Читать интересную книгу Александр I - Джанет Хартли

Гарантировать права человека без кровопролития, устанавливать правила для долгосрочных отношений… чтобы парализовать влияние революционеров во всей Греции, обеспечивать мир во всем мире — вот в чем заключается работа союза[192].

К несчастью, Британия не смогла оценить пользу для человечества и славу, которую приобрели бы союзники, если бы план Александра был принят (Каннинг прокомментировал: «Когда план состоит из множества сложных частей, он является глупым и не приносит никакой пользы»)[193], а вместо этого боялась, что он увеличит влияние России в Греции. Каннинг, следовательно, не одобрял план, в чем нашел поддержку Австрии.

Следующая конференция держав в Санкт-Петербурге в июне 1824 года состояла всего из двух встреч, так как ни греки, ни турки не были подготовлены к принятию предложения об автономии княжеств; греки потому, что это давало им слишком мало, а турки потому, что это давало им слишком много. Отношение Британии и Австрии к идее коллективной стратегии заставило Александра признать ее недостатки, хотя он все же придерживался своих принципов. Он писал ля Феррону: «… Я снова доказал, что не желаю действовать кроме как в согласии с моими союзниками… Без них я не взялся бы за оружие или, по крайней мере, не стал бы действовать без их согласия»[194]. Разрыв отношений с Англией был неизбежен, и Каннинг отозвал английского посла, сэра Чарльза Бэгота, из Санкт-Петербурга. Александр дал понять, что раздражен этим. Каннинг писал 17 января 1825 года:

Император России в ярости…. На сегодняшний день он довольствуется тем, что приказывает графу Ливену послать мне депешу, смысл которой состоит в следующем: царь будет проклят, если когда-либо вновь заговорит с нами о Греции[195].

Вторая санкт-петербургская конференция в 1825 году проходила без участия Британии. В ходе конференции не удалось достигнуть консенсуса ни в одном из рассматриваемых вопросов. Франция и Австрия выступили против любого типа вмешательства, будь оно коллективным или односторонним. Меттерних пытался создать такую ситуацию, выйти из которой можно было только признав независимость Греции. Александр добился относительного успеха, создав в апреле протокол, который установил то коллективное вмешательство, которое последует, если Оттоманская империя откажется пойти на уступки. Но нежелание Меттерниха согласиться на любое военное вмешательство сделало этот проект бессмысленным. К концу конференции Александр начал отказываться от своих принципов коллективного действия, которые он поддерживал еще с восстания Ипсиланти, разочаровавшись в действиях союзников и, в частности, Меттерниха.

Каннинг надеялся использовать безвыходное положение Греции, чтобы перегруппировать великие державы и, в частности, заставить Александра порвать с Австрией. Он пользовался услугами графини Доротеи Ливен (жены российского посла в Лондоне, в 1818 году ставшей любовницей Меттерниха), которая ездила в Санкт-Петербург и стала неофициальным посредником между ним и Нессельроде (Нессельроде полностью отвечал за иностранные дела после отставки Каподистрии летом 1822 года). Накануне отъезда Доротеи из Санкт-Петербурга в Англию, в конце августа, Нессельроде сообщил ей о разговоре с Александром, который состоялся прошлым вечером. Царь высказал свое мнение:

Турецкая держава разрушается; сколько бы агония ни длилась, она завершится смертью. Я все еще здесь, вооруженный властью и принципами умеренности и бескорыстности. Как это может не радовать меня, принимая во внимание мое отвращение к любому завоеванию ради решения вопроса, который постоянно волнует Европу?.. Мои люди жаждут войны, мои армии полны желания вступить в бой, возможно, я не смогу больше сдерживать их. Мои союзники отказались от меня. Сравните мою политику с их политикой. Все имеют свои интересы в Греции. Я один остался чистым. Я отбросил все сомнения так далеко, что даже не имею в Греции ни одного агента, и я еще должен довольствоваться теми объедками, которые падают со стола моих союзников. Пусть Англия задумается над этим. Если они обменяются с нами рукопожатием, мы сможем управлять событиями на Востоке и установить там порядок, соответствующий интересам Европы, законам религии и гуманности. Это должно лечь в основу для наставления мадам Ливен[196].

Александр энергично, даже довольно раздраженно, защищал собственную невиновность и резко обвинял своих союзников в предательстве, но он также все еще говорил о возможности совместных действий великих держав для блага Европы. Коллективное действие доказало свою несостоятельность, и теперь он, как и в 1804 году, обратился к Англии как к державе, наиболее подходящей России для поддержания благосостояния Европы.

Однако на этой стадии Александр, казалось, был готов к вооруженному выступлению против турок следующей весной, если бы они отказались уйти из Княжеств. Во время его последней поездки на юг, в Крым в сентябре 1825 года, русские войска начали стягиваться к границам Молдавии и Валахии. Только смерть Александра в Таганроге в декабре остановила дальнейшие действия.

Александр и русская торговля

То, как Александр понимал интересы России и ее силы после 1815 года, можно было наблюдать по его торговым отношениям с другими европейскими странами, в частности с Англией. Александр никогда не показывал большого интереса к экономическим вопросам, но, тем не менее, после 1807 года он узнал о непопулярности Континентальной системы, к которой был вынужден присоединиться в Тильзите. Система предназначалась для того, чтобы разрушить британскую торговлю, и после поражения Наполеона в России английские купцы, конечно, надеялись, что их торговые привилегии будут полностью восстановлены. Но хотя торговые отношения между двумя странами были формально восстановлены в 1811 году, Александр не сделал ничего, чтобы снять пошлины с британских товаров или отменить бойкот, объявленный британским купцам в 1807 году, чтобы заставить их присоединиться к российским гильдиям и платить такие же налоги, какие платили российские торговцы. В 1816 году Александр ввел новый тарифный закон, которым удалил часть запретов на ввоз импортных товаров и понизил пошлины на некоторые из них, но свободная торговля так и не была полностью восстановлена. В том же году были приняты меры для ограничения контрабанды товаров через Финляндию. Сдвиг в политике Александра произошел в результате давления других держав на конгрессе в Вене (в частности, Пруссии), а вовсе не из-за какой-либо философской идеи, хотя свободные торговцы в России рассматривали уменьшение тарифов как победу принципов Адама Смита. В следующем году умеренный тариф действовал на товары из Азии, где Россия, конечно, была вне конкуренции.

Объявление Одессы свободным портом в 1818 и снижение тарифов в 1819 году привели к большому увеличению импорта товаров в общем от 155 454 992 рублей в 1819 до 227 349 564 в 1820 году. Поднимая тарифы указами 1822 и 1824 годов, Александр нашел прагматический подход к этой проблеме. За созданием нового тарифа в 1822 году последовало предупреждение, что налог на алкоголь (регулируемый новым законом с 1817 года) не даст так много дохода, как того ожидалось. Тарифная политика Александра показала, что царь понимал потребности российской промышленности; британская хлопчатобумажная ткань были обложена значительным налогом, чтобы защитить внутреннюю текстильную промышленность, в то время как хлопок-сырец и ненабивной ситец не облагались пошлинами, чтобы они могли быть использованы русскими фабриками. Он также дал понять своим отказом ответить на жалобы британских торговцев, что больше не желает играть зависимую роль в торговых отношениях с Англией. Он полагал, что Россия должна быть признана великими державами равной в экономических вопросах так же, как была признана ее важность в дипломатических отношениях.

Торговые российско-американские связи на западном побережье Северной Америки никогда не представляли для Александра главного интереса, а поддерживались лишь ради сохранения дружбы с правительством Соединенных Штатов. В 1818–1819 годах Александр отказался поддержать предложение Российско-Американской компании относительно Гавайских островов. В 1821 году в ответ на давление компании Александр заявил, что территория Аляски севернее 51-й параллели «исключительно» русская, и иностранцам было запрещено вести там торговлю. Он также потребовал права использования вод в радиусе сотни миль от побережья исключительно Россией, а также права конфисковать грузы иностранных судов. Однако несогласие правительства Соединенных Штатов сделало невозможным выполнение этого требования. В 1824 году соглашение было достигнуто, открыв богатства России для американских торговцев и рыбаков на десятилетний период. Александр однозначно дал понять, что не приветствует инициативу Компании, которая может повредить отношениям с Соединенными Штатами. В 1825 году Компания предложила основать другое поселение на Медной реке. Александр тогда призвал руководителей Компании «к самому строгому ответу за неуместность предложения и указал, что они должны неизменно следовать решениям и планам правительства»[197]. Торговцы получили выговор за свою дерзость. Депрессия овладела Александром ко времени встречи держав в Вероне в 1822 году. К этому моменту его уверенность в стабильности Европы после поражения Наполеона была разрушена восстаниями в Европе и беспорядками дома. Стало ясно, что угроза революции не была отдалена победой союзников. Различия между союзниками и несовместимость их интересов были продемонстрированы восстаниями на Апеннинском и Пиренейском полуостровах и на Балканах. Однако Александр не мог найти коллективное решение греческого вопроса почти до самого конца своего царствования. Существовали прагматические причины его позиции, однако его деятельность была оправдана не только военными или финансовыми интересами. Он искренне верил не только в права, но и в обязанности великих держав коллективно определять судьбу меньших государств для блага всей Европы.