Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не пойду, — наотрез отказался Геннадий, — говори здесь.
— Какой же тут разговор? Тут беспокойство одно. Кок придерживался правила, что в своем доме и
стены помогают. Он взял Геннадия под руку и почти насильно втолкнул в камбуз. Он тут же выставил на оцинкованный стол противень с двумя крупными пухлыми кусками рыбного пирога.
— Угощайся. До ужина еще не скоро. — И, поглаживая большим и указательным пальцами короткую щеточку усов, испытующе смотрел на Серова.
Геннадий отодвинул противень и, отвечая коку таким же испытующим взглядом, спросил:
— Опять в помощники сватать хочешь?
— Да не сватать, а просить. Невмоготу мне одному. И человек мне в аккурат такой нужен.
Влияние фантазера Носкова на молодого матроса-первогодка кончилось, и поэтому кок был уверен, что ему легко удастся уломать Серова.
Он попытался взять его мягкой, задушевной откровенностью. А когда Геннадий и на это отрицательно качнул головой, тот попробовал подойти с другой стороны.
— Видел я, как тебя боцман заставил палубу тереть. Не легкое дело. На палубе всегда то под солнцем, то на ветру. А осень придет... Ночь сырая, долгая. Темнота — хоть глаз выколи. Про дождь да шторм и говорить нечего. Трудная жизнь палубного матроса.
— Зато воздух свежий, — равнодушно сказал Серов.
— Воздухом сыт не будешь, а у нас с тобой первая косточка. Соусы, подливки — сколько душе угодно. Понемногу напробуешься и сыт.
Во рту Геннадия будто что-то растаяло. Он бросил новый взгляд на пирог и проглотил слюну. Появилось желание протянуть руку. Чуть двинул локоть и замер. Отвел глаза на кока, увидел пытливый хитроватый взгляд и отошел к двери подальше от соблазна.
— Я ж только одну навигацию плаваю, — сказал он, как бы пресекая дальнейший разговор.
— Ну вот и хорошо, — ухватился за эту мысль кок. — Не все ли равно тебе, кем плавать одну навигацию.
Он подошел ближе и стал так, чтобы оттеснить Геннадия от двери.
— Я же тебя за навигацию так научу, что в городе в любой столовой возьмут. И не просто к плите. А поваром первой руки возьмут. Понимаешь?
Геннадий не понял и, нырнув под руку высокого кока, вышел из камбуза.
Зато кок понял, что помощника ему придется искать в другом месте.
Разговор в машинном отделении и на камбузе не рассеял тяжелого раздумья молодого матроса. Ему казалось, что и Сергей Алферов и кок очень назойливо стараются заменить собой для него Носкова.
Воспоминания о Носкове прибавили грусти. Даже запах чеснока теперь, казалось, был не таким уже неприятным. Он ушел в каюту и в таком тоскливом настроении написал письмо домой. Когда заклеил, подумал: «А где он его опустит в почтовый ящик? Разве в Верхотурье? До этого места нет ни одной пристани. Оттуда оно пойдет не меньше двух недель. А домой надо сообщить о себе как можно скорей. Мать, наверно, уже тревожится».
Положил письмо в чемодан и торопливо написал радиограмму.
Подымаясь в радиорубку, на минуту задержался на трапе. Навстречу теплоходу наплывали места необыкновенной суровой красоты. Высокие горы сжимали реку с двух сторон. И она не текла, а прорывалась между ними узким, но полноводным руслом. Тени высоких гор почти перекрывали реку, и поэтому казалось, что здесь круглые сутки не то раннее утро, не то поздний вечер.
Радист Саша Торопов, как и Геннадий, черноголовый и курчавый, был немного постарше и потому важничал перед Геннадием. На вопрос, когда дойдет радиограмма, он, беззаботно зевая, ответил, что не сегодня и, пожалуй, не завтра.
— Как же так? — удивился Геннадии. — Вы же каждый день работаете с Леногорском.
— Это было в другом месте, молодой человек. А сейчас мы находимся в полосе непрохождения,— важно пояснил радист.
— Что такое?
— Физику надо вспомнить, физику! Геннадий покраснел, попытался вспомнить из физики раздел радио, но ничего объясняющего причины непрохождения радиоволн не вспомнилось.
— И чему вас только учили! — покровительственно заметил радист и обеими руками взбил свои пышные кудряшки.
Но важничать долго было трудно, и он стал просто хорошим парнем и коротко рассказал Геннадию о принципе распространения радиоволн, о слое ависайдо и причинах непрохождения в отдельных местах.
Разговор с радистом взбодрил Геннадия. Тоскливость прошла. Когда он возвращался в каюту, навстречу ему попался всегда о чем-то думающий Юсуп Шадаев. Он шел чуть сутуля плечи и не остановился. «Вот хороший парень, — подумал Гена о Юсупе. — И не навязывается с уговорами».
И эта ненавязчивость, и прямой, даже немного грубоватый разговор делали Юсупа в глазах Геннадия достойным уважения, похожего на то, которое он все еше продолжал питать к Носкову.
V
Было еще устье Лены. Справа невысокий голый берег с низкой желто-зеленой растительностью, слева тянулись два длинных и плоских острова, над которыми стаями носились чайки.
И свободные от пахты, и вахтенные верхней палубы собрались на баке, будто главное сейчас дли корабля это всем смотреть вперед. А впереди уже размашисто катились зеленовато-желтые длинные волны.
— Край моря, — сказал боцман.
Чепез несколько минут все почувствовали, что перешли этот край моря. Теплоход стало заметно покачивать, густо пахнуло морской солью. Впереди только вода. И небо. В небе одно большое солнце. В воде оно рождает тысячи подвижных маленьких солнц. Морская волна... Первая волна в моей жизни —ни к кому не обращаясь, громко сказал Генннадий.
— Это не волны это легкая зыбь. Настоящая волна, парень еше впереди, — заметил Иван Демидович.
Над теплоходом появились чайки, покружились и с веселым криком полетели вперед. Крылатые лоцманы вели в свою бухту первый в эту навигацию караван.
Обогнув сначала широкий мыс, потом второй, чуть уже и длиннее, «Полярный» втянул весь караван через узкий проход в обширную, совсем тихую бухту. Она напоминала большой графин с узким горлом.
Да и некий Северный порт, о котором Геннадии знал по урокам географии и рассказов моряков, был густо застроен и плотно населен. Ближе к морю тянулись длинные причалы и склады. Дальше, кольцом вдоль порта, многочисленные жилые постройки, электростанция, маленький завод. Вдали распарывали небо мачты большого полярного радиоцентра. С северо-востока большие горы защитали порт от зимних ветров. Поэтому в Северном порту зимние пурги слабее, чем в любом другом месте северного побережья —от Мурманска до Чукотки. ...Вот она, Арктика!
Геннадии почувствовал глубокое волнение, которое захватывало дух и от которого странно слабели ноги. Он был бесконечно благодарен боцману и капитану, что помогли ему попасть в этот суровый романтический край.
Но что его ждет там, в бескрайнем просторе холодного океана? Может, что-нибудь особенное, предназначенное совершить только ему. И может, то, что совершит он здесь, наполнит постоянной радостью всю его жизнь.
Вдоль бортов стояли и так же зачарованно смотрели на берег товарищи.
«Может, и у них такие же мысли»,— подумал Геннадий, и оттого они стали ему как-то роднее, понятнее. Он вспомнил Носкова и искренне пожалел, что его нет рядом. Влюбленный в Арктику, он из-за душевной слабости так и не мог пробиться к своей мечте.
Прогрохотав в клюзах, упал в воду якорь, за ним второй. Рейс окончен, можно съехать на берег. Первый раз на морской берег.
Подошел Сергей Алферов и сказал, радостно улыбаясь:
— Видишь, Столовая гора без туманной шапки? Быть хорошей погоде.
— Почему Столовая? — спросил Гена, тоже не скрывая своей радости.
— В каждом порту есть гора, которую называют «Столовая». — Даже в Кейптауне.
— Где, где? — не понял Геннадий.
— Порт такой в Южной Африке.
И лицо у него стало совсем веселым.
— А ты туда плавал?
— Нет, что ты! По книгам знаю. Советские корабли и там ходят. Но, может, придется и мне... Знаешь, мне везде хочется побывать, все увидеть...
Сергей облокотился на борт. Так ему лучше. Он кажется меньше ростом.
Слова Сергея еще раз напомнили Геннадию о Но-скове и его мечте. И Геннадий подумал, что Алферов, не в пример Носкову, обязательно добьется своего, побывает во всех морях. Увидит он и далекий порт Кейптаун. Такому все удается.
А он сам? На что он способен?
Пока портовики обрабатывали караван, команда «Полярного» имела много времени для отдыха.
Антон Сахно, Юсуп Шадаев, Сергей Алферов и Геннадий несколько раз уходили далеко за порт, в тундру. Каменистые склоны гор слабо зеленели. В одном месте они остановились возле посеревшей ноздреватой полоски нестаявшего снега.
— Холодная земля! — сказал Антон и шагнул на сугроб.
Изъеденный ветрами и незакатным летним солнцем зернистый снег хрупко оседал под ногами.
— Холодная, а кругом жизнь,— возразил Сергей.
— Какая там жизнь! Бедность одна. Ни одной лесники.
- За синей птицей - Ирина Нолле - Советская классическая проза
- Лес. Психологический этюд - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Советская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 7. Перед восходом солнца - Михаил Михайлович Зощенко - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза