каменьями самоцветными, и мерцает издали окрест дворца.
Светомир слез с лошади, привязал ее к дереву и пошел во дворец. Стража его не остановила, никто ничего не спрашивал. Вид отрока нежного, тонкого, богато одетого ручался слугам, что сей будет государю их гость желанный.