Признаемся честно, при подготовке к нашему расследованию мы упустили этот любопытный факт – одно из существенных отличий человека от человекообразных приматов. В отличие от своих животных родственников во всех популяциях человека наблюдается два разных типа настройки биологических часов – деление на «сов» и «жаворонков». Может быть, именно здесь кроется ответ на загадку стиха про солнце и луну, а заодно и выход из тупика?
Укрывшиеся в лабиринтах прибрежной растительности русалки не могут выйти на сушу под угрозой смерти. Однако, жестокий «комендантский час» действует только днем, потому что с наступлением сумерек и до полного рассвета сухопутная «комендатура» прячется в густых зарослях и спит, вздрагивая от каждого шороха. Это и есть новый шанс для русалок, которые поначалу осваивают сумеречные часы. Причем естественным сигналом о том, что настало благоприятное время для рейда на сушу, является Венера – вечерняя и утренняя звезда. На досуге можно будет задаться вопросом, насколько случайно именно это небесное светило получило женское имя богини, вышедшей на сушу из морской пены. Впрочем, и символика Луны накрепко связана с богиней-девственницей.
На смену территориальной экспансии, освоению новых пространств, приходит расширение степеней свободы во времени, приобретение навыков адаптации к ночному времени суток. Русалки вынужденно тренируют пространственную память и интуицию, чтобы при свете зари быстро обнаружить запасы пищи, а потом в сгущающейся темноте почти наощупь, лишь при свете луны собирать запретные плоды и ягоды. В условиях жесткого «комендантского часа» нужно всего несколько поколений, чтобы закрепить новые стереотипы ночного образа жизни «русалок». Плюс еще столько же времени, чтобы мужские потомки этих русалок, живущие в основной стае, начали присоединяться к сумеречным пиршествам и оргиям. Так что относительно быстро на одной общей территории начали сосуществовать два сообщества, в режиме разделения времени. Когда светит солнце, на берегу действует одна система управления во главе с вожаком-первосвященником, служащим Артефакту. Когда светит луна, на этом же берегу верховенствует иной закон во главе с верховной жрицей того же Бога.
При этом светила вечернего и ночного неба становятся фактором выживания для русалок, а потому отражены в архетипах коллективного опыта. Получается, что появление на небе того или иного светила влечет изменение законов, «правил игры» на суше. Венера и Луна благоволят к русалкам, к общению и к проявлениям любви между членами враждующих семей, мохнатыми «монтекки и капулетти». Восход Солнца означает не только палящий зной, но и не менее жгучую ярость Артефакта по отношению к «ведьмам».
Как бы не старались наши первобытные сирены, русалки, весталки изобретать новые и новые способы эмансипации, все добытые ими новые знания и навыки вскоре становятся достоянием всей стаи. Действует тот же механизм наследования всей стаей добытого «девами» нового знания, как и в предыдущие Дни. Потомки «жриц утренней звезды», зачисленные в основную стаю, в «нижние чины», участвуя в сумеречных и ночных оргиях, получают дополнительный шанс не только выжить и оставить потомство, но и пробиться наверх, выйти в вожаки основной стаи. Но как только это происходит, новый вожак перестает быть условно лояльным к маргинальной русалочьей альтернативе. Основная стая расширяет «комендантский час» сначала на сумерки под вечерней или утренней звездой, затем на лунные ночи, и так далее. Механизм экспансии во времени работает для всей стаи так же, как и механизм адаптации к новым пространствам.
Самый главный принцип любой такой адаптации – ее постепенность, шаг за шагом. Сначала русалки осваивают сумеречное время под управлением утренней и вечерней звезды. Затем, когда основная стая выставляет «сумеречные дозоры», способные мобилизовать всю стаю на отпор врагу, наши русалки из «жриц утренней звезды» становятся «жрицами полной луны». Тем более что навыки ориентирования и выживания в сумерках уже выработаны. После чего происходит следующий цикл адаптации всей стаи, теперь и к активной жизни «под Луной». Так что русалкам остаются только самые темные, безлунные ночи, когда уже найти пищу почти невозможно. Но за прошедшие под знаками Венеры и Луны многие поколения, русалки должны были уже в достаточной степени адаптироваться и к водной среде, к добыванию и использованию в пищу водных растений, моллюсков. И, разумеется, должны были сильно улучшить спортивные результаты в плавании, поскольку от увеличения скорости и дальности плавания зависит выживание. Ведь среди преследователей, послушных дневному светилу, полно потомков русалок, способных догнать своих сестер.
Так что утро Дня Четвертого, прошедшее под знаками утренней звезды и полной луны, оказывается только прелюдией, подготовкой к основным событиям, связанным с адаптацией русалок и к самым темным ночам, и к дальним водным заплывам. Чтобы взять реванш в вечном противоборстве с основной стаей, русалкам вновь, как и «юным девам» Дня Третьего, нужно придумывать грозное оружие, уравновешивающее мужскую силу и организованность пралюдей Веры.
Не будем забывать, что наши уже не мохнатые, но все еще волосатые русалки остаются животными, действующими согласно инстинктам, пусть даже сложным и невротически видоизмененным. Изобрести новое оружие праматери могут только тем же путем, что и каменные топоры – за счет усиления маниакально-депрессивного «трудового» инстинкта обработки деревянных артефактов и каменных орудий. При этом еще утром Дня Третьего «юные девы» должны были обнаружить некоторые чудесные явления, такие как сильное нагревание от трения и даже обугливание деревянных артефактов, а также искры при обработке кремневых рубил. То есть в опыте «коллективного бессознательного» эти явления прочно связаны с символикой Артефакта и обоюдоострого топорика.
Достаточно общеизвестным фактом психологии и психиатрии является связь между изоляцией от общества, особенно в раннем возрасте, и усилением монотонной, циклической, инстинктивной деятельности – как правило, мастурбации, но не только. Обработка деревянных и каменных орудий в лишенном социального общения сообществе русалок также должна была приобретать все более маниакальный характер по мере усиления изоляции и очередного крушения надежд.
Другой формой невротической реакции является перенаправление глубокой ненависти к объекту вожделения на самого, то есть – на саму себя. Стремление испытать ту самую боль, которую желаешь причинить объекту неразделенной любви-ревности. Проявление такого садомазохистского комплекса в острой форме могло способствовать снятию животного страха перед огнем. Процесс обработки священного орудия вполне мог быть доведен до крайности воспламенения, которое вызывает у несчастной русалки невротическое наслаждение.