Читать интересную книгу Александр I - Джанет Хартли

Тем не менее действия Александра в годы после Венского конгресса заставляют думать, что он хотел играть более позитивную роль в европейских делах, чем это заявление предполагает. Далекий от проявлений хотя бы небольшого интереса к иностранной политике, он был поглощен тем, чтобы испытать свою новую власть и убедиться, что его взгляды на мир в Европе и на методы и институты, которые он полагал наиболее соответствующими для его достижения, стали бы широко известны и получили общее одобрение. Александр не был чистым альтруистом или идеалистом; на самом деле его внешняя политика показывала, что он ясно понимает, в чем состоят интересы России. Проницательная оценка тщеславия Александра, но также и его твердости в принуждении остальных держав признать значение России, была сделана австрийским послом в России в записке, переданной Меттерниху в 1818 году: «Его [Александра] цель — чтобы мир в Европе был бы делом его рук, и чтобы Европа осознавала бы, что поддержание этого мира зависит от него»[168].

Хотя Александр осознавал свою новую силу, ему все же болезненно дали понять на конгрессе в Вене, что сочетание Британии, Австрии и бывшего его врага Франции изолировало Россию; это вынудило его пойти на уступки в польском вопросе. Он понимал, что Британия будет хитрить в преследовании своих интересов на море, обходя интересы континентальных европейских держав, связанных территориально условиями Венского договора. Он также понимал, что англо-австрийская дружба может быть снова использована в Четверном союзе, чтобы помешать российским интересам. В годы между Венским конгрессом и конгрессом в Экс-ля-Шапели Александр преследовал несколько политических целей, чтобы справиться с ситуацией. Некоторые историки полагают, что Священный союз был сознательной попыткой Александра создать альтернативу Четверному союзу, чтобы ограничить мощь Британии. Тем не менее этому нет прямых подтверждений. Он надеялся, что Соединенные Штаты будут придерживаться союза, но когда этого не случилось, трудно сказать, как это отразилось на балансе сил в Атлантике. На деле Священный союз в форме союза почти всех европейских государств, больших и маленьких, никогда не рассматривался Александром как противовес Четверному союзу. В основном он предполагал, как и остальные правители и министры больших государств в то время, что принятие решений должно быть сферой деятельности лишь ведущих европейских держав.

Более значительными были предложения, сделанные Александром Франции после 1815 года. Восстановление положения Франции в качестве великой державы согласовывалось с его желанием казаться главным гарантом сохранения европейского мира и гармонии. Это могло бы продемонстрировать его великодушие к бывшему врагу, его христианское всепрощение («месть — чувство, мне не знакомое», как объявил он Чарторыскому) и его персональную роль в установлении стабильности в Европе. Он часто выражал личное расположение к Франции и ее народу (всегда давал понять, что его враг — Наполеон, а не французский народ) и свое желание установить добрые отношения между двумя странами. Было также немаловажным, что восстановленная и реабилитированная Франция могла бы служить противовесом неформальному союзу Британии и Австрии против России. Александр настаивал на уменьшении репарационных выплат Франции и на прекращении ее военной оккупации. Его комментарий французскому послу де Ноай в 1816 году был прагматичен настолько же, насколько апеллирующим к тщеславию французского короля, который, без сомнения, не меньше русского царя стремился к восстановлению французского влияния в Европе:

Союз моей и Вашей стран может быть только полезным обеим сторонам. Мы не можем сталкиваться друг с другом, не можем предъявлять друг другу какие-либо претензии: пожав друг другу руки, мы обеспечим мир в Европе.

Александр продемонстрировал также, как идеализм может смешиваться с реалистичными заботами об интересах России, своими предложениями Британии в 1816 году об «одновременном сокращении вооруженных сил всех видов, которое державы должны предпринять для сохранения безопасности и независимости своих народов». Он выразил надежду, что Россия и Британия будут «способны осуществить вместе и способами, более всего соответствующими настоящей ситуации и отношениям между различными державами, сокращение вооруженных сил всех видов, поддержание коих в боевой готовности ослабляет доверие к существующим соглашениям и ложится тяжким бременем на каждый народ». По завершении кампании против Наполеона в Европе оставалось мало сомнений в силе российской армии. Предложения Александра о некотором уменьшении войск временами рассматривались как циничная уловка, позволяющая ему представиться борцом за мир, а на деле уменьшить силу своих потенциальных врагов, скрывая при этом собственные огромные силы, держа их в резерве в его так называемых военных поселениях. Такая интерпретация оставляет без внимания разорительные финансовые последствия для России нашествия 1812 года и отчаянную необходимость сокращения огромных расходов на армию. В 1816 году царь жаловался австрийскому послу, что его войска должны быть так широко разбросаны по всей империи, что он может послать в бой меньше людей, чем Пруссия. В сентябре 1816 года рекрутский набор был отложен на год. На деле все эти предложения были сходны с предложениями 1804 года: демонстрируя миролюбие царя, они предполагали, как обычно, что великие державы (и в частности Британия и Россия) будут инструментами проведения этой политики. Не удивительно, что ни Британия, ни Австрия не испытывали энтузиазма по поводу российских предложений об ослаблении их собственных морских и военных сил, и Александр так и не получил положительного ответа на свои предложения.

В Вене Александр выразил одобрение «умеренным и мудрым» конституциям, которые, как он полагал, обеспечат стабильность Европы, и поддерживал введение таких конституций во Франции, германских государствах и Польше. В марте 1818 года он открыл первую сессию Польского Сейма в Варшаве. Александр не предвидел конфликта со своими новыми польскими подданными на этой встрече. Более того, он намекал, что конституционное устройство, подобное введенному в Польше, также, возможно, станет доступно российским подданным. Он, очевидно, не ожидал, что это приведет к политическому вызову его власти. Когда Сейм отважился выразить недовольство незаконными действиями королевской администрации, его холодный ответ на эту дерзость депутатов был следующим:

Согласно статье 154 Конституции, Сейм не имеет права обвинять правительство или указывать на его ошибки; он обязан выражать свои взгляды только по тем вопросам, по которым правительство его запрашивает[169].

На конгрессе в Экс-ля-Шапели в 1818 году сразу после своей варшавской речи он все еще, видимо, верил, что умеренные конституционные реформы полезны для мира и стабильности. Он использовал конгресс, чтобы отстоять свои общие взгляды на организацию Европы и, в частности, воплотить в жизнь планы восстановления Франции как великой державы. Он предлагал заменить Четверной союз новым союзом пяти держав, который включал бы Францию. Внося это предложение, Александр действительно отказался от любых эгоистических интересов. Напротив, это предлагалось как шаг, который принес бы пользу всей Европе. Как сообщал Каподистрия, Александр с привычной скромностью предлагал эту политику «не для себя, не для России, но в интересах всей вселенной»[170]. Предложение было выдвинуто в поддержку принципа законности, согласно которому Франция, с ее восстановленным монархическим режимом (Александр ссылался на французскую монархию, как на «законную и конституционную»), могла бы способствовать монархической солидарности великих держав и, таким образом, стабильности Европы, — нечто, чему Австрия, в частности, с трудом могла бы противостоять. Несомненно, Александр также сознавал, что Франция сможет обеспечить полезный противовес альянсу Британии и Австрии в настоящем союзе четырех держав. Он далее утверждал, что вывод союзных войск из Франции поможет обеспечить мир. Кроме того, царь безуспешно пытался заставить Испанию присоединиться к Союзу, что еще больше ослабило бы союз четырех держав.

Более того, Александр пытался изменить саму природу Четверного союза таким образом, чтобы она более согласовывалась с принципами, которые он выразил в Священном союзе. Он хотел сделать обязательства союзников и формальные установления структурой, гарантирующей европейский порядок. Он полагал, например, что державы должны достигнуть соглашения о правовом обеспечении исполнения своих договорных обязательств и о военных мерах, которые союзники могут предпринимать, а также о порядке созыва конгрессов и участия в них других государств. Он ясно выразил свои взгляды об обязанностях союзников: