Читать интересную книгу Славное море. Первая волна - Андрей Иванов

У дамбы еще качало. Высокая гора защищала ее от ветра, но волны из широкого залива проникали и сюда.

— Бычка придется связать, — сказал более практич­ный Носков.

— А что с ним случится? — равнодушно отмахнулся Геннадий.

— За борт стриганет с испугу, вот что. Да и кунгас перевернуть может.

Матросы «Чайки» поддержали Носкова. Бычку свя­зали ноги и положили его на передний настил кунгаса. Но это не успокоило Носкова. Рядом с бычком лежал

запасный якорь с толстым канатом. Носков подумал и для надежности привязал бычка канатом за шею.

Кунгас качался. Бычок глядел на матросов страдаю­щими глазами и, вытянув шею, плотно клал голову на смоленые доски.

V

...«Чайка» доставила их в Тихую протоку без всяких происшествий.

Тихая протока — настоящее чудо природы. Она шла у самого берега. Очень глубокая, с ровным мелкогалеч­ным дном. На берегу, в ста метрах от воды, поднима­лась высокая, в два раза выше, чем видел Геннадий у дамбы, гора. Росшие на вершине горы сосны отсюда ка­зались кудрявым мхом. С реки не было видно, как тре­пал их там ветер. Слышался только неистовый грохот.

Проносясь над горой, штормовой ветер падал только где-то на середине реки. Там, со средины, вплоть до про­тивоположного берега бушевал шторм, но с той стороны протоку закрывал от реки длинный остров, за ним вто­рой. А здесь под защитой горы и островов на воде не было ни одной морщины. Тишина стояла и на первом острове.

В одном месте протока расширялась. Здесь капитан Чукреев и разместил флот своего каравана. На берегу, у подножия горы, кто-то разжег костер. Синий столбик дыма сначала подымался вверх, потом расплывался в прозрачное синее облачко, широко стелющееся над бере­гом, над протокой. «Чайка» подвела кунгас прямо к теп­лоходу, стоявшему у острова.

— Ты побудь здесь, а я сейчас организую подъем, — сказал Носков и быстро поднялся по трапу на теплоход.

Геннадий остался один. В протоке становилось тесно.

Воздух наполнился гулким людским говором: звонко пе­рекликались шкиперы барж, громко отдавали приказа­ния капитаны самоходных судов, еще окончательно не нашедших себе подходящего места.

Только капитан «Полярного» молча стоял на мости­ке и внимательно следил за всем, что делалось на дру­гих судах. «Полярный» плотно стоял у обрывистого бе­рега острова, и за теплоход можно было не беспо­коиться.

Время тянулось долго. Носков все не шел. Геннадии стал беспокоиться и тревожно посматривал на палубу «Полярного».

А Носков снова нажил себе неприятность. Он боялся попасть на глаза командиру и хотел доложить обо всем боцману. В это время на палубе показался стар­ший помощник капитана якут Кривошеий. Носков ре­шил свернуть в сторону и обойти его за кормовой над­стройкой. Кривошеий окликнул его:

— Носков, почему не докладываете о выполнении по­ручения?

Поневоле пришлось вернуться.

Чесночный запах колбасы не спас Носкова. Чуткий на подобные запахи и придирчивый старший помощник хорошо разбирался в этой хитрости и, зазвав матроса к себе, долго отчитывал его.

За это время пароход «Алдан», намереваясь лучше разместить в протоке приведенные им от дамбы послед­ние баржи, близко подошел к теплоходу.

Отходя, он неловко развернул одну баржу. Та на по­вороте резко толкнула кунгас. Кунгас сильно подался вперед, одновременно круто наклонился на левый борт.

Тяжелый якорь легко сдвинулся с места, гремя ла­пами, перевалил через чуть заметный бортик и, сильно плеснув, юркнул в воду.

Прямо на глазах оторопевшего   Геннадия вслед за ним так же быстро упал в воду привязанный за канат якоря черный бычок.

Геннадий быстро снял с себя фланельку. Рванул за­стежки брюк так, что по настилу кунгаса со звоном по­катились пуговицы.

— Матрос Серов! Отставить! — услышал он власт­ный голос капитана. — Быстро на мостик!

— Сергей Петрович, бычок утонул! Достать надо. Я сейчас нырну.

— Выполняйте приказ немедленно!

Голос капитана на этот раз звучал еще строже.

Обескураженный Геннадий поднялся на палубу, по­том, тяжело шагая, направился на мостик.

На душе было неприятно. Давило тревожное раз­думье. Сколько глупостей совершил за один день! Пил водку, когда нужно было заниматься делом, опоздал на корабль и вот теперь утонил бычка. Нет, не простит ему теперь капитан. Это опасение особенно укрепилось, ког­да он увидел рассерженное лицо капитана.

— Вы опять продолжаете свое, Серов? Здесь черто­ва глубина! Видите, флот делает передвижку, и вас бы накрыло баржами.

— Но ведь бычок же...

— За бычка мы как-нибудь вместе ответим. А вы... ВЫ несерьезно к делу относитесь, Серов. На флоте слу­жить — это значит слушать команду, слушать старших, особенно пока вы молоды. А вы?.. Пока идите, мы поду­маем, как с вами быть.

Геннадий ушел в большом унынии.

...Ужин в матросском кубрике проходил весело и по­тому затянулся.

Кок подал рыбную уху. Антон Сахно попробовал ухи, положил ложку на стол и с невинным видом сказал:

— Неладно у нас что-то. Нас кормят рыбой, а ры­бу — закупленным для нас мясом.

— Давай отнесу обратно, — сказал кок и протянул руку к тарелке Антона.

Но тот запротестовал и прикрыл тарелку широкими ладонями.

— Мадам кухарка, уберите пальчики, а то съем. Луч­ше рыба на столе, чем мясо на дне реки.

Гена чувствовал, как у него начали гореть уши, по­том стало жарко затылку и щекам. Он ел, не поднимая лица от тарелки, стараясь как можно скорей покончить с ужином.

Но здоровые люди всегда охотно смеются. Был бы только повод. И матросы дружно поддержали Сахно.

— Да, братцы, была Тихая протока, а теперь назва­ние менять надо, — сказал Сергей Алферов.

Обрадованный поддержкой товарищей, Сахно про­должал теперь еще более шумно:

— Ребята, назовем ее Телкиной протокой? Геннадий чуть не со слезами на глазах посмотрел на

Носкова. Тот не в пример Геннадию понимал, что ос­лабить или даже отразить смех товарищей можно, толь­ко приняв в нем участие. И он с легким лукавством за­метил:

— Почему же Телкина протока? Утонул-то бычок.

— Тогда пусть Быкова протока, — уступил   Сахно. Кок принес кофе. Геннадий первым выпил свой ста­кан и вышел из кубрика. Его догнал Носков.

— Влипли мы с тобой, Генка. Капитан с помощни­ком глядят волком. Боцман совсем разговаривать не стал. Хуже всего, что ребята смехом донимать будут. Ну ничего, это пройдет. Ты пока притихни, потерпи. В Се­верный порт придем, тогда не страшно. Там, брат, уже Арктика.

Последние слова он сказал так, будто Арктика — это было имя его невесты, к которой он стремится всей ду­шой, да много великих препятствий мешает ему в пути.

«Вот настоящий полярник, — подумал о нем Генна­дий. — А мне и Арктика теперь не нужна. Поворачи­вать домой надо, пока не списали где-нибудь у черта на куличках».

Начатый было за ужином разговор продолжался и в кают-компании. Его затеял радист, маленький, присади­стый, похожий на любопытного галчонка Саша Торо-пов. Но капитан решительно пресек разговор. Саша То-ропов с обидой тряхнул черной, в красивых завитушках головой и замолк.

Уходя, капитан пригласил старшего помощника на мостик, и там состоялся решительный разговор.

— Давайте посоветуемся, как поступить с Носковым и Серовым, — предложил капитан.

Кривошеий сделал решительный жест, как бы сме­тающий их с корабля.

— Ну уж и так? — добродушно усомнился капитан.

— Я не вижу другого решения, — заявил старпом.— Напились, опоздали на корабль, утопили бычка... Надо списать на берег.

— Обоих?

— Да, конечно.

— Рано говорить об этом, — не согласился капи­тан. — Первый рейс — это испытательный срок для мо­ряка. Окончательно решим в конце рейса.

— Наоборот, только сейчас и решать, — горячился старший помощник. — Потом будет поздно. Нам нужны матросы, а не разгильдяи.

— А может, у Серова это не разгильдяйство, а не­умение? Парень вырос в сухопутной семье. Его никто не учил, не готовил к морскому делу. Нет, — сказал капи­тан еще раз подчеркнуто твердо, как бы отдавая распо­ряжение,— если мы его спишем, да и другие на бере­гу тоже откажутся, кто же его делу научит?

Не промолвив больше ни слова, капитан круто по­вернулся и спустился с мостика на палубу.

На мостике остались только принявший вахту стар­пом и оброненные трубкой капитана кольца пахучего дыма.

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

Чем дальше уходил караван на север, тем заметнее менялось все вокруг. Река сузилась уже до двух ки­лометров. Течение стало стремительнее, острова попада­лись только изредка. Зато на них стоял оживленный пти­чий гомон. По берегу росли почти одни лиственницы, очень корявые и низенькие. Человек, даже среднего ро­ста, став рядом и подняв руку, легко достанет до самой верхушки.

Геннадий стоял ночную вахту. Теперь она ничем не отличалась от дневной: светило солнце, над рекой лета­ли птицы, на воде, возле прибрежных кустов, крякали утки, уводя с дороги каравана в укромные места ма­леньких, как желтые комочки пуха, утят.