Всполошился Хорс: «Полно, царевич, почудилось нескладное тебе. Какой тут Сатана? То венец самой Девы Пресветлой: Она над планетами сидит и звездами правит. И возрадуется она, когда свет ее, мшелью плененный, в венец единый соберется, имя которому есть Кефир-Малхут. И тот, у кого душа царственная — базилики психи — венцом сияющим увенчан будет, дабы всех достойных светом тем обнять и озарить».
Сказал Светомир: «Дева Пресветлая, сиречь Матерь Божия, на небе живет завсегда, а по земле ходить изволит. Куда ступит, там и Раи».
Но Хорс уже не слушал. Оторопелый, со страхом восторга глядел он на царевича. И вдруг огромный, величавый в рясе черной и в черном клобуке благоговейно упал он на колени перед отроком и смирен стал целовать край его белой одежды. (406)
А на другой день вошел волхв к Иоанну Пресвитеру, говоря: «Твоя правда. Государь. Не пойдет тропою моею царевич Светомир. Я же во все дни слуга его верный, ибо видел я как сама Дева Светозарная со престола своего сошла и венец свой, что в руках несла, царевичу протянуло.
Он отстранил венец, отвернулся, отверг... Что мне поручено было исполнить, не сумел я соделать. Ныне отзывают меня архонты звездные. Послушествую, иду...
«А храмину мою, молю, вели наглухо замуровать после ухода моего. За все тебя благодарю. Прости, Великий Государь. Благослови меня на прощание, Владыко». (407)
КНИГА СЕДЬМАЯ
I
Красавицей и разумницей росла Радислава. От беснования прежнего не осталось и следа.
Обучалась юная княжна вместе со сверстницами своими чтению и письму на разных языках и художествам всяческим. Подружки все ее любили; она же с каждою уветлива была, но никого особо не выделяла.
Вместе с ними она расшивала шелками платы церковные, ря́сна жемчужные низала, хороводы водила, в игры тихие и шумные играла — ни от чего не отстранялась; но милее были Радиславе другие забавы, недевичьи; когда случалось ей оставаться вдвоем со Светомиром — в состязания обращались их игры: кто выше, дальше мяч иль диск закинет, кто кого обгонит в ристаниях пеших иль конных.
Радислава, не знавшая материнской хранительной близости, всем сердцем — нежно, доверчиво, страстно — привязалась к Параскеве, которую почитала святой. А Параскева окружала юную гостью бережною заботою и лаской, и охотно позволяла ей всюду следовать за собою.
И не дивилася царица, что Радислава ляжет бывало в лесу аль на (407) лугу и долгие шепотом разговоры с землею ведет, что траву всякую без указки различает вредная она или целебная и сразу угадывает для какого недуга какое зѐлие пригодно.
Любила Радислава на конях необузданных полиницею по бездорожью мчаться, любила песни петь незнаемые, какие сама слагала.
«Как Гореслава», думал про нее Радивой. И нарадоваться не мог старец слепой на дочь свою исцеленную.
Тихо прожил он в Царстве Срединном без малого девять лет. Крепок и радостен был дух его, а тело приметно слабело.
Прилег Радивой однажды отдохнуть после обеда и слуг всех отослал. И вот вошла в опочивальню Радислава, приблизилась к отцу и стала целовать его руку.
Он отронул ее голову, лицо, плечи и молвил улыбаясь: «Вижу неспроста пришла ты ко мне. Какие вести несешь? Сказывай, сказывай».
Отвечала Радислава: «Песня новая напелася мне. Вот и потянуло с тобою свидеться».
— «Спой мне песню твою», попросил отец.
«Не знаю как и спеть ее: песнь хоровая, на голоса разные».
— «А ты всеж попробуй. Авось пойму», ласково настаивал Радивой. «Про что она, песнь-то твоя?»
— «Не знаю как и назвать ее. Песнь сия есть хваление духов благословляющих. Вот слушай. Спою:
Хвалите Бога, силы сфер![12]Хвалите Бога, души недр!Бессонный ключ в ночи пещер,На высоте шумящий кедр.
Хвалите Бога, бурь уста!Ревущий дождь и бьющий град,И радуг Милости врата,И Мира влажный виноград!
Вал, гром, и трус, и плач и стон,И рык, и рев, и песнь и речь,Душ легких лепет, струнный звон,Звук-отзвук, систр, и серп, и меч!
Славь Бога Солнце! пой Луна!Звезд зримый и незримый клир.Пространства — вы, вы — времена,Что, разлучив, сомкнули мир. (408)
Хвалите Бога! — как роса,Как венчики цветов в росе:В росинке каждой — небеса,В душе единой — души все.
Пустыня-мать! твои уста —Стенаньем львов, дыханьем травИ вещим ропотом дубров —Зовут лобзание Христа.
Склонилась к отцу Радислава и видит: лицо радостное, а из вежд сомкнутых слезы льются умильные. И сказал Радивой:
«Хороша песнь твоя, Радислава. Ничего нет благопитательнее для души нежели благодарение и славословие. И Псалмопевец заповедовал нам и всей твари славить великое и страшное Имя Господа: 'Готово сердце мое. Боже, готово сердце мое: буду петь и славить. Воспрянь, внутренная моя, встану рано, разбужу зарю, чтобы и она славила Господа'.» [13]
Радивой глубоко вздохнул; потом еще сказал: «Вот задремал я до твоего прихода; и привиделось мне будто в страну я перенесен предивную. Не чаял я, что есть земля чудеснейшая белого Иоаннова царства.
«Собери подружек твоих юных, приведи их ко мне «хваление» твое хором петь. И, коли вошед увидите, что сплю я, не уходите, зачинайте песнь. Поди, Радиславушка, милая. Да хранит тебя Господь.» Он перекрестил ее. Она ушла.
Через малое время услышал Радивой как отворилася дверь и подумал он, что петь пришли отроковицы. Но узнал поступь Иоанна. В руках держал Пресвитер чашу причастную. Не видел ее слепец, но поднялся на постели и весь к ней потянулся: «Простираю к Тебе руки мои; душа моя к Тебе как жаждущая земля». И обратился к Пресвитеру: «Прими благодарение Владыко-Государь, что пришел уготовить меня к последнему часу».
По соборовании задремал Радивой. И вновь явилася ему во сне земля благодатная, и ушел он в страну ту вожделенную навеки.
II
Прошло девять лет с той поры как приехал Светомир во Царство Срединное. И порешил Иоанн, что настало время царевичу вернуться в отечество свое. (409)
Позвал Пресвитер Светомира в свой далекий, ото всех сокрытый покой. Никогда допреждь Светомир там не был. Видит он своды резные из дерева ливанного, стены, финифтию и каменьями самоцветными покрытые яко росписью искусной, сказывающей про жизнь Христа и про жизнь Матери Его Пречистой, и про видения, какие имел отшельник на острове Патмосе, когда 'был в Духе в день воскресный'.
А посреди покоя стол стоит круглый из слоновой кости на трех ногах аметистовых, и на столе ларец малый простой, деревянный.
Указал Иоанн Светомиру на сидение близь стола и, сев подле него стал говорить будто сказку сказывал про венчание на царство Владаря с Отрадою, про падение с башни, погребение и пробуждение Светомирово, про то как старец Парфений вынул из гроба лист с начертанной на нем разрешительною молитвою и, на три части его преломив, одну часть во гроб вернул, а другие две с собою унес, чтоб передать их последи Отраде и Радивою.
«Сии три части разлученные», закончил речь свою Пресвитер, «будут приложены друг ко другу в положенный час, и коли целыми сохранятся края их, то воцелится изначальный лист с начертанной молитвою, и лист тот непреложно укажет истинного законного державы наследника, — тебя, Светомире».
И передал Иоанн царевичу ларец с отрывком отпускной молитвы и сказал, говоря: «Бери, береги его. Вот настала пора тебе в страну твою родную воротиться и под началом отца твоего к трудному служению приступить царскому».
Слушал Светомир слова наставника, будто сон старинный через силу воспоминая. Долго молчал, потом ответил: «Исполню, что велишь, владыко. Но разве уж уготовлен я народом целым править?»
Сказал Иоанн: «Когда поставлен будешь землею твоею править, то и мощь на то свыше получишь. Пойдем, Светомире».
И пошли они полутемными узкими сводчатыми проходами, которые вели чрез толщу дворцовых стен на соборную площадь ко храму Пресвятыя Богородицы и апостола Иоанна Богослова.
Именуемый Лествичным собор сей, о коем ранее писал Владарю Иоанн Пресвитер, выспрь возведен был но скале, башне подобно, и встроены в него были семь церквей: четыре церкви надземные и три подземные. И лествицы, из слоновой кости точеные, вверх по наружным стенам убегали. В верхнюю церковь Успенскую и в преисподнюю Воскресенскую дотоль Светомиру возбранен был доступ.
Сели Пресвитер с царевичем на скамью каменную, насупротив башенного Собора. И спросил вдруг Иоанн, будто разговор продолжая:
«А стрела, Светомире? Знаешь ли ты сказанье о стреле?» (410)
— «Какое сказание?», спросил Светомир, «Матушка мне песни пела про стрелу Егорьеву».